Любимец (Кир Булычёв)

«Любимец» — фантастический роман Кира Булычёва с элементами иронии и сатиры. Написан в 1990 году, полностью издан в 1993.

Цитаты

Приказал негромко, но в мою голову эти слова влетели, будто вкрученные отвёрткой. — глава 2

Пролог

В том месте берег полого и торжественно снисходит к реке от вершины холма,..

… дом отдыха-профилакторий угличск[ого] завода «Красный воин». Сергей Семёнов работал там физкультурником, а Клара отдыхала и была рада, что на неё обратил внимание столь значительный в масштабе дома отдыха человек.

… по окружности диска открылось множество небольших отверстий, словно маленькие иллюминаторы. Это было очень красиво, и Клара успела сказать: — Смотри! Из этих отверстий под сильным напором, распространяясь по всему берегу выше к дому отдыха, в сторону реки и даже к тому берегу, к деревне, где замолчали забрехавшие было собаки, и к дебаркадеру, и к Сергею с Кларой, хлынула волна раскаленного до трёх тысяч градусов дезинфицирующего газа, который должен был обеспечить полную стерильность и безопасность места высадки, а также нейтрализовать и уничтожить всю возможную враждебную и агрессивную среду, потому что из опыта высадок спонсоров на других мирах они вынесли убеждение: прежде чем разговаривать и исследовать, надо стерилизовать. Что и было сделано. Сергей и Клара успели увидеть, как к ним несётся ослепительно белая волна газа, но даже не успели побежать или закрыть лица… Их испепелило. Вспыхнул и в несколько минут исчез деревянный дебаркадер, заполыхали дома в Белом Городище, усадьба Половецких и церковь — и даже деревья, старые липы, зеленые и могучие, занялись факелами. Пылали избы на том берегу Волги… Посадка была произведена в соответствии с правилами и закончилась удачно.

Глава 1

— Сегодня юбилей! — произнес вдруг сидевший рядом со мной средних лет мужчина в какой-то глупой попонке. — Столетие! Столетие первого счастливого контакта! — Выпить бы, — произнёс какой-то жалкий замарашка. Порой в комнату для отдыха домашних любимцев проникают с улицы бродячие люди. Затерявшись среди нас, они могут рассчитывать на стакан лимонада или на горсть орешков. — Выпить бы, я сказал! По случаю счастливого юбилея!

— Мы были совершенно правы: если тебе не сделать операцию, то ты и. дальше будешь попадать в неприятные истории. И не надо отворачиваться и плакать, не надо слёзок, мой дорогой. Это так быстро и под наркозом. Ты проснёшься счастливым, а я тебе испеку пирожок. Ты давно просил у меня пирожок с капустой. Я молчал, борясь со слезами. Она ведь была, в сущности, доброй спонсоршей. У других людей хозяева бывают куда более жестокие и грубые. Иной бы даже и говорить ничего не стал — отвезли куда надо, сделали что надо — и ходи счастливый!

— У него наверняка очередь месяца на два — сколько приходится проводить операций! — Это точно, я всё-таки сторонник гуманной точки зрения, — бурчал мой спонсор, — лишних надо топить. Топить и топить. И тогда не будет проблем с ветеринарами. — Ты хотел бы, чтобы Тимошу утопили? Хозяин понял, что хватил через край, и отступил: — Тимоша исключение, — сказал он. — Он как бы часть дома, он мне близок, как этот стул… Сравнение было сомнительное. По крайней мере для меня оно прозвучало угрожающе. Старые стулья бросают в огонь.

Глава 3

Ведь сколько раз они повторяли и показывали по телеку — одеваться людям нельзя! И дело здесь не столько в нашем низком духовном и умственном развитии, сколько в гигиене. В одежде людей скрывалась масса паразитов и заразных грибков. До прилета спонсоров почти все люди были больны и вымирали — в частности, из-за того, что носили одежду. Как только спонсоры приказали людям раздеться и выкинуть одежду, все эти болезни как рукой сняло.

Окошки были забраны решетками и тянулись под самым потолком — видно, раньше в этом подвале что-то хранили, вряд ли его могли с самого начала замыслить как жилище. Хотя, впрочем, этому зданию куда больше ста лет — оно ещё доспонсорское, а тогда люди жили плохо, грязно, безыдейно.

Вокруг стоял негромкий гул голосов и шум, производимый людьми, которые обустраивали свои нищенский быт. Я подумал, хорошо бы сейчас рассказать этой Ирке, как может жить цивилизованный человек, рассказать ей о моей чистой и мягкой подстилке, о ковре, на котором я лежал и смотрел телевизор, о том, что у меня было по крайней мере три различные миски, и хозяйка их сама мыла, потому что не доверяла моей аккуратности.

… любой любимец имеет право убить бродягу или преступника, и ничего ему за это не будет, потому что он проявляет верность спонсору.

