Вечный зов

«Ве́чный зов» — эпический телесериал, снятый по одноимённому роману Анатолия Иванова. Снимался на «Мосфильме» с 1973 по 1983 годы. На материалах событий полувека (с 1906 по 1961 годы) в фильме показана история семьи Савельевых.

Примечание: следует удалить пословицы.

Цитаты по персонажам править

Панкрат Григорьевич Назаров править

«Полип, Полип - к заднице прилип...»
« Широко шагнёшь - штаны порвёшь.»
«Здоровье, как дерьмо коровье...»
«Чтобы узнать побольше-надо пожить подольше.»
« Чего мокрому дождя бояться!?»
« Когда с полным ведром бежишь, хошь не хошь, а половину расплескаешь.»
«Аркашка! Не трожь телефону!»
«Да, пес с ней! Пущай сидит - тяжелее буду.»
«Разум не деньги. Не вынешь из кармана, да не подашь.»
«Только имей в виду - в оглобли я сам впрягусь! Дотяну как-нито до райисполкома, да там и сдохну на порожках!»
«Божиться - божусь, а в попы не гожусь.»
«Далеко ещё вам до сумы-то, как нам, до Господа Бога.»
«Огрызаться нужно тоже с умом.»
«С чем ты приехал? Со злобой на людей, с обидой на жизню, али ещё как?»
«Ежели у тебя нутро не гнилое, ты крепись Ваня, руки отпустишь-опять беда...»
«Всех в одну кучку сгребать не гоже, а с другого боку острастка она тоже нужна.»
«Ведёрко воды из речки взять, верно не убудет, а ежели отводную канаву порыть, да другую...десятую и помелеет речка, а то гляди совсем рзаберут её.»
«Нееет, по живому камору бить дозволено.»
«Должон с умом, до тонкостяв во всём разбираться!»
«Я сейчас буду с тобой ругаться по зверски!»
«Звень-баба...А люди как церковные колокола, и на отлив чистые и янтарём на солнышке горит, а вдарь в него - со ржавчиной звук с дребезгом, буд-то в чугунки ударили. А есть иной, не козистый весь ржавчиной изъеденный, зеленью, а тронь его запоёт, как заря по чистому небу развивается. Вот это и есть - звень!»
«Дорого мне это "нажатие" выходит, ну, да Бог-милостив!»
«Вот, мы всё глядим! Всё по одной плашке ходим, всё оступиться боимся...»
«Сторожи не сторожи, всё равно твои "пузырьки" не помогут.»

Михайло Лукич Кафтанов править

«По мордам, по мордам! Они это любят, им это самая сласть...»
«Соплив ещё, а в душе уж напутано!»
«А человека из тебя сделать смогу! Ежели верой и правдой служить будешь, ежели преданный будешь как собака.»
«Стараться это мало, соображать надо!»
«Угадать, что хозяину надобно... Ежели хочешь судьбу за хвост держать, а ведь он у неё склизка́й!»
«Хитёр ты, али прост!?»
«Да-а, сдаётся мне, большая из тебя сволочь вырастит.»
«Ты кого перехитрить хочешь, недоносок?»
«Ну, чё ты всё нюхаешь? Двое суток нюхаешь и что вынюхал?»
«Всех, всех сельсоветчиков живьём приволочь!»
«Я им теперь попашу́ и забороню́»

Демьян Инютин править

«Никуды ты милок ни денисси!»
«Вы, вот что... Заходите как свечереет! Гулять буду, деньжата есть, вона сколь нога стоит!»
«Вот он крест, за храбрость даденый!»
«Работать мне не сподручно, а служить можно.»
«Был дурак, да весь вышел.»
«Медведь без выгоды живёт, а я человек, но только на копейку сворую, а на червонец прибыли принесу.»
«Сломать бы мне последнюю ногу...»
«Руки назад, а то в момент пригвоздю, сам знаешь.»
«А я с тобой побалакаю...»
«Чумной ты чёй-то я давно гляжу, что за "коловерть" у тебя в башке, куды она тебя "доколовертит", вот об чём Михайлу Лукичу подумать.»
«Не зря же суразёнок этот, провиант сюда потащил.»
«...и пошёл их род, пошёл их род!»
« Дал бы тебе по шее, что бы знал как с отцом разговаривать...Да вон, праздник портить не хочется...»
«Никуды́шнему танцору завсегда, или музыки не хватает, или ноги мешают...»

