В тихом омуте

«В тихом омуте» — первый роман Виктории Платовой, начинающий тетралогию под названием «Ева», по которой был снят сериал «Охота на Золушку».

Часть первая

	«Что скажете?» — спросила я Ивана и Нимотси. «Меняй квартиру, пол и страну проживания».
	— Мышь и слуховая галлюцинация Ивана

• …сумасшествие вполне заразительно…

	— Господи, и откуда в тебе такая страсть к изнанке жизни? — Это не изнанка жизни. Это жизнь. Но если ты не хочешь — мы вполне можем отказаться.
	— Мышь и Венька

	— Тебе нравится? — спросила Венька. — Ты же знаешь, я терпеть его не могу. И тебя в нем терпеть не могу. Ты выглядишь как шлюха. — Дешевая шлюха.
	— Мышь и Венька

…Это было точно такое же платье, даже расцветка та же — Венькина утренняя исповедь не была ни моим бредом, ни ее мистификацией: она действительно решила сделать меня своим блеклым отражением, своей недостающей половиной. — Вставай и отправляйся на примерку, — в Венькином голосе прозвучали жесткие нотки. — И не подумаю. — Решила остаток жизни провести в байковой рубашонке? — Не твое дело. — Ну, пожалуйста… — она сразу же сменила тон, — ну, сделай это ради меня. Не понравится — разрежем его на новогодние гирлянды. Легкая, невесомая кожа платья была здесь, под рукой, — она искушала меня неизведанностью другой жизни.

— Мышь и Венька

	— Я не хочу быть твоим отражением! — Тогда я буду твоим отражением, — яростно прошептала она в ответ. — Нет, — это прозвучало сомнительно; за всю свою двадцатишестилетнюю жизнь я не научилась говорить ни «нет», ни «да» — никто не требовал от меня никаких решений.
	— Мышь и Венька

	— Ты пойми — все внутри тебя, ты же взрослая девочка… Как только почувствуешь, что готова, — то и лицо почувствует, что готово… Лицо не готово, тело не готово — я была не готова к жизни вообще, мне всегда нужны были проводники. «И Венька — не самый худший проводник», — сказала я себе в мае, когда в окне зазеленел противостоящий городу лес.
	— Венька

	«Соглашайся». «Соглашайся на все условия. Так бояться жизни, так не хотеть ее — это тоже сумасшествие, ничуть не лучшее, чем безумные Венькины идеи. А так — хоть кто-то будет с тобой».
	— Комментарий=

	Известие о смерти Юленьки не вызвало во мне никаких чувств, кроме легкого укола зависти – ну вот, еще кто-то решился умереть молодым.
	— Комментарий=

	– Я не понимаю… – А чего тут понимать? Ее убивали пять часов, и все это время я снимал. Я сам стоял за камерой, потому что оператора тошнило, а потом он обкололся… Я сам стоял за камерой – и снимал, снимал, снимал. Гиперреализм, сука, эстетика, зашибись!..
	— Мышь и Нимотси

	Она – это ты. Никто пока не обнаружил подмены, никто пока не обнаружил ошибки, солнце било прямо в окна, и, должно быть, мое окно было единственным, в котором не отражался солнечный свет.
	— Комментарий=

	Ты сходишь с ума. Ты сходишь с ума, надень-ка лучше очки, те, которые подарила вам обеим Венька: просто и со вкусом, от ранних солнечных морщин – и ни одна сволочь не догадается заглянуть под них… Двор разорвал надрывный голос неотложки – оперативно они приезжают, чтобы констатировать смерть, а потом перекусить бутербродами с ветчиной на свежем воздухе.
	— Комментарий=

