Командир счастливой «Щуки»

	Командир счастливой «Щуки»
	Статья в Википедии

Строгов: — Торпедист Беляков!
Беляков: — Есть, товарищ командир!
Строгов: — Помнишь, что такое танкер противника?
Беляков: — Так точно, товарищ командир! Десять тысяч тонн горючего!
Строгов: — Запишем на твой счёт, спасибо, Беляков. С боевым крещением!
На совещании в штабе кригсмарине:
Армейский генерал: — Вам известно, господа, что две трети никеля мы ввозим из района Петсамо-Киркенес. Никель — это пушки, танки. Вы ставите под угрозу интересы рейха! Русские топят транспорт за транспортом!
Адмирал (за столом): — Если не будет обеспечена безопасность наших морских коммуникаций, мы не сможем начать наступление на Мурманск в намеченный срок. Я буду вынужден сообщить об этом фюреру.
Адмирал: — Вы понимаете, Хинц, что означают эти жалобы?!
Фон Хинц: — Господин адмирал, действия русских подводных лодок будут парализованы в самое ближайшее время. Конвои усилены эсминцами с новейшей гидроакустической аппаратурой. Кроме того… (все выжидающе смотрят на него)
Адмирал: — Я Вас слушаю, барон?
Фон Хинц: — Кроме того, мои эсминцы дважды встречались с этой лодкой, и дважды она ускользала. Теперь её потопление — дело моей чести.
Адмирал: — Если дело Вашей чести, барон, не будет доведено до конца, Вы пойдёте под суд! Надеюсь, Вам не следует напоминать, фон Хинц, что свои обещания я не бросаю на ветер?
Строгов: — Булкин! БУЛКИН!
Булкин: — Здесь, товарищ командир!
Строгов: — Дрожишь?
Булкин: — Никак нет, товарищ командир, бомбы считаю. (взрыв глубинной бомбы) О, сто тридцать три уже.
Строгов: — А не сто тридцать четыре?
Булкин (подумав, уверенно): — Сто тридцать три.
Харадзе: — По вашему приказанию…
Строгов: — Гамарджоба, генацвале!
Харадзе: — Гагимарджос!
Строгов: — Старшина Шота Харадзе, экипаж «Щуки-721» поздравляет тебя с Днём рождения.
Харадзе: — Какой День рождения? Чей?
Строгов: — Твой День рождения, дорогой! Твой! Ты что, забыл, что ли, что двадцать два года назад высоко в горах, где растут мандарины, у садовода Георгия Харадзе родился будущий бесстрашный подводник Шота? (взрыв глубинной бомбы) О! Теперь припоминаешь?
Строгов: — Достоин ты, Шота, и тостов, и звона бокалов, но — извини. Булкин! Где Булкин?!
Булкин: — Здесь, товарищ командир! (входит с накрытым салфеткой подносом)
Строгов: — Ну? Давай, давай! Давай. Ну? (Булкин сдёргивает салфетку, под ней торт в виде мины) Я тебя что просил приготовить?
Булкин: — На лодку крема не хватило, товарищ командир! (взрыв глубинной бомбы) О, сто сорок одна.
Строгов (со смехом): — С твоей — сто сорок две!
Комбриг Корнеев: — Разведка перехватила сообщение немцев, что в квадрате двадцать два потоплена русская лодка. Это квадрат Алексея Строгова.
Дэвис: — Не верю, чтобы командир Строгов мог иметь несчастье, он знает ключ от удачи.
Комбриг Корнеев: — Какой?
Дэвис: — Он спросил меня однажды: «Хочешь, чтобы твоя лодка была счастливая? Запомни: по щучьему веленью, по моему хотенью — и не бойся ни чёрта, ни дьявола!»
Рудаков: — Если бы всё было так просто, Дэвис, то одно название Вашей лодки приводило бы немцев в ужас — как-никак, «Тигрица».
Дэвис: — К сожалению, Вы правы.
Строгов: Ну, вот скажи, комиссар, раз ты наперёд всё знаешь: где грань между авантюрой и оправданным риском?
Комиссар: Вот Харадзе — на двадцать втором году жизни ты сумел убедить его, что он родился на десять дней раньше. Ну, рисковал ты там только одним тортом…
Строгов: — Ну, а если хоть на минуту предположить, что в базе стоящая добыча? А? А если там сам «Брэмберг»? Это тебе не тюлька — пятьдесят тысяч тонн. Разве такая цель не оправдывает риска? Ну, ответь честно, Виктор: вот ради «Брэмберга» зашёл бы ты в базу? Э-э… Ты только не хитри, комиссар: зашёл бы. Глаза выдают.