Фёдор Савельев править

«Та-а-а-ак...»
«Так я к тебе завтра на рассвете стукнусь?»
«Ума взаймы попросить пришел.»
«Ага, живут, навоз жуют!»
«Тебя не спрашивают, а ты и не сплясывай.»
«По-ро-сятник!»
«Не изменял я Ваньша, потому что нету у меня Родины-то...»
«Ловко... Я говорю, ловко ты приклеил волос к бороде...»
«Как же - не дураки, понимаем...»
«Огородница-то она у тебя знатная.»
«Ну все жить учат! Кружилин учит, Назаров учит! Брательник Антон в коем веке написал, и тот учит! Умные!»
«Это от тебя что ли сморчок вонючий?»
«Тогда вы все должны знать, что не прохлаждаюсь я, что и мне жарко бывает.»
«Я в твои годы, уже эскадроном командовал и белякам головы рубил, а ты у нас ещё в ребячьих пастухах состоишь.»

Лахновский (агент царской охранки, далее офицер абвера) править

«Человек хочет жить и жрать! При чём жить как можно дольше, а жрать как можно слаще!»
«У кого квартировали прибыв в наши провинции?»
«Дело ваше швах...»
«И ничего от вашей РСДРП не отвалится.»
«Ведь перед тобой же светлое будущее: университеты, гаудеамус идитур, прелестные девушки, служение Отечеству!»
«Не извольте беспокоиться, ничего особенного. Просто, уничтожаем советскую власть!»
«Взять этого, отделать как следует, отвести в "наше" заведение и бросить в камеру...»
«А вот капитал-то и останется!»
«Ведь они люди жестокие, решительные, безнравственные...»
«Да, они и убить могут, не разобравшись!»
«Пустяк, совершеннейший пустяк я у вас прошу...»
«Своя рубашка ближе к телу... И мы сделаем так, что бы эта рубашка к телу – намертво приросла!»

Дед-Евсей править

«Вот какие коленкоры получаются.»
«Ты давай закручивай свои орательства...»
«Едрить твою через коромысло.»

