Москва я не люблю

Москва, я не люблю тебя — книга Сергея Минаева, вышедшая в 2012 году. Ее главный герой - город Москва, насколько опьяняющий близостью исполнения мечты, настолько калечащий души живущих в нем людей.

Цитаты

Но все эти дома, коровы, бабы и новые жизни в голове Игорька совсем не укладывались. Они ломали привычную схему, напоминали о мире, где его больше нет и куда он больше никогда не вернется. И куда, по определению, не могли вернуться ни Борян, ни Толя, ни даже Абрек с его удивительным талантом воровать в магазинах. Своими словами Михалыч взял и вот так вот, запросто, украл у Игорька целый мир. С крышами, подъездами, теплыми вагонами в депо, ментами, случайными подругами, станциями метро, рынками, ночными палатками и таксистами. Он, падла, поставил под сомнение ценность всего этого. Предпочел миру Игорька какой-то другой мир, о котором все и думать забыли. Мир, который ничего, кроме злобных воспоминаний, теперь не вызывал. И на тебе - корову он, сука, купит.

Философия московская очень простая: работать по-капиталистически, распределять по-социалистически, в условиях полной демократии.

Подписывая документы на снос дома, строительство торгового центра на месте футбольного поля или реконструкцию "до уровня фундамента" исторического памятника, Друян не просто пополнял свой банковский счет. Он чувствовал священный трепет предводителя армии, взявшей приступом вражеский город. Вождем, сносящим до основания все то мерзкое, старое, раздражающее, вызывающее когда-то чувства зависти и унижения. Город, который так и не стал для него своим. Москву, которая была бы хорошим городом, убери из нее Создатель москвичей.

"Самый мааасквич"... наверное, сегодня эта фраза звучит как насмешка или оскорбление. Сколько лет этой лимитчице? Двадцать три? Двадцать четыре? Впрочем, это не имеет значение. Когда мне было двадцать четыре года, слово "москвич" приезжими девушками иначе, чем с подобострастием не произносилось. Это было во времена, когда московская прописка была линией социального фронта и ценилась выше, чем дорогие часы или джип, или на чем теперь крутые ездят?

Все это время мы внушали себе, что жизнь продолжает строиться по формуле: люди существуют в тот момент, когда мы с ними разговариваем, и до тех пор, пока мы с ними разговариваем.

Так я и живу - счастливо женатый в силу привычки, патриот из духа противоречия, высокодуховный тридцатипятилетний подросток, из последних сил верящий в свой потенциал. Хотя последний измеряется лишь квартирой на Остоженке (потенциально около миллиона долларов) и гениальным киносценарием о том, как в Сколково лучшие умы собирали нано-Ладу, а случайно получили Ноев Ковчег (потенциально - миллионы долларов сборов, затраты инвестора - всего один миллион).

Второй год здесь, Васино время делилось не на часы, а на отрезки - "с утра", "после обеда", "до вечера". Хотя обеда, как правило, не было никакого - в смысле пожрать, а "до вечера" могло растянуться сколь угодно долго. Еще в его жизни присутствовали выходные, залитые водкой, пахнущие дешевыми духами случайных любовниц, ментовскими "обезьянниками" и вагонами метро. Раз в месяц выходные пахли стерильным, обезжиренным офисом "Вестерн Юнион", через который Вася переводил заработанные копейки в Донецк жене Кате (судя по разговорам с оставшимися в городе друзьями, имевшей любовника) и восьмилетнему сыну Антошке.

Главным образом Вася ненавидел Москву за то, что она его обнулила. Деклассировала, лишила отличительных свойств, засунув в тысячные шеренги "понаехавших", между Фархадом и Гумилем. Даже менты на улице, вместо обычного "мужчина", обращались к нему теперь только так:
- Регистрация?
Москва ежедневно унижала его, словно напоминая, что он, в прошлом нормальный донецкий парень Вася Бенукович, теперь - всего лишь один из этих, как их, которые на стройках-то? Гастарбайтеров...

"Какой-то щенок проблему создал уапще на ровном месте"... Эх, Саслан, Саслан. Если бы ты в юности изучал философию, то знал бы, что проблемы не создают. Они сами возникают, и только "уапще" на ровном месте.

Ты не думаешь, ты стреляешь. Как викинги. Они тоже, помнится, встретив на острове незнакомца, сразу бросались рубить его на части. Потому что незнакомец мог оказаться либо захватчиком, либо злым божеством. Разрубил его - значит, отстоял свою землю, а если он тебя опалил огнем изо рта, значит, попадешь в Валгаллу. С любой стороны хорошее дело. Win-win.

Потом ЭТА. Неуклюжая в своей вечной отстраненности, будто обдолбанная эфиром, восторженно-наивная идиотка, уничтожившая мой диван. Человек, который случайно может взорвать у тебя дома атомную бомбу, приняв ее за зажигалку, а потом замереть между искореженными плитами, торчащей арматурой и пропищать что-то вроде: "Ой, я, кажется, подолом платья зацепилась за что-то острое!".