Я перевернулась на спину – ее покалывал жесткий ворс ковра – и закинула руки за голову. Ну, с товарищем Шараповым, он же полковник Зорин, проблем не будет вообще, для них картина предельно ясна: двое любовничков-маргиналов, а-ля Ромео и Джульетта, Лейла и Меджнун, Бонни и Клайд, страшно поцапались с утра пораньше – уж неизвестно по какой причине, – она его пристрелила, а потом сама выбросилась из окна… Очень правдоподобно, включая наркотики и филиал химической лаборатории, который Нимотси устроил на моей девственной кухне всего лишь за ночь. А если прибавить сюда полностью уничтоженную посуду… Именно так подумали бы унылые типы из районного отделения милиции, у них и без дешевой бытовухи забот полно. А подумав, закрыли дело. И никаких проблем. Так что со стороны районного отделения я в полной безопасности. "Ни фига не в безопасности, – вылез вдруг Иван, – свеженькая, выбросившаяся с девятого этажа покойница встала, отряхнулась и отправилась в банк получать денежки. Сняла всю сумму и глазом не моргнула, хотя имела право только на половину”. "Не думаю, что какой-нибудь занюханный следователишка, обремененный тремя детьми и маленькой зарплатой, может даже представить себе, что у меня есть счет в банке”, – огрызнулась я.

— Мышь и Иван

	– Хорошая вещь, – облизывая пересохшие губы, выдавала из себя я, – доброе утро. – Прелестная, – не поднимая головы, ответила Гуля, – особенно “Игра в классики”. – Да нет, я о кресле. В нем можно спокойно умереть. Сколько стоит?
	— Мышь и Гуля

	– За усопших – в тишине. Спи спокойно, дорогая Мышь! Я вздрогнула, краска бросилась мне в лицо, круги поплыли перед глазами. – Нехорошо? – участливо спросил Лева. – Прости, пошутил неудачно. Прежняя Мышь скидывает шкурку и умирает. Появляется новая. По-моему, символично. Ты не находишь?
	— Лева

	Помните: патроны не всегда бывают холостыми, а ружье в третьем акте обязательно выстрелит. Так что переходите на мелодрамы, это менее опасно для жизни.
	— статья

	…Коллодийная повязка — вот как это называлось. Белый посмертный слепок, похоронивший под собой бывшее лицо. Кокон для будущего лица. — Ничего страшного, — сказал Влад, спокойно-ироничный, как Господь Бог накануне первого дня творения.
	— Комментарий=

…Теперь на мониторе было женское лицо, которое, возможно, воплотится во мне. Но сейчас оно ничего не говорило, оно было далеко от меня: краешки век, чуть приподнятые к вискам, — кто-то из далеких предков компьютерного лица согрешил с тонкокостными тайцами; чувственные губы, чуть припухшие, — кто-то из далеких предков компьютерного лица согрешил с лоснящимися мулатами; нос — нос прапраправнучки древней римлянки, изнасилованной гуннами… У этого лица было много предков, и все они грешили, грешили, грешили. Но и я была не без греха — значит, мы обязаны были поладить.

— Комментарий=

	«А по-моему, здорово! — сказала Венька. — Тебя не узнают те, кто знал тебя раньше, зато узнают все остальные…»
	— Венера

	У разведчика, десятилетиями пасущегося в чужой стране, несомненно, были преимущества — у него была легенда, у него была резидентура, у него была ампула с ядом, вправленная в зуб мудрости. У меня же не было ни легенды, ни имени для легенды, я была уязвима. Я была настолько уязвима, что призвала свои голоса и несколько минут лежала, сжавшись в комок, неистово, как Жанна д’Арк, ожидая их.
	— Комментарий=

