Ловушка для простаков (Азимов)

«Ловушка для простаков» (англ. Sucker Bait) — фантастическая повесть Айзека Азимова 1954 года. Вошла в авторский сборник «Путь марсиан» 1955 года. Написана для межавторского цикла о планете Троя, для которого было завершено ещё одно произведение — роман Пола У. Андерсона «Планета, с которой не возвращаются».

Цитаты

	— Звёзды здесь такие густые. Как гороховый суп. — <…> Среднее расстояние между звёздами в самом густом скоплении — не меньше светового года. Места хватает, а? Правда, на вид тесновато.
	“The stars get so thick here. Like pea soup.” “<…> Average distance between stars in the thickest cluster is over a light-year. Plenty of room, eh? Looks thick, though.”

	Капитан запыхтел сигарой — специальной марки, выпускавшейся для космических полётов, с добавлением окислителя, чтобы не расходовать кислорода воздуха.
	The captain puffed strongly at his cigar. (It was a special grade manufactured for use in space and on enclosed spaceobjects. It had an oxidant included so that atmospheric oxygen was not consumed.)

Он был рад, что корабль находится уже в пределах звёздной системы. Скоро он увидит новую планету с новыми солнцами, да ещё двумя, и новой луной. Четыре объекта, каждый из которых содержит свеженькую информацию; бездна фактов, которые можно любовно собирать и сортировать… У Марка захватило дух при одной мысли об этой бесформенной гора сведений, которая его ожидала. Ему представился собственный мозг в виде огромной картотеки с перекрестным указателем, простиравшейся бесконечно во всех направлениях. Аккуратный, четкий, хорошо смазанный механизм высочайшей точности. Он чуть не засмеялся, подумав о тех пыльных чердаках, которые называют своим мозгом <обычные люди>. <…> У всех остальных пассажиров корабля были не мозги, а дровяные склады — пыльные дровяные склады, заваленные трухой, и достать оттуда можно было только то, что лежало сверху.

He found it pleasant that they were inside a stellar system. Soon he would see a new world with new suns—two of them— and a new moon. Four objects with brand-new information in each; immense storehouses of facts to be collected lovingly and sorted out. It thrilled him just to think of the amorphous mountain of data waiting for him. He thought of his mind as a tremendous filing system with index, cross-index, cross-cross-index. He thought of it as stretching indefinitely in all directions. Neat. Smooth. Well oiled. Perfect precision. He thought of the dusty attic that the noncompos called minds and almost laughed. <…> The others, the men on board ship—their minds were lumberyards. Dusty lumberyards with splintery slats of wood tumbled every which way; and only whatever happened to be on top could be reached.

… полярные ледяные шапки. Обе они одинаково сияли в солнечных лучах: ось Малышки не имела наклона. И каждая шапка была разделена на секторы, как торт, разрезанный радужным ножом. Одна треть была освещена обоими солнцами и сверкала ослепительно белым светом, который понемногу желтел к западу и зеленел к востоку. Восточнее белого сектора лежал следующий, вдвое уже его, освещенный только Лагранжем-I, и здесь снег горел сапфировыми отблесками, К западу ещё полсектора, доступные только лучам Лагранжа-II, светились теплыми оранжево-красными тонами земного заката. Цвета полосами переходили друг в друга, отчего сходство с радугой ещё усиливалось. И, наконец, последняя треть казалась сравнительно темной, но можно было разглядеть, что и она делится на неравные части. Меньшая была в самом деле чёрной, а большая — слегка молочного цвета. — Лунный свет? Ну, конечно.

… polar regions <…> cap[s] <…>. Each burnt equally with sunlight, the consequence of Junior’s untilted axis. And each cap was in sectors, cut like a pie with a rainbowed knife. The sunward third of each was illuminated by both suns simultaneously into a brilliant white that slowly yellowed westward, and as slowly greened eastward. To the east of the white sector lay another, half as wide, which was reached by the light of Lagrange I only, and the snow there blazed a response of sapphire beauty. To the west, another half-sector, exposed to Lagrange II alone, shone in the warm orange-red of an Earthly sunset. The three colors graded into one another band-wise, and the similarity to a rainbow was increased thereby. The final third was dark in contrast, but if one looked carefully enough, it, too, was in parts—unequal parts. The smaller portion was black indeed, but the larger portion had a faint milkiness about it. <…> “Moonlight. Of course.”