Диалоги по сериям править

1 серия «Старший брат» править

— Ладно, ладно Демьян. Раз кавалер ты у нас, дам по убогости твоей службу лёгкую.
— Это куда ж Михайло Лукич.
— А будешь на заимке у меня жить, в Огневских ключах. Самогон курить. И как только вожжа мне под хвост попадёт, что б всё наготове было. Ну, на вроде значит - смотрителя, при всё моём этом самом... Ставлю тебя. Но, а как перепьюсь, сударушки мои на тебя не обзарятся.
— Ну, ка...Ну, ка!
— Выгода твоя в том Михайло Лукич, что бы главным смотрителем меня поставить над всем твоим хозяйством, акромя торговли конечно.
— Ты чё дурак мелишь, очумел?
— Был дурак, да весь вышел. Богатство у тебя Михайло Лукич, не менее чем у других господ, а около богатства - цепной пёс должен состоять. А где он у тебя? Нету. Лучше меня не найдёшь.
— Так, ну а воровать сильно будешь?
— Не без этого, ежели без утайки. Медведь без выгоды живёт, а я - человек. Но только на копейку сворую, а на червонец прибыли принесу. Михайло Лукич, ты бери меня не упускай.
— Да-а, интересный ты с войны вернулся.
— Господи, циганы ишо... Навязались на мою голову, да я вас неслухов! Что б вас кикимор посерёдки скрутил! Братья ведь родные.
— Во-он, я же говорил, жандармы идут...
— У меня тут дело, одно есть... Не твоего ума.
— Иди с Богом Панкратушка, не дам я тебе работы.
— Да, как же Демьян, я ведь...
— Ты ведь на пасху-то помнишь? Не послушал тогда меня, а землица сохла. Так-то мы с Михайло Лукичом по миру пойдём.
— Далеко ещё вам до сумы-то, как нам до Господа Бога.
— Вон, ты как? А ну, пошёл сказано.
— Ну, гляди Демьям...
— Напужа́л. Гуляй. Гуляй,говорю пока честью просят.
— Ну, ну так и быть. За это моги и осчастливить вас. Пошлю тебя Поликашка приказчиком в лавку, в Шантару, а она - экономкой будет у меня на Заимке.
—Что? Она жена моя! Я за неё на нож полез, а ты мне... А сейчас брюхо твоё...
—В шею, в шею его! Собак, собак спустить.
— Ширамач проклятый.
—Силантий.
—Что заладила Силантий-Силантий.
— Ну, погинет же наш Антошка!?
—Антошка не погинет, он не такой.
— Опишите ему Понкратушка, что мол «Батька с маткой извелися!».
— Много он думает о батьке с маткой... И в кого уродился, вражина несчастная. И эти двое, в его же будут - ширмачи, такие же как Антошка!
— Эх скука Лизка, хоть ложись у порога, да вой!
— А ты вот пойдём со мной, два узла у корыта постираешь-скука сразу пройдёт.
— Себе, не вам-перебора не дам. Только тебе не выиграть у меня.
— Хвалился тут один, да я не боязливый.
— А у нас один университет-тюрьма. Осторожным быть умеешь!?
— Научусь.
— Устал я с тобой Антон Савельев. Только с тобой и вожусь, что мальчика ты. Обманули тебя, завлекли, а ты рот раскрыл... Кончай Ваньку-валять. Скажи, кто был в вагоне с двоюродным братом твоим и пойдёшь отсюда прямо домой. Но?...
— Да, ей Богу, ну, сколько разо́в говорю. Ничего я не знаю. Говорю же, я уголь собирал, вдруг слышу стреляют.
—Но...
— Ну, нтересно, я побежал, а на рельсах Гришка лежит.
— Никого не видел?
— Этих видел.
— Кого?
— Этих. Жандармов.
— Дозвольте, ваше благородие.
— Погоди. Последний раз добром, добром спрашиваю... Кто был в вагоне, какой приезжий, как выглядел?
— Да вот крест. Уголь я собирал, слышу стреляют, вот я и побё́г.
— Косоротов!
— Я слушаю вас.
— У кого квартировали, прибыв в наши провинции, господин Субботин?
— Да, нет. Тут какая-то ошибка, я - Чуркин.
— Ах, да... по паспорту Чуркин. Так, у кого же квартировали?
— Не успел, вчера прибыл, прямо на станции схватили. За что, не знаю?
— Да, кстати, „паспартишко́“ на сей раз, весьма и весьма не аккуратно соорудили.
— Хотите вывести меня из терпения, не выйдет любезнейший. Все фокусы, я давно знаю.
— Так и я терпелив.
— Косоротов, как там наш юнный друг? Пригласите его пожалуйста?!
— Извольте, ваше благородие.
— Узнаёшь этого дядю. Ну, так как?
— В жись...не видал.
— В карцер! Воды не давать - сутки.
— Чаю мне покрепче. Купчишку сюда.
— Ну, что у вас может быть общего с этой, извиняюсь шантропой? Ведь перед тобой же светлое будущее: университеты, гаудеамус идитур, прелестные девушки, служение Отечеству! Ну, скажите. Только скажите. Что вас с ними связывает?
— Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.
— Ай, яй, ай...юноша. Потом может одумаетесь, да поздно будет. А мне жаль, по отечески. Я ведь вас глупого отпустить хочу. Да, да, да...на все четыре стороны-гуляй казак. Почтенные люди за вас ходатайствуют, родителей ваши жалеют. А вы? Но, что?
— Я порвал с родителями и с прошлым.
— Ну, как же, как же помню. Революционер, герой, Марат. Знаю, что пыль у вас в голове, да ума не приложу, как помочь? Сами себя не жалеете, сами себя в тюрьму упечь хотите.
— Зовите своих палачей.
— У-у-у, это что вам по физиономии-то пару раз... Это юноша, ещё цветочки, а ягодки будут впереди, если не одумаетесь.
— Косоротов.
— Ступайте подумайте. Крепенько подумайте, а я ещё позову.
— Чёрт принёс кого-то?
— Михаил Лукич велел кланяться, овса прислал 120 пудов, ну, ещё медку 4 кадушки, но и другого разного.
— Не ко времени ты. Беда у нас приключилась. Сынок мой единственный-наследничик, под следствием!
— Господи, при ваши-то капиталах воровать вроде незачем.
— Тьфу, тьфу сдурел. По политическому! С голыдьбою связался с самой рванью смутьянской.
— Вот он - город!
— Город? А ты спроси кто его с пути сбил, не ваши ли Михаловские?
— Хто уж такие???
— Кто, кто? Да, Савельевы - змеиная вся семейка, племянничик ихний, что из деревни недавно привезли, да девка одна по отцу-каторжная.
— Племянничик значится? Антоха Савельев! Добро!