«Выглядишь фигово, — наконец отозвался Иван, — краше в гроб кладут». «Насчет гроба тебе виднее, — подколол его Нимотси, — а из имен посоветую Анну. Вполне интернационально, легко приживается на любой почве и на любой роже. И будет держать тебя в рамках, чтобы не зарывалась». «С таким именем только в богадельню. Салфетки крючком вязать, — не согласилась Венька, — никакого куража». «Я, между прочим, всех своих героинь называл Аннами, — огрызнулся Нимотси. — И ничего, и все были счастливы, даже призы давали. А ты бы уж молчала! Венера, надо же! Звучит просто как дешевый матерок». «Что-то не относящееся к тебе. Что-то совсем другое, чтобы никому в голову не пришло вспоминать тебя прежнюю… Как будто до тебя не было никого и ничего…» «Ева! — не выдержала Венька. — Ева, мне нравится!» «Тоже ничего. И тоже вполне интернационально, — подал голос Нимотси. — Ты как?» Ева, Ева — буквы запрыгали, как обручи в серсо, я легко поймала их на палочку и произнесла вслух: — Ева. Имя отразилось от стерильных стен и вернулось ко мне, легко вошло в меня — как нож в ножны. В этом имени была правда моей ситуации, я была еще не изгнана из теплого рая моей жизни, я еще не искушала и не искушалась сама; я еще ничего не знала, хотя и покупала исправно яблоки у хохлушки на метро «Аэропорт». Ева. Пусть будет Ева. В этом имени была правда моей ситуации, я уже была изгнана из теплого рая моей жизни, и никто не мог защитить меня, кроме этих бесплотных голосов. И в то же время жизнь открывалась для меня впервые, я еще могла родить Каина и Авеля и прожить уйму лет где угодно, так никем и не найденная… Ева. Пусть будет Ева. За стеной весело бубнили Создатель с ассистентом, они еще ничего не знали о моем новом рождении. Мне вдруг стало нестерпимо одиноко в моей кровати. И я подумала о том, что на этих простынях уже лежали многие до меня; и некоторые, должно быть, тоже выбирали себе имя, схожее с моим.

— Ева

	— Хочется пожить еще, отличная штука жизнь, будь она проклята! Это только в моей ситуации она не стоит и копейки, но за нее можно поторговаться, глядишь, и выгадаю гривенник…
	— Влад

	— Тем более нет… Поменять лицо — это все равно что по-крупному солгать. Сжульничать в игре. И чем лучше оно получится, тем изощреннее будет ложь. А начав лгать, уже невозможно будет остановиться.
	— Влад

— Держите его в узде, иначе оно черт знает куда вас может завести. И черт знает кто слетится на него, людям нравятся такие имена, они их интригуют. Опасайтесь его. — Мне есть чего опасаться, кроме имени. — Вам виднее. Но это только в кино девицам с таким именем достается самый лучший парень, самая породистая собака, самая свободная страна и хэппи-энд в финале. — Господи, что вы знаете о кино? — А вы? Стоп-стоп, тебя проверяют, закидывают крючок с наживкой из твоей прошлой жизни… А тебя больше не касается твоя прошлая жизнь, с ее пишущей машинкой и уймой сценариев. Но, возможно, тебе наконец-то удастся завести длинные ногти, которые не будут ломаться о жесткую клавиатуру, особенно о клавишу заглавных букв… Ева обязательно отпустит себе длинные ногти. Холеные длинные ногти, если все закончится благополучно. — Лет пять не была в кинотеатре. — А я ненавижу кино. Ненавижу, но большинство строит жизнь по его правилам, так что ничего поделать нельзя. Вытаскивают одну-единственную историю и гонят до самого конца. А всем эпизодическим персонажам — либо пуля в голову, либо реплика в массовку. Дерьмово быть эпизодическим персонажем, а? — Ну… Если это касается твоей собственной жизни — то да. — И потом, все эти дурацкие линии. Они обязательно должны сойтись. А в жизни ни одна из линий не сходится… Вы закрываете глаза, когда целуетесь? — А надо? — засмеялась я. — Надо. Джоди Фостер обычно закрывает. И Вивьен Ли закрывала. — Не очень-то они похожи. — Совсем не похожи. Спокойной ночи, Ева.