	Материк с гористыми окраинами и равниной посередине, как суповая миска с двумя ледяными ручками,..
	A continent, mountainous on either seacoast and flat in between, like a soup plate with two ice-topped rims,..

	— Скучно — природа повторяется, как трёхлетний ребенок, который выучил только три урока. Теряешь всякий интерес, когда видишь, что планета, где есть вода, всегда имеет кислородно-азотную атмосферу. Тоска, да и только.
	“Dull, isn’t it, the way Nature repeats itself like a three-year-old who knows three lessons, period. Takes the fun away when it turns out that a water world always has an oxygen-nitrogen atmosphere. Makes the whole thing yawn-worthy.”

— Вы, неспециалисты, думаете, что всё равно — Земля или другая планета. Что микробы — это микробы, а вирусы — это вирусы. А я говорю, что вы не понимаете, какие бесконечные возможности разнообразия заложены в молекуле белка. Даже на Земле у каждого вида — свои болезни. Некоторые могут распространяться на несколько видов, но на Земле нет на единой патогенной формы жизни, которая могла бы угрожать всем видам. Вы думаете, что для вируса или бактерии, развивавшихся на другой планете независимо в течение миллиарда лет, со своими аминокислотами, со своими ферментными системами, со своим обменом веществ, человек окажется питательным, как конфетка? Уверяю вас, это наивно.

“You laymen think it’s all the same; Earth or any planet. Germs are germs and viruses are viruses. I tell you, you don’t understand the infinite possibilities for variation in the pro- tein molecule. Even on Earth, every species has its own diseases. Some may spread over several species but there isn’t one single pathogenic life form ~ any type on Earth that can attack all other species. You think that a virus or a bacterium developing independently for a billion years on another planet with different amino-acids, different enzyme systems, a different scheme of metabolism altogether, is just going to happen to find Homo sapiens succulent like a lollipop. I tell you it is childishness.”

	— Психолог всё, что угодно, может объяснить, но ничего не может доказать.
	“A psychologist is a man who can explain anything and prove nothing.”

— Вы видите перед собой скромного мученика науки. Я их попробовал. — Что? — вскричал Нови. — Только лизнул, не беспокойтесь, Нови. Я — из осторожных мучеников.

[Он] ел медленнее, чем другие, и всё вспоминал монографию Норриса Вайнограда «Вкус и обоняние». Вайноград разработал классификацию вкусов и запахов на основе механизма ингибирования ферментативных реакций во вкусовых сосочках. Аннунчио толком не знал, что это значит, но помнил все обозначения, характеристики и определения. К тому времени, когда он доел свою порцию, он определил вкус мяса, отнеся его одновременно к трём подклассам. Его челюсти слегка ныли от напряжённого жевания.

[He] eating more slowly than the rest, thought of Norris Vinograd’s monograph on “Taste and Smell.” Vinograd had made a taste-smell classification based on enzyme inhibition patterns within the taste buds. Annuncio did not know what that meant exactly but he remembered the symbols, their values, and the descriptive definitions. While he placed the taste of the stew to three subclassifications, he finished his helping. His jaws ached faintly because of the difficult chewing.

— Это нуклеометр. Его втыкают в землю, вот так. У него наверху — генератор силового поля, так что его можно воткнуть в любой камень. Продолжая говорить, он нажал на нуклеометр, и тот на два фута погрузился в выход каменной породы. <…> Химик продолжал: — По бокам его стержня есть микроскопические атомные устройства, каждое из которых испаряет около миллиона молекул окружающей породы и разлагает их на атомы. Потом атомы разделяются по массе и заряду ядер, и результаты можно прямо считывать вот с этих шкал наверху.

“This is a nucleometer. You jab it into the ground like this. It’s got a force-field generator at the top so it will penetrate any rock.” He leaned on the nucleometer as he spoke, and it went two feet into the stony outcropping.” <…> The chemist said, “Along the sides of the uniped are microscopic atomic furnaces, each of which vaporizes about a million molecules or so in the surrounding rock and decomposes them into atoms. The atoms are then differentiated in terms of nuclear mass and charge and the results may be read off directly on the dials above.”

Перевод

А. Иорданский, 1967 (с незначительными уточнениями)