2 серия «Ночь перед рассветом» править

— Силантий, лампы заправь. Всю ночь гулять буду.
— Ступай, зовёт. Чем это ты ему приглянулся?
— Ну, а я откуда знаю? Если надсмехаться хочет, я не дамся.
— Ведь говорил тебе, уйди подальше от греха. Не послушал. Теперь терпеть надо. Иди уж...
— Явился! Поди сюда. Рядом сядь. Тихо!
— Многие вам лета, Михало Лукич.
— Федька это, Силантия маво сын - хороший человек будет. Ежели я и сделаю его. Пей с хозяином. А теперь гулять!
— Молодец! Молодец, Федька. Так им и надо! По мордам их, по мордам! Они это любят, им это самая сласть, а я тебе за это развесёлую деваху привезу.
— Гони-гони. А кто заимку сторожить будет?
— А вот хоть вон ентот.
— Чё, Федьку? А что ж! А что!
— Побойся Бога, Михайло Лукич...
— Чего рот разеваешь? Федьку тваво назначаю.
— Смилуйся, Михайло Лукич...
— Что б духу тваво не было!
— Я-я-я, ежели кого полюбил, многое чё могу сделать. В сыновья тебя определю, заслужишь если.
— Ты что? Хаханьки? Шабаш. В баню теперь всем.
— Королевич ты мой золотой, я разгуляться сегодня хочу.
— Погоди, и до тебя черёд дойдёт!
— Ну, иди сюда. Ты, что боишься? Ну, ничего. Такой же пакостный, как и другие будешь...
— Чёй-то у вас тут? Глотку забило?
— Ну, чё она лезет ко мне?
— Брешишь!
— Замолч!
— Ну, и как она к тебе лезла?
— Что ж ты поганцу-то веришь, Господи, Миша, да креста на тебе нет, что ты родненький мой?...
— На месте. Ну, что? Врёшь? Правду скажешь - не трону.
— Ну, ничего я не вру. Ну, облюнявила же меня всего.
— Брешишь.
— А ну, Федька - возьми плеть. Вон, где я седел. Возьми. Возьми говорю. Она к тебе лезла, ты и бей? Ну, али соврал? Говори перед смертью.
— Не врал я!
— Бей, бей, сволочь. Бей как следует!Волчонок... Ежели изувечишь бабу, глаз выстегнешь?
— Одноглазая походит...
— По што Лушку-то продал, а?
— А что не надо было, так я тебя обманул-бы Михайло Лукич.
— Врёшь. Врёшь, соплив ещё, а в душе уж напутано. Но а то, что баб ты не жалеешь и жалеть не будешь, это мне подходяще.Давай Федя, тащи квас.
— Я так скажу Федя... Что усыновлю тебя - не верь, у меня свой сын есть - Макарка. Он и будет после меня властелином тут. А человека из тебя сделать - смогу. Ежели верой правдой служить будешь, ежели преданный будешь как собака.
— Я постараюсь, Михайло Лукич.
— Стараться - это мало, соображать надо Федя... Угадать, что хозяину надобно, ежели хочешь судьбу за хвост держать, а хвост у неё - склизкай.
— Всё что хошь, Мхайло Лукич.
— Подай-ка рубаху...
— А на отца-то не поглядел... Хитёр ты, али прост?
— Да сёдня прост был Михал Лукич.
— Да-а, сдаётся мне... Большая из тебя сволочь вырастит! Ну, может этим самым, ты и приглянулся мне. Ладно Федька, беги запрягай жеребцов. Сюда вернёшься вместе с отцом, одному тебе покудова нельзя тут, ещё заимку спалишь. Ну, беги...
— Здорово, земляк.
— А ты чё тут делаешь? Опять конокрадством занимаешься?
— Да, вроде-бы. Времена-то беспокойные настают. А это хорошо, что я тебя встретил. Слушай, ты Петьку Полипова помнишь?
— Это сын лавочника что ли?
— Ну, да он самый...
— Ну...
— Ты знаешь, мне сейчас по городу-то не сподручно, а он адрес Лизы может знает?
— Ты кто такой?
— Да я к тётке...
— Ты девок наших не тронь, мы их сами...Садим...садим...
— Здравствуй, Лиза.
— Антон, пришёл. Живой.
— Пришёл. Пришёл. Лизонька...
— Ой, Антошка, я не представляла как мы с тобой в первый раз.
— А вот и поцеловались.
— Здесь поживает Пётр Петрович Полипов?
— Здесь. Они дома. Тут, тут.
— Благодарю вас.
— Чему собственно обязан?
— Не волнуйтесь, здравствуйте Пётр Петрович. Узнали? Прошу расценивать мой приход, как обычный в некотором роде - визит, не более того. Я и мундир для такого случая дома оставил.