Комиссар: — Выдают, говоришь?
Строгов: — С головой, комиссар.
Строгов: — Да… Послал Господь погодку. Как будто сами немцы заказали.
Комиссар: — Да… Богато: те же три лайбы… плюс видимость ноль… минус «Брэмберг»! Малоутешительная арифметика.
Строгов: — Да. Намёк понял, Виктор, признаю себя бессовестным авантюристом. Это тоже надо уметь делать, иногда.
Строгов: — Ну, что думает комиссар?
Комиссар: — То же, что и командир.
Строгов: — Правильно думает комиссар. Главное в профессии подводника — вовремя смыться!
— Щукари!
Фон Хинц: — Двести бомб! Потопленная Вами лодка снова воскресла.
Ридель: — Но эсминцы 40 часов патрулировали зону. Почему Вы считаете, что это та же лодка, господин капитан?
Фон Хинц (передразнивая): — По почерку! Вами же установленному.
Комиссар: — Я давно плаваю комиссаром, Светлана Ивановна. Видел много людей. Вот бывает так: сойдутся два человека — оба кре́мни. Только искры летят. А на деле оказывается — нет ближе людей. И друг без друга им очень трудно жить на земле.
Светлана Ивановна: — А если серьёзно, Вы действительно верите в свою счастливую планету?
Строгов: — Если серьёзно, не верю ни в планеты, ни в кометы, ни в чёрта, ни в дьявола. Верю в самые простые человеческие понятия: верность, честность, дружбу. Нас ведь педагогике не учили, некогда было… Учили воевать. А вот пришёл командиром на корабль и понял, что одной морской наукой тут не обойдёшься. Вот представьте: стоят перед тобой полсотни человек и смотрят. Внимательно смотрят, что ты за птица, кому им верить, кого слушаться, кому теперь их судьбы приписаны – а судеб-то полсотни! И все они разные… Вот есть у нас, скажем, Пантюхин, сигнальщик. Сибиряк, моря никогда не видел, прямо из тайги на флот. Трудно ему было поначалу, приходилось иногда его подменять, отстаивал за него вахту. Может, оно и не по уставу, но… Зато я знаю: попроси Пантюхина в трудную минуту (даже не прикажи, а просто попроси) – он своим телом пробоину закроет… Так что это не только дисциплина, это что-то побольше. Наверное, это и есть счастье, счастье моё и корабля. Может, это и малые требования к счастью, конечно, но сейчас самые необходимые.
Светлана Ивановна: — Ну, вот я и пришла. Спасибо Вам за чудесный вечер, за хороший разговор. Давайте прощаться. (Строгов хочет её обнять) Не нужно, Алексей Петрович, я ведь знаю, догадываюсь, о чём вы сейчас подумали: новогодняя ночь, одинокая женщина, так жалостливо о своей судьбе рассказывает… Вам ведь завтра в поход, война всё спишет… А я не могу так, Алексей Петрович, понимаете? Не могу и не хочу. До свидания, счастливый капитан!
Строгов (пожимает ей руку): — Спокойной ночи. Но поняли меня Вы совершенно неправильно, Светлана Ивановна. (хочет уйти)
Светлана Ивановна: — Алексей Петрович! Вспомните один совет.
Строгов: — Какой совет?
Светлана Ивановна: — Хороший, хотя и довольно банальный. С портсигара. Насчёт шуток… и остального.
Строгов: — А я не шучу. Не шучу, Светлана. Война началась, шутки кончились. (козырнув, уходит)
Строгов: — И — да благословит нас комбриг.
Строгов: — Ну, что, товарищ комбриг, разрешите выходить на войну?
Комбриг Корнеев: — Кого другого решительности надо учить, тебя же, Алексей, прошу об одном: будь осторожнее! Осторожность — мать победы.
Строгов: — Была б осторожной — не стала б матерью. Я вас понял, товарищ комбриг.
Комбриг Корнеев: — Всё остришь?
Комиссар: — А что делать?
Комиссар (читает справочник): — «Брэмберг»… Один из крупнейших транспортов мира. Построен в Гамбурге в 1934 году. Водоизмещение…
Строгов (не открывая глаз): — Пятьдесят тысяч тонн.