— Влад и Ева

	Меня некому было защищать, и пятнадцати тысяч долларов у меня не было, и роли, придуманной десятком бравых голливудских писак, тоже не было.
	— Комментарий=

Только мой голос мог выдать меня — мой всегда монотонно-тихий, извиняющийся голос, испуганно реагирующий на любое обращение. Такого голоса не могло быть у Евы, обожающей Жака Превера и французские качественные мелодрамы с умными и всегда ускользающими диалогами. Часами я варьировала тембр, пока не остановилась на одном, уж никак не могущем вызвать подозрений и страшно далеком от меня прежней. Это был низкий голос — низкий, но без вульгарности ресторанных певичек. Такой голос знает себе цену, он не позволит ущипнуть себя за задницу — разве что бокал шампанского за ваш счет, и больше никаких вольностей. Я записывала возможные варианты этого голоса на Левин старенький магнитофон, забытый под кроватью в спальне, и гоняла его до одури, повторяя свой новый голос, вдалбливая его до автоматизма, — и это было похоже на лингафонные курсы. С той лишь разницей, что я приучала себя даже думать этим голосом. Когда новый тембр прочно укрепился в моем сознании, я приступила к его расцветке. Он должен быть немного усталым, потому что женщина интересна только своим прошлым, в котором может наврать с три короба; он должен быть чувственным (Боже мой! Это бесстыдное искушающее имя Ева подвигло меня на эти подвиги — прав был Влад!); он должен был раздеть кого угодно и сам раздеться; но в нем должны иногда прорываться интонации маленькой девочки, страдающей лейкемией, — чтобы его хотелось защитить, прижать к груди и уже не отпускать. «Ну, ты даешь, мать! — всплыл Иван, когда тренировки были закончены. — Не вовремя я умер!» «Точно-точно! — поддержал Ивана Нимотси. — Не будь идиоткой, устраивайся на секс-телефон! Через неделю получишь звание ударника труда и уйму денег. Мужики будут к тебе в очередь стоять, даже из Ханты-Мансийска приедут по этому случаю, помяни мое слово!»

— Автор и коментарии Ивана и Нимотси

	— Витенька? А почему Витенька? Вы ведь лечащий врач, — как черт из табакерки выскочил мой новый голос и обиженно закусил губу в конце предложения.
	— Ева

	«Черт знает что! Ты красавица!» — прошептал Иван. «Могу пристроить в киношку, — сострил Нимотси, — у меня остались кое-какие половые связи».
	— Иван и Нимотси

Их убили, они убиты, а ты не нашла ничего лучшего, чем трусливо сделать пластическую операцию. Но, сделав ее, ты сожгла за собой все мосты: вот если сейчас бравые стриженые парни в бронежилетах взломают эту дверь и вытащат тебя, розовенькую, из ванной – что ты им скажешь?.. Что ты испугалась? А до этого еще и вляпалась в производство порнографических фильмов, и даже исправно за это получала денежки, и плохонькую недвижимость прикупила? А когда почуяла, что пахнет жареным, – пустилась в бега, потеряв голову? Но, видно, не очень-то ты ее и потеряла, если прихватила с собой крупную сумму в валюте… Я даже тряхнула головой, так это было похоже на конвульсии мухи в искусно сплетенной паутине: чем больше я пыталась вырваться, тем больше запутывалась. Конечно, проще и вернее всего нужно было прийти и покаяться, я же не преступница, в конце концов, и кто-то действительно защитил бы меня от греческой истории, если бы она оказалось правдой… Но я не сделала этого, а отвергнув простой вариант, так и не пришла к сложному.

— Комментарий=

	...она завораживала именно глазами: в них был огонь Христовых страстей и спокойный фанатизм.
	— Комментарий=

Все было так, как нужно. Все было настолько так, как нужно, что сестра Параскева сказала мне однажды в самом конце лета: – Тебе нельзя здесь оставаться. Мне пришлось взять себя в руки, чтобы не спросить – почему? Я стояла, облокотившись на лопату, – мы копали картошку, – и ждала продолжения. – Тебе нужно уехать. Ты не нуждаешься в Боге, нельзя обманывать, это грех. Она почти ненавидела меня, эта бывшая киноведка Нелли с ее университетским психологическим образованием; она ненавидела меня ненавистью новообращенной, снобистской ненавистью приближенной к Богу. – Я ищу спасения. Разве Бог должен отталкивать того, кто ищет спасения? – Ты ищешь спасения не в нем, ты ищешь спасения для себя. Она была права – я искала спасения для себя, но не знала, есть ли оно. Но то, что оно не здесь, – это точно. И мне стало горько оттого, что я не могу поверить – искренне и безоглядно – так, как верили они… Так горько, что я заплакала, прямо на картофельном поле. Сестра Параскева не утешала меня: я была отступницей. Даже не приняв веру, я уже была отступницей.