— Разрешите ли присесть? Дельце у меня самое пустяковейшее…Не желаете? Настоящая «Корона»!
— Благодарю.
— Мне купчишка один поставляет, не из любви конечно - страха ради. Сынок у него запутался по глупости ну, а я помог немножко. Если помните, всегда стараюсь помочь!?
— Позвольте… Я не совсем понимаю.
— Пётр Петрович, Э-э-э, если не ошибаюсь…батюшка ваш скончался в году так 1912, почил так сказать, «в бозе»!
— С родителями своими я давно порвал. Решительно.
— Да, да помню, помню. Но ведь капитал-то и не малый, почти миллион, Пётр Петрович вы унаследовали? По завещанию-то?
— Не я, а мать моя.
— Ну, да это вы так своим товарищам по партии объяснили… А лежит он давненько на ваше имя, в большом банке, в городе Санкт-Петербурге. А разве не могли бы вы, Пётр Петрович, если ваши политические убеждения искренне, идеалы раз и навсегда выбраны, пожертвовать этот громадный капитал в вашу партийную кассу? На дело революции.
— А какое вам собственно дело, до моего капитала?
— О чём, гришь я? Да-а-а, вопрос? Как же? Капитал, и идеи там разные, партия социал-демократов и тому подобное?
— Я не понимаю о чём вы говорите?
— Будто-бы? А если хотите, понимаю я вас… Молодой человек, либерал, геройство, «Долой самодержавие», курсисточки с восторгом смотрят… Приятно и даже лестно. Но ведь до каких же пор?
— Что?
— До каких же пор? Молодость уйдёт и что же останется? А вот капитал-то и останется. Я вас Пётр Петрович, ум – ценю и уважаю, и мешать не стану, и на встречу вам пойду, но, только уж и вы…
— Вы провокатора из меня сделать хотите?! Я заявляю!
— И вот ведь какое совпадение получается, принеприятнейшее… Был не так давно арестован знакомый один наш с вами - Антон Савельяев, на явке. И явочку эту вы ему дали Пётр Петрович сказав, что она чистая.
— Вы в этом уверены?
— Хозяева явочной квартиры на допросе - показали. Ну, я то эти показания до поры до времени по старой дружбе в ящик спрятал, а вдруг, да и узнают друзья ваши, что провал по вашей так сказать вине.
— Ложь.
— И сопоставят с капиталами вашими кои вы утаили, а коих они тоже могут узнать. Ведь они люди жестокие, решительные, безнравственные, да ведь они и убить могут – не разобравшись!
— Вам меня не запугать. Вон!
— Собственно, я даже допускаю, что разоблачения перед своими вы не испугаетесь. С таким капиталом чего бояться? Можно и за границу уехать, да и жить себе там – сладкой жизнью, но что вы скажете на это?
— Ордер на арест?
— Ну, рассоритесь вы со мной Пётр Петрович ну, что толку? Дам я «ход» вашему делу, доказательства тяжкие: организация студенческих кружков, противоправительственные речи, связь с преступным подпольем. Приговор и результат – каторга, лишение в правах, конфискация всего вашего капитала. У вас и невеста наверное есть? Не верю, что так неразумно поступите, право слово.
— Шантаж? Но ведь это же подло. Подло же это.
— Ну, уж это как вам будет угодно.
— Да, что вам от меня нужно?
— Пустяк. Совершеннейший пустяк я у вас прошу. Смешно даже… Ну, другому не сказал бы, но вам скажу. Снова сбежал из-под стражи Антон Савельев. Да уж, наша конечно россейская расхлябанность. Правы. Так вы уж Пётр Петрович не откажитесь, подскажите…Куда он мог? А я вас в покое оставлю ну, один разик-то согрешите во благо отечества. Между нами. Ни одна душа живая, вы и я… Ну, решайтесь Пётр Петрович. Впрочем, не тороплю, время есть, но уйду от вас при одном только ответе! Да, надеюсь гостей не ждёте, а то боюсь как бы не скомпрометировать вас?
— Косоротов, принимай заключенного.
— Антон Савельев, родимый ты мой. Привёл таки Господь встретиться.
— Здравствуй, здравствуй Косоротов. Не бойсь скучал тут без меня?