Комиссар: — Ты не спишь?
Строгов: — Сплю.
Ридель: — Скотина! Финская галоша! (сигнальщику) Передайте на эту старую лоханку: прекратить дым!
Фон Хинц: — Спокойно, Ридель. Пусть дымит.
Ридель: — По такому дыму нас в Мурманске заметят!
Фон Хинц: — Тем лучше.
Фон Хинц: — Но мне хочется сделать одно допущение. Предположим, что командир русской лодки умнее Вас. Надеюсь, Вы понимаете, что это только отвлечённое допущение. Ему может не понравиться «Сульвинен». Скажем, он, подобно тому странному капитану, подойдёт к цели на пистолетный выстрел и прочтёт название. В этом случае, как он поступит?
Ридель: — Он бросит «Сульвинен» и устремится к входу в порт.
Фон Хинц: — Разумно. Но если что-нибудь ему помешает, например, минное поле?
Ридель: — В этом районе у нас не было минных полей, господин капитан.
Фон Хинц: — Не было. Но всё-таки, что же предпримет командир советской лодки, попав на минное поле?
Ридель: — Либо взорвётся, либо…
Фон Хинц: — Либо?
Ридель: — …либо прекратит преследование.
Фон Хинц: — Я Вас просил отвечать, как поступил бы русский командир, а не Вы, Ридель. Какое решение примет русский, видя, что важная цель ускользает от него?
Ридель: — Он повернёт на обратный курс.
Фон Хинц: — Что ж… Может быть, Вы и правы. В этой ситуации я поступил бы так же. Но меня не оставляет мысль о той сумасшедшей лодке и её капитане, которых мы три раза объявляли погибшими. Эта мысль перечёркивает все расчёты нормального человека. Я хочу предположить невозможное: русский капитан разгадывает секрет двух транспортов, не взрывается и не поворачивает на обратный курс. Тогда он подойдёт к нам. И тогда, Ридель, нельзя не обнаружить перископ. Вы понимаете? Нельзя. На море штиль, и каждый квадратный метр моря под наблюдением наших сигнальщиков. На войне бывают чудеса, Ридель, но в этом случае чуда не будет.
Фон Хинц: — Война с русскими, Ридель, научила меня верить только бесспорным доказательствам.
Шухов: — Есть. Большой транспорт! Слышу шум винтов! Слева, сорок!
Строгов: — Спасибо, Шухов. Боевая тревога! Торпедная атака! Аппараты приготовить к выстрелу!
Штурман: — Поднять перископ!..
Строгов: — Подожди! (перископ останавливается) Шухов! Доложить пеленг на цель!
Шухов: — Пеленг — двадцать!
Строгов: — Отставить перископ. Шухов! Докладывать пеленг через каждый градус!
Шухов: — Есть!
Строгов: — Продолжаем сближение с целью.
Рудаков: — Бесперископная?
Строгов: — Когда полный штиль и немцы наверняка пялятся на море во все глаза… Ты знаешь другой способ?
Строгов: — Шухов, ты просто Моцарт! Спасибо, Серёга!
Булкин: — Центральный! Центральный! Центральный!
Строгов: — Есть центральный.
Булкин: — Обед готов. На оба экипажа.
Строгов: — Тьфу! Остряк ты, однако, Булкин! Нашёл время.
Булкин: — Самое время. Обеденное, товарищ командир.
Фон Хинц: — Посмотрите, Ридель: второй раз вряд ли Вы увидите живого русского командира на мостике его корабля.
Строгов: — Ты видишь мою руку, Голик?
Голик: — Вижу, товарищ командир!
Строгов: — Как брошу папиросу — срочное погружение!
Строгов: — Голик! Если выберетесь, передай… Хотя… Обойдёмся без красивых слов. (бросает окурок) Ныряй!
Голик: — ЕСТЬ!!!
Товарищ командующий! Подводная лодка имени Героя Советского Союза Алексея Строгова вернулась из боевого похода! В течение длительного времени, находясь в просторах Мирового океана, экипаж нёс службу по обеспе́чению безопасности Советского Союза! В походе экипаж показал: высокое мастерство и отличную боевую выучку. Материальная часть исправна, экипаж здоров. Готовы к выполнению новых заданий. Командир подводной лодки капитан первого ранга Голик!