— Ева и сестра Параскева

	За три месяца я отвыкла от множества людей, домов, машин. От меня еще пахло картофельным полем, прелью лесов и землей – и потому я легко затерялась в толпе дачников и грибников в резиновых сапогах: такое количество людей со старыми рюкзаками и в непромокаемых китайских куртках даже не снилось респектабельной Москве.
	— Комментарий=

Она была одиноким волком, и это роднило ее с мужчинами. Она была импульсивна, и это роднило ее с женщинами. Я знала о ней все или почти все. И я знала главное — человек никогда не изменяет себе, мой случай не в счет — я-то готова была изменить себе с кем угодно. Я знала, что ее любимые духи называются «OUTRAGE» — «Изнасилование» (она предпочитала — «Надругательство»); я знала цвет волос, который ее завораживает, я знала макияж, который ее не раздражает, я даже знала тип ее женщин — и я подходила под него. Я знала, что может ей нравиться в еде и выпивке, в режиссуре и книгах; ее покоряли умные женщины и цитаты из старого советского кино; ее сводил с ума черный цвет и женские брючные тройки, короткие стрижки и серебро.

— Комментарий=

	Молоденькая девушка с плохим маникюром на ногтях постригла меня удивительно удачно, за что получила новехонькую десятку сверх положенной таксы; а из зеркала на меня смотрела симпатичная стерва с почти идеальным черепом, кто бы мог подумать…
	— Комментарий=

	«Ну, ты даешь, мать! — восхитился Иван. — Неужели девочка выросла и спустилась с рук, чтобы пойти по рукам?» «Всегда подозревал, что ты шлюшонка», — подтвердил опасения Ивана Нимотси. «Я знала, что так будет, стоит только перестать бояться себя», — одобрила меня Венька.
	— Иван, Нимотси и Венька

	Мягкое сопротивление, ироничное сопротивление — этой линии я и буду придерживаться.
	— Комментарий=

	— Комментарий=Иван

Когда мы добрались до этого широко разрекламированного Аленой кабака, она уже увязла во мне, как муха в патоке. Ее сбивала с толку моя нынешняя природа: я была чересчур умна, чтобы быть чувственной, и чересчур чувственна, чтобы быть умной. У меня было сопоставимое с Алениным образование и совершенно отличный от Алениного взгляд на мир. Я не брала инициативы на себя, потому что «Надругательству» предпочитала «Изнасилование»; я курила тот же табак… Мне даже удалось ввернуть пару фраз из любимого Аленой Макса Фриша и сделать необходимую паузу, чтобы именно она закончила цитату. Материализовавшись из воздуха, я воплотила в себе все ее тайные и явные устремления и набросала ей столько загадок, что проще было довериться мне, чем начать их разгадывать.

— Комментарий=

— Шит! — сказал Макс на английский манер, по-русски небрежно смешивая «черт» и «дерьмо». — Алене всегда достается самое лучшее! — В смысле? — Я невинно улыбнулась. — Ты разве не в курсе? Она у нас специалист по девочкам. Она их трахает, если тебя интересует физиология. — Что ты говоришь! — У нее бывают отличные телки. Но ты — самое лучшее, что у нее было за последние три года. Во вкусе ей не откажешь. — Я только сегодня с ней познакомилась. — Господи, прости мне это вранье.