— А как же, как же... Цельный год тут сидел возле окошка, всё на улицу глядел - не ведут ли тебя? Ой, да что же я стою-то? Идём-идём, сейчас отведём тебе помещенье́це поменьше и подушнея́, и с́ыренькие есть, и тёмненькие, а можно и в карцер, е́жели заскучается.
— Ну, спасибо землячок, насколько я помню в карцере-то тут не дурно?
— Уж куда лучше, до тебя…как растут один с ума тут спятил.
— Ну-у, не благодарный какой в таких-то хоромах? Не благодарный. А я вот отдохнуть решил, набегался, устал.
— Отдохнёшь родимый, у меня отдохнёшь, срок то у нас с тобой ой, какой до́лгий. Да, то-то и оно, что не долгий, некогда мне, дел много.
— Подождут дела, здоровьица́ тоже надо беречь, уж я позабо́чусь…
— Слушай, Косоротов: « Один да один сколько будет?».
— Ишь ты ну, два.
— Грамотный…два, так вот через два месяца я и сбегу, как раз отдохну немного.
— Сбежишь?
— Увидишь.
— Поглядим....
Вот твоя. Отсюда никтошеньки никогда не сбегал. Лучше, извини нету.
— Ну, спасибо земляк, не знаю, когда я тебя отблагодарю. Косоротов, ты дверь - то не забудь за мной закрыть, чтоб мне не мешали.
— И нашего брата-надзирателя Господь не обделяет радостью.
— Слушай, земляк, совсем забыл сказать тебе, поздравь меня, женился я, женился!
— Смотрите у меня в десять глаз за ентим!!!
— А-а-а заглавный управляющий. Жив ещё?
— Я-то жив, а вот тебе торопиться некуда. Померла твоя матерь, а цыганка хвостом вильнула и след её простыл.
— Мужиков-то наших много с фронта вернулось?
— Куда много?! Которые ещё воюют, а по ком уже и отходную прочли... Пол деревни вдов. Кругом горе-Кафтанов один живёт.
— Я знаешь, по городам-то проехал, всё бурлит. Терпение у народа кончилось. А ты вот, всё шапку ломаешь... Никак Федька Савельев с ним проехал?
— Он! Привечает его Кафтанов.
— Не привечает, приручает. Для Кафтанова - человек, что собака для охотника. Ведать не в старшего брата пошёл Федька-то...
— С Антохой что ли встречался? Он слыхать всё по тюрьмам, да по каторгам...
— Он брат, недавно с каторги-то сбежал.
— Ну-у, отчаянный парень.
— Что ж так долго хозяина-то нет? И когда заезжал-то сюда?
— Заскучал по собачнику этому?
— Собачник, не собачник, а живёт хозяин всласть.
— Завидуешь?
— Скажет тоже… Ну, а хотя бы и так. Весело живёт и людей не боится. Бать, а что е́жели, с его помощью и нам за жизнь удастся зацепиться? Эт как? А?
— Гляди-и, обрадуешься краюхе, ковригу потеряешь. Кафтанов, совесть по́дпол запрятал и тебя видимо тому учит? В дерьме мы с тобой за кусок хлеба купаемся, так хоть совесть при нас.
— Совесть. С чем её едят, совесть-то?
— Совесть не едят сынок, с ней – живут.
— Ага, живут, навоз жуют.
— А я, вот так о жизни кумекаю по-стариковски… Вот вешняя вода бывает, вымоет «промо́инку» в хорошей земле – осенью дождик скатится. И уж нате вам «обрывчик» и не заметишь его на вроде, курица перешагнёт. А через год-другой, струя пойдёт «сбро́сом»… и уж вымывает земельку-то горстями. А ещё год и овраѓ, как рана на земле. И уж никуда та земля-то, не посеешь на ней, ничего не соберёшь.
— Ну, к чему ты развёл эти «турусы на колёсах»?
— А к тому.
— Я вот тоже думаю-думаю, но вот зачем-то я Кафтанову нужен? А? А у него вон, дочка растёт, Анна-то?
— Чего-чего? Ты страмец такой об чём это?
— А что не бывало что ли, когда богатые шли замуж за бедных?
— Да, когда у тебе в голове сварилось? Кафтанов раньше удавит тебя, чем ты рот-то разинешь!?
— Ну, это мы ещё поглядим. Может так статься и деваться-то ему будет некуда, акромя как нас с Анной - под венец.
— Так вот ты оказывается какой?
— Да, уж такой. Не мазаный – сухой.
— Господи, кто там ещё? Может лихой человек, беглый варнак с каторги, не ходи Фёдор!
— Не шевелись – жака́н у меня!