Она завязала мне фартук на спине — запах смерти и мучений был теперь близок, я как бы закутался в смерть.

Основное качество домашнего животного, подумал я сквозь сон, — это естественность одиночества, ненужность других…

— Москва — это тоже свалка? — Москва — это такая свалка, что никто её конца не видел — охренеешь, какая свалка!

Между двух бетонных столбов было натянуто вылинявшее алое полотно с большими белыми буквами: «Порадуем спонсоров достижениями в труде и отдыхе!» — пародия на подобные советские лозунги

Глава 4

— Какую мы ему фамилию дадим? — спросил он. — Чапаев! — крикнул кто-то издали. — У нас Чапаева убили. — Нет, Чапаева заслужить надо, это знаменитый богатырь…

... то, о чём он говорил, мне было непонятно, но непонятность была многослойной и тревожной, словно луковица: ты снимаешь слой, а там другой, похожий, но другой.

— А почему ты сбежал? — Надоело, — соврал я. — Надоело быть любимцем. Хочу, чтобы меня не любили.

… подчинение — обязательное свойство человеческой натуры. Все люди ищут себе спонсора, и если нет настоящего, то находят ему заменитель. Я тогда ещё не бывал в других странах и на других континентах, но что касается России, то она, оказалось, всегда была послушной — то начальнику, то революционеру, который этого начальника убил, то следующему начальнику. — вариант распространённой мысли

— Кому это нужно? Судьба и без этого разберётся. — Ей помогать надо. — вариант трюизма

Мы приближались к городу Москве! Город возникал постепенно, по мере того, как мы в него углублялись. Некогда он был метрополией, то есть центром всех пороков и безобразий Российской державы. Именно отсюда исходили страшные приказы об отравлении рек и вырубке лесов. Именно в этом городе находились страшные монополии, названия некоторых из них я помнил с детства: «Гипроводхоз», «Главохота», «Главирригация», «Кремль»… Москва — это скопище сил, целью которых было уничтожение разумной жизни на Земле. Именно в Москве и в бункерах, окружавших город, скрывались и сражались до последнего отчаянные враги человечества. Это были трагические дни для всей планеты — спонсоры должны были принять суровое решение: поднять руку на разумных существ, которые оказались вовсе неразумными и стали врагами собственной планеты. С тяжелым чувством, скрепя сердце, спонсоры приняли тогда решение, продиктованное заботой о людях: они начали уничтожать этих врагов, как диких крыс, беспощадно и окончательно, как свойственно существам с большим и щедрым сердцем. Спонсоры понимали, что человечеству не открыть дороги к счастью до тех пор, пока на пути к нему существует такое препятствие. Сколько раз в детстве, свернувшись калачиком на круглых коленях госпожи Яйблочко, я слушал удивительные истории о героях-спонсорах, выходивших один на один против сотен коварных врагов, о том, как жертвовали собой лучшие из них, для того чтобы обеспечить людям в будущем достойное существование. Почему-то на мое детское воображение особенно подействовала картинка из старой видеокнижки — зеленый, закованный в сверкающую боевую форму спонсор из последних сил, припав на колено, отбивается лазерным штыком от орды человечков. Они — все как один оскаленные, злобные и длинноносые. Я даже помнил имя этого спонсора Выйчуко. Он пал смертью героя, освобождая Москву от её жителей. И то, что жители Москвы, эти злобные силы, которые мешали светлому будущему, были, как и я, людьми, меня вовсе не смущало. И мне казался прекрасным умирающий за правое дело спонсор Выйчуко и были гадки черноглазенькие, носатенькие, когтистые человечки. Я помнил, что, когда спонсорам, несмотря на всю их отвагу, не удалось полностью ликвидировать население Москвы, им пришлось употребить в дело сонный газ — благородное и гуманное средство, умерщвляющее безболезненно и мгновенно. И даже, говорят, после этого, пользуясь таинственной поддержкой зарубежных сил и международных организаций, в подвалах Москвы остались недобитки. И с тех пор для того, чтобы не заражать окружающую местность, Москва стала как бы заповедником, куда не ходят люди, над которым не пролетают птицы и насекомые — удручающая тишина царит над этим памятником человеческому варварству…

Он был уверен, что коней отравили наши противники «Белые Негры» с Пушкинской.

Глава 6

Я не осмеливался подняться, потому что, когда разговариваешь с гигантом лёжа, остаётся надежда, что и ты немного гигант. Как только встанешь — иллюзии развеются.