— Макс и Ева

	— Тебе нравятся розы? — Нет. Я вообще не люблю цветы. — Я учту, — серьезно сказала Алена.
	— Комментарий=

	…маленькие черепашки, спутники вечности, могли серьезно укоротить мне жизнь.
	— Комментарий=

Часть вторая

– Ева, – прошептала я бескровными губами. – Только не говорите, что это ваше настоящее имя, – хмыкнул он, впрочем, вполне доброжелательно. Я похолодела – естественно, какая ты Ева, он ищет тебя в связи с совсем другим именем и совсем по другому поводу. – Знаешь, – резко перешел он на “ты”, – девушки иногда позволяют себе поэтические вольности, придумывают разные диковинные имена. – По-моему, мы еще не пили с вами на брудершафт – это во-первых. И не учились в параллельных классах, так что “ты” звучит не совсем уместно. – Отступать мне было некуда, и я позволила себе некоторую надменность женщины, которая устала отшивать чрезмерно прилипчивых парней. – Во-вторых, меня действительно зовут Ева, так что я уж никак не похожа на ваших шлюх по вызову.

— Ева и Влас

— Ты, должно быть, насмотрелся дешевой порнухи, где все только и думают, как бы трахнуть друг друга в самых неподходящих местах. — В самых неподходящих? — Именно, — наставительно сказала я, старая видеопрокатная крыса, поднаторевшая в самых разных типах порно; оказывается, все это никуда не ушло, все покоилось на мутном илистом дне моей души. — Где, например? — Похоже, он живо заинтересовался. — На задней площадке автобуса, на эскалаторе метро в час пик, на колокольне собора, в химической лаборатории во время опыта по получению мышьякового водорода. — Это еще что за дерьмо? — Это дерьмо используется в судебно-медицинской экспертизе для выявления малых доз мышьяка по способу Марша.

— Ева и Влас

Все происходящее казалось мне плохо отрепетированной сценой из какого-то третьесортного мистического боевика. Но, возможно, дело было во мне самой — я так и не избавилась от прошлой жизни, она притягивала как магнит. Или скорее всего это именно я притягивала ее, она подбрасывала мне людей, уже существовавших в моем воображении и в моей памяти; она хотела посмотреть, как я буду вести себя в этих почти фантастических ситуациях — сначала Фарик, которого я убила, теперь этот парень — пули были выпущены друг за другом и легли одна в одну…

— Комментарий=

Пойди и убей. Пойди и убей, никто тебя не осудит. Пойди и убей, это хоть как-то оправдает все смерти, висящие на тебе тяжким грузом; одной больше, одной меньше, какая разница. Ведь этот ретивый сопляк никогда не думал о тех, кого убивал. Он даже не знал, что Нимотси обожает креветки, а родители Веньки потеряли сначала одну дочь, а потом другую; ему и в голову не пришло поинтересоваться, как зовут доберманов обреченного папика. А сколько еще их будет, таких папиков!.. Впрочем, мне на это было решительно наплевать — главным было не дать убийце моих друзей и дальше безнаказанно отстреливать кого ни попадя, а в промежутках скакать со шлюхами по постелям в плохо приспособленных для романтических свиданий квартирах… Ну, что же вы молчите? «Я не советчик. Убийство для меня всего лишь жанр, определенное сочетание букв на бумаге».

— Комментарий=

	Преступники и служители Фемиды — это две стороны одной медали — им нравится шастать по нейтральной полосе пограничных ситуаций и раздувать ноздри от запаха риска. И лишь такой фактор, как нравственность, является той черточкой, которая меняет плюс на минус…
	— Комментарий=

	— У тебя как со стрельбой, — поинтересовалась я, — тренировок не пропускал? — Не пропускал, так что могу случайно и попасть в яблочко. — Случайно попадают только сперматозоиды в яйцеклетку, им для этого тренироваться не нужно.
	— Ева и Влас

	— Почему я должен вам верить? — Вы уже поверили один раз. Я сказала, что не умею танцевать, — и не соврала. Я сказала, что у вас есть шанс возникнуть в оптическом прицеле винтовки, — и не соврала. — Элементы абсолютной правды часто делают убедительным и неотразимым любой лживый орнамент.
	— Грек и Ева