Чертов город, - ты ухитрился даже из чеченских бойцов сделать просто "инуэсторов".

Представляете, сколько проблем удалось бы избежать, знай мы точно финансовую историю тех, с кем собираемся иметь дело? Сколько понтов бы ушло и сколько безмерных иллюзий развеялось? Сдается мне, фундамент, на котором стоит город, это не сваи и не бетон. Это понты. Убери их - все рухнет.

Нет, сначала она искренне пыталась влюбиться в КаВэ, потом так же искренне - в Артема. Но в обоих мужчинах не хватало событийности. Вот если бы Артем завел себе любовницу, можно было бы рыдать ночами, кусая пальцы, периодически вскакивая с кровати и придирчиво оглядывать себя в зеркало, не понимая, что он в ней нашел. Брось КаВэ жену, Даша хотя бы могла вечерами гладить его по голове и проклинать себя за то, что разбила чужую семью. Но ничего подобного не происходило.

Кто-то мечтал свалить, чтобы построить дом, кто-то - семью, кто-то - карьеру. У каждого находилась куча проблем и оснований, чтобы закончить жить здесь.

Она говорит это тоном, который можно услышать в программе "Пусть говорят" или "Семейный вопрос", или как там еще называются все эти пошлейшие программы федеральных каналов. Голосом домохозяйки, которая отчитывает мужа, пришедшего пьяным, например, в четверг. И дело даже не в бытовом алкоголизме супруга, а в том, что он напился в четверг, хотя официально ему разрешено бухать только по пятницам. И вот эта ситуация представляется как тотальный крэш всего. Семейного уклада, будущего детей, которых, замечу, нет, поднимаются вопросы доверия и всей подобной ерунды, которую обычно несут русские женщины русским мужчинам. Бесцельно. Потому что так положено.

(Исчезну)Из города, который мы сами сдали всем этим гастарбайтерам, бандитам, провинциальным олигархам, свезенным сюда со всей страны вороватыми чиновникам в плохо пошитых костюмах и бесчисленным гостям столицы, которые, как теперь выясняется, совсем даже хозяева.

И город капитулировал. Сдался на милость победителей, а мы все это время сидели и смотрели. Как вырастают одни за другим уродливые торговые центры и небоскребы, как люди на улицах все меньше напоминают людей, как мэр-пчеловод выкуривает твоих вчерашних соседей, а тех, кто не выкурился, доедают смог, жара, пробки и новое местное население. Мы смотрели и неодобрительно цокали языками, сетуя на жадность Аэрофлота, повышающего цены на европейские направления. Все это время мы словно очень хотели в отпуск. А те, кто приехал сюда вместо нас, видимо, хотели работать.

Я забуду тебя, Москва, как забывают женщин, которых отчаянно любили, но с которыми не были счастливы. Иммиграция, иммиграция.

Я думаю о всей уебищности нашей интеллигентской философии умиления народными массами. Опыт семнадцатого года, когда воспетый Тургеневым крестьянин из "Бежина луша" пожег и разворовал все вокруг, никого ничему не научил. Так и мы еще вчера, со всем нашим интеллектуальным багажом и хорошими семьями в бэкграунде, под водку слушали "Пластмассовый мир победил" и рассуждали о том, как простые люди из далеких городов России, в которых мы никогда не были, левым фронтом снесут к еб*ням всех этих портфельных инвесторов, депутатов, чиновников, ментов и гэбню вместе с их расфуфыренными шлюхами, а мы будем выезжать на пепелища Жуковки с "зеркалками" или "лейками", чтобы делать красивые полупостановочные фото для фейсбука.
И вот меня с простыми людьми разделяет тоненькая доска. Только, в отличие от тех ребят из наших разговоров, эти не слушали Летова. И даже если я скажу им про свое сочувствие их классовой борьбе и желание влиться в их "левый фронт", это не помешает им отмудохать меня по полной программе. Потому что их "левый фронт" - это засадить "Ольке" и "нагрузить кого-нить".

Каждое литературное произведение или кино, описывающее последние минуты жизни героя, обязательно позволит себе цыганочку с выходом - "в этот момент вся его жизнь, с самого рождения, пронеслась перед глазами". Не верьте этому бреду, я вам точно говорю. Зная, что неминуемо склеишь ласты, ни о чем таком не думаешь. Думаешь о том, что скоро ты уже не увидишь московские дома, серые дыры подъездов, прохожих, пробки и мутную поду Москву-реки. Люди будут рожать детей, жениться, ругаться и делать карьеру. Кто-то купит себе японский автомобиль в кредит, кто-то напишет песню. На экраны выйдут сотни новых фильмов, в интернете появится несколько социальных сетей, изобретут видеотелефон и лекарство от СПИДа, сменятся президенты, а государства, возможно, двинутся границами. Но все это будет уже без тебя!

Люди жили и умирали для того, чтобы завтра стать новостями в твиттере. В городе, который они любили, и который их тоже нет.

Уедет он! Он думал, он герой! И не таких ломало. Никого отсюда не отпускает. Никого.