3 серия «В чём твоя вера?» править

—Смотри, «тюха-матюха» родного брата не застрели.
— Антошка! Антошка!
— Тихо!
— Чё это утебя?
— На сучок нарвался. Вы одни с батей?
— Значит, правда батя угадал, что ты – беглый?
— Фёдор, кто там?
— Тихо!
— Батя!
— Антон, Антошка, А я уж грешным делом подумал, что не жив ты.
— Живой я живой, живой.
— Каким ветром-то? Глазам не верю ведь.
— Батя.
— Федя, Антошка ведь… Вот радость-то!
— Следы.
— Какие следы?
— Инютинские!
— Где?
— Вокруг конюшни, дома всюду след его деревяшки. Свежий.
— Господи, не уж-то следят?
— Охота в такую непогодь…
— А харёк братка, дождя не боится, ему бы мыша заловить!
— А может и пронесёт сынок? Последили, да не выследили!
— Да, нет батя…видно опять в бега пора. Как зверь травленный, капкан чую.
— Чуешь ты капкан, смотри.
— Чай батя, в следующий раз попьём…
— Каторжников привечаешь здесь?
— Каких каторжников?
— Пёс! Эй вы, сыщики ну, что мундир-Дорофеевич что скажешь?
— По полученным в городе данным – здесь он где-то, здесь закопался и Инютин говорит!
— Ну, чё ты всё нюхаешь? Двое суток нюхаешь и что вынюхал?
— Кровищей воняет, Михайло Лукич! Я этот запах за версту чую.