— Но все произошло не из-за этого. Поверьте, есть более серьезные причины, чем несчастная любовь. — Разве для женщины могут быть более серьезные причины, чем несчастная любовь? Да он философ, скажите пожалуйста! — У вас слишком сентиментальный взгляд на мир для бизнесмена подобного уровня. — Вы разбираетесь в бизнесменах подобного уровня? — Совершенно не разбираюсь, — искренне сказала я. — Просто девочка, которая переходит улицу на зеленый свет с дешевым плейером в рюкзаке в то время, как вы сидите в своей роскошной иномарке и проклинаете красный. — Значит, если продолжить вашу аналогию, Ева, — вы та самая парвенюшка с окраины, которая случайно попала под дорогую иномарку? Он мне нравился, сукин сын, он мне определенно нравился! — Не под иномарку. Под каток. Под обыкновенный асфальтоукладочный каток. Но осталась жива и теперь требую сатисфакции.

— Ева и Грек

	— С удовольствием бы тебя пристрелил. — А я бы с удовольствием с тобой переспала.
	— Сергей и Ева

	Хозяину — хозяиново, псу — псово.
	— Сергей

	Он учился во ВГИКе, а ВГИК всегда похож на ген-мутант, он напрочь меняет химический состав крови, он вовлекает любого зазевавшегося в странную игру с жизнью, так похожую на кино…
	— Комментарий=

	Библиотека Сирина поразила меня настолько, что в первый момент я даже забыла, зачем явилась сюда. Я даже почувствовала легкие угрызения совести — не убивать его надо было, а набиться в гости и выпросить что-нибудь из раритетов для уютного домашнего прочтения.
	— Комментарий=

	…помни золотое правило — лучше семь раз ударь, чем один раз зарежь.
	— Питомза

— Коньяк или виски? — спросила я, чтобы скрыть неловкость. — Если можно — воды, — попросил Олег Васильевич. — Понятно. За рулем. — Нет. Я вообще не пью. — Завязали? — И не развязывал. Никогда не пил и не курил. — Вообще? — Я даже опешила. — Вообще. Дело в том, — Олег Васильевич почесал переносицу, — что в двенадцать лет я дал клятву матери — никогда не пить и не курить. — А вы не погорячились? Бедный мальчик! Любитель клятв и — самое страшное — их неукоснительного выполнения. Редкий тип, по которому плачет то ли психиатрическая клиника, то ли Красная книга.

— Олег и Ева

	— Вы мне не верите… — Почему? Вы же не давали никакого повода вам не верить. Напротив, выручили меня в тяжелую минуту, протянули руку помощи… У вас действительно лихо получилось. — Лихо получается, когда затаскиваешь в постель красивую женщину, предназначенную вовсе не для тебя. А в моем случае получилось профессионально. Ну, и кое-какие связи помогли, — начал было честный Олег.
	— Олег и Ева

	— Пусть все остается как остается. Роль демонического незнакомца вам очень идет.
	— Ева

	«Мы не сможем быть друзьями, потому что слишком долго были любовниками» — это кредо отравляло жизнь ей самой.
	— Кредо Алены

— Ну что, выбрала что-нибудь? — Да здесь сплошные испанские названия, — шепнула я Серьге, — я ничего не понимаю. — Щас объясню. Значица, олья подрига — это суп, редкая отрава, хотя многим нравится, культовая вещь. Пучеро — тоже суп. Вот, можешь взять паэлью, это ничего. — Паэлья — это что такое? — Да типа нашей каши рисовой, — у Серьги совершенно отсутствовал кулинарный полет, — рыба, мясо и шафран. — А чанфайна? — Печень. Но можешь взять еще гаспаччо. Это салат из перца. Сам я есть не буду, изжога после этого перца задирает.

