Двадцать лет тому назад (Гашек)

«Двадцать лет тому назад» (чеш. Před dvaceti lety) — сатирический автобиографический рассказ Ярослава Гашека 1917 года. Пересказывается и цитируется в большинстве работ о Гашеке.

Цитаты

Ровно двадцать лет тому назад <…> в Праге вспыхнули антинемецкие беспорядки. <…> 2 декабря барон Гауч объявил Прагу на военном положении, жертвой которого я стал. Это было прекраснейшим днем в моей жизни. <…> Гимназистом я был очень любознателен, что позже, к счастью, прошло. В гимназии на Житной улице нас было таких двое. Кроме меня, во всей гимназии естественными науками занимался ещё преподаватель Гансгирг. Оба мы интересовались минералами. Преподаватель Гансгирг имел на своем попечении коллекции минералов: я ему собирал минералы, а он с необычайной любовью делал на них срезы. 31 ноября он позвал меня к себе в кабинет и сказал: — Милый мальчик, во Вршовицах, на улице Палац кого, открылся магазин школьных пособий по естествознанию Гафнера. Несколько дней тому назад я заказал там для нашего кабинета коллекцию кремней, за которые уже заплатил и получил квитанцию. На тебе квитанцию, зайди туда, пожалуйста, забери и принеси эти кремни. Будь осторожен: на улицах не спокойно. В одиннадцать часов пришел директор и объявил, что ученики распускаются по домам. О возобновлении занятий будет объявлено в газетах, когда кончатся беспорядки. Настали дни раздолья. Вечером 31 ноября я выбил окна в немецком театре и во многих других домах. 1 декабря я опять выбил ряд окон и помогал поджечь забор г-на Плешнера, за что должен ещё получить с него пятьсот крон, так как он объявил в газетах, что тот, кто укажет на след преступника, будет награждён этой суммой. (Я носил туда бутылки с керосином. Ваши сырые доски, господин IIлешнер, никак не разгорались.) Чувствовал себя я, как в раю. От плешнеровского забора я пристал к толпе, которая собиралась разгромить Нусельский полицейский участок. Ещё по сей день слышу, как какой-то пожилой господин в цилиндре, подавая мне кирпич, говорит добродушно: «На-ка тебе, мальчик, кинь этот камень в орла».

На Клицперовой улице на Виноградах стоял конный кордон 73-го полка, недалеко от кордона вызывающе теснилась небольшая толпа из Вршовиц. Как раз в это время проезжал по улице Палацкого конный полицейский патруль. Кто-то из толпы бросил камень в стоявший кордон. Клянусь, это был не я. Полиция въехала в толпу, произошла суматоха, и не успел я опомниться, как оказался один посреди улицы, окруженный конной полицией. Ко мне подбежал пеший полицейский и ощупал мои карманы. Прежде чем я смог ему объяснить, что дело идет о коллекции минералов, кольцо верховых полицейских вокруг меня сомкнулось, и двадцать четыре верховых полицейских повели в участок пятнадцатилетнего гимназиста. Моя маленькая фигурка терялась на мостовой между лошадьми. Я казался цветочком среди крапивы.

Меня отвели в одиночку с соломенным тюфяком. Через несколько часов дверь открылась, и в ней появился полицейский, старик добродушной наружности. — Послушайте, — сказал он дрожащим голосом, — завтра вы будете расстреляны. Предстанете перед военным судом. Родители есть? Я ему ответил, что охотно написал бы им несколько слов, и спросил, нет ли у него карандаша и клочка бумаги. Он вынул записную книжку, куда я вписал адрес моих родителей и следующее письмо: «Дорогая мамочка! Завтра не ждите меня к обеду, так как я буду расстрелян. Господину учителю Гансгиргу скажите, что у Гафнера во Вршовицах продается прекрасный аметист для школьной коллекции, а полученные мною минералы находятся в полицейском управлении. Когда к нам придет мой товарищ Войтишек Горнгоф, скажите ему, что меня вели двадцать четыре полицейских. Когда будут мои похороны, ещё неизвестно». Прочтя эту записку, добродушный, поседевший на государственной службе полицейский прослезился и исчез. Через полчаса меня повели на допрос к полицейскому советнику Оличу. На его столе лежало моё письмо к родителям. Добродушный Олич дрожащим голосом спросил меня: — Так как все это произошло, мальчик? Когда я ему все подробно рассказал, советник Олич, рассматривая минералы, заметил: — У меня дома тоже есть коллекция минералов. Под Турновом и под Ичином я собрал в прошлом году во время отпуска множество агатов и халцедонов. Всуньте эти камни обратно в карман и можете идти домой.

Недавно я прочёл, что один шестнадцатилетний гимназист приговорен за участие в последней демонстрации в Пльзене к четырнадцати годам тюрьмы. Меня же, пятнадцатилетнего правонарушителя, двадцать лет тому назад хотели расстрелять. «Богемия» права, когда жалуется, что полицейский режим в Чехии сегодня всё же ослабел. — конец

Перевод

П. Г. Богатырёв, 1966