Я был уверен по оговоркам и намекам спонсоров, что на Земле уже возникали восстания и заговоры против спонсоров. Но все они проваливались по двум причинам: или спонсоры успевали задушить восстание, или находился предатель. Второе случалось куда чаще — за столетие господства братьев по разуму люди научились продаваться и блаженно существовать, как свиньи на бойне — их сейчас поведут резать, а они спешат насытиться или свести счеты. Мы счастливые свиньи на счастливой бойне! — вариант распространённой мысли

Глава 7

Честно говоря, в последние недели я уж стал бояться, что я единственный человек на Земле, который хочет выгнать спонсоров. Я уж думал, что все остальные довольны. Всем дали колбасу и по пятницам отстреливают.

— Что будем кушать? — спросила дамочка. — А что есть? — спросила Ирка. — Всё зависит от того, сильно вы спешите или умеренно? Если сильно, то я предложу вам бутерброды с сыром, кофе с молоком и печенье. Сенечка проглотил слюну. — Но мы не очень спешим, — нашлась Ирка. — Тогда — яичницу из трёх яиц для каждого с ветчиной. Вы употребляете ветчину? Она немного жирная сегодня. — Несите! — сказала Ирка. — Одну минутку, рада вам услужить. <…> — Наверное, я сплю, — сказала Ирка. — Три яйца на каждого. Я, может, за всю жизнь три яйца съела. <…> Из двери вышла с подносом хозяйка кафе. Она поставила посреди нашего стола большую сковороду с яичницей, расставила тарелки и разложила вилки и ножи. Она собиралась уйти, но тут увидела, как Сеня уже старается подцепить вилкой край яичницы. Вдруг милая женщина густо покраснела и прошептала: — Вы с ума сошли! Не трогайте! Не смейте! <…> Женщина удивлённо взмахнула пухлыми ручками: — Вы что, первый раз в ресторане? — Чем мальчик вас рассердил? — спросил я. — Куда он вилкой тычет, а? Он что, копию захотел испакостить? А где я новую достану, я вас спрашиваю? Меня же без копий закроют! — А что же нам есть? — спросила Ирка. — Сейчас я хлеб принесу, — ответила пухлая дамочка. — А если кто голодный, то могу чаю дать, с овсянкой. От меня голодными не уйдёте, не то что из «Савоя». Там только копии — вы представляете! Я протянул руку и потрогал яичницу. Яичница была холодной и скользкой. Она была сделана из пластика. — Но зачем вы нас обманываете? — удивился я. — Ведь вы же деньги всё равно за яичницу возьмёте? — Не за поросёнка же брать! Я вам его не носила. — Кого вы обманываете? — Я никого не обманываю! — Пухлая женщина была в гневе. — Я выполняю распоряжение Управления общественного питания Аркадии, которое гласит: «В случае нехватки пищевого продукта или товара приказано заменять его соответствующим муляжом с внешним правдоподобием». — Но зачем? — А если оттуда посмотрят? — спросила хозяйка кафе, понизив голос и движением головы показав на башню.

Я видел, как люди, чья очередь подошла, показывали на какой-нибудь из колбасных муляжей, лежавших в ярко освещённой витрине, но продавщица в наколке с милой улыбкой отрезала небольшой кусок от единственного толстого колбасного батона, лежавшего перед ней. Когда подошла очередь пожилого мужчины в зелёном пальто, он протянул продавщице квадратный клочок бумаги, и ему также отрезали кусок колбасы. Неприятное предчувствие овладело мною. Оно оказалось правильным. — Ваш талон, — сказала продавщица, занеся нож над батоном колбасы. — У нас есть деньги, — сказал я. <…> — Я сказала — талон! — повысила голос продавщица. Но улыбка не исчезла с её лица. — Граждане, не задерживайте, — произнес кто-то сзади. Почтенная старуха в мантилье оттолкнула Ирку и стала оттеснять меня от прилавка. Мужчина в зелёном пальто, который задержался, обнюхивая кусок колбасы, доставшийся ему, сказал наставительно: — Мы же не можем делиться колбасой с каждым приезжим. — Но мы тоже хотим кушать! — сказал Сенечка. — Кушайте у себя дома, — сказала старуха в мантилье, тоже получившая свой кусок. Пожилой мужчина вышел вместе с нами. Он чувствовал себя неловко. Он был на вид добрым человеком. — Вы должны понять нас, — сказал он. — Мы находимся в тисках дефицита. — типичная сцена конца 1980-х

Глава 8

На складе было холодно, мыши и крысы суетились по углам, будто переезжали с квартиры на квартиру и таскали мебель.

— Всего за день до инспекции талоны отоваривают. В день инспекции — пусто. — А почему так? — спросила Ирка. — Если дают продукты, — ответил возница, — то сразу бывает очередь. Как ты запретишь людям стоять в очереди, когда выкинули продукты? Вот с башни и виден непорядок. <…> — А магазины завтра закроются? — спросил я. — Ни в коем случае! Завтра будет день временной выдачи муляжей. Все мы распределены по магазинам, а некоторые приписаны к рынку. Каждый возьмёт, что положено, и отнесёт домой.