— Серьга и Ева

	— Может, у нее и Адам есть? Я бы взял напрокат.
	— Глеб

«Полная туфта, — прорезался вдруг Иван, — тебя вычислят, как щенка восточноевропейской овчарки. Там же не дураки сидят, наверняка всю жизнь брали салаты за двенадцать копеек в столовке ЧК-НКВД-СМЕРШ-МГБ-КГБ-ФСБ!» «Был у меня знакомый шантажист, пристал к подошве, как опавший лист, — вылез с поэтическими откровениями Нимотси. — Пришлось его, беднягу, погубить — гвоздями к пальме, как Христа, прибить!»

— Иван и Нимотси

	— … Я отношусь к этому философски: лучший художник — это страдающий художник. Я скосила взгляд на стены. — Судя по вашим интерьерам, его страданиям не видно конца.
	— Володька Туманов

	— Если бы мы когда-нибудь очутились в одной койке — я назвала бы это инцестом, — сказала как-то я, имея в виду нашу похожесть в надменно-ироничном восприятии мира. — Рафинированным инцестом, добавил бы я, — отозвался Володька. — Почему нет? Тебе же нравится нестандартный секс.
	— Ева и Туманов

	«Потом» — меня вдруг пронзило это слово. «Потом» — означало жизнь. Другую жизнь.
	— Комментарий=

	«Именно, — вклинился Нимотси, — лягуха лапами сучила, чем вивисекторов дивила. Теперь на миксер мне плевать — с лягухой нынче буду спать!..» — Сам сочинил? — улыбнулась я. «Ну не Рабиндранат же Тагор, в натуре!» — обиделся Нимотси.
	— Нимотси и Ева

Часть третья

Так я и поступила. Спустилась в ближайший гастроном, по-мужски бестолково накупила порционной расфасованной еды и полдня провалялась на диване, лениво почитывая московскую прессу. Как ни странно, прочитанное меня успокоило: мой случай, казавшийся апокалиптическим мне самой, оказался лишь досадным пресным эпизодом в ряду других преступлений, от которых стыла кровь в жилах, — расчлененка, побоище в ночном клубе, похищение детей, отрубленная голова, весело улыбающаяся дворникам из мусорного бака, труженики невидимого фронта заказных убийств, расстрел крупного предпринимателя и его ни в чем не повинного тойтерьера… Газеты писали обо всем, что хоть как-то могло развлечь пресыщенного обывателя и погрозить пальцем голодному бюджетному пролетарию: все твои проблемы — это полная фигня по сравнению с концом света, который маячит у тебя за окном… «Именно! Не переворачивай страницу, дочитаю, — вылез Иван. — Не вовремя я умер, точно! Страна не дождалась Вильяма своего Шекспира…» «Заткнулся бы, Вильям наш Шекспир, — огрызнулся Нимотси. — Лучше бы у жертв спросили, каково им… Очень неприятно, чтобы не сказать больше!» Очень неприятно, чтобы не сказать больше… Я вдруг подумала о том, что должен был чувствовать Нимотси, что должна была чувствовать Венька, когда смерть накрыла их своим неотвратимым, засиженным блохами крылом… Ты должна знать. Ты должна знать. Ведь у тебя есть кассета, где это запечатлено документально. Кассета твоего друга Нимотси, которую ты боишься посмотреть уже полгода. Но тебе придется это сделать — придется, как бы ты этого ни хотела. Придется — хотя бы для того, чтобы знать, что за карты у тебя на руках. Кассета и записи могут быть тузами, а могут — случайно затесавшимися в колоду двойками. Но знать расклад ты должна обязательно. Но, даже решив это, я оттягивала момент, как оттягивала момент написания еще во ВГИКе — первая страница всегда оказывалась самой сложной. Вот и сейчас — ты посмотришь, и дальше все пойдет как должно, нужно только не бояться.

— Комментарий=

	«Эдак ты сопьешься, чего доброго, и умрешь на железнодорожной станции Новый Иерусалим, — осудил меня Иван. — Грешно при твоем нежном алкогольном опыте опохмелицию вызывать, лучше кефир полакай, Лианозовского молочного комбината». «А вражеский йогурт „Фруттис“ и шпионские творожки „Данон“ — не вздумай!» — предупредил Нимотси.
	— Иван и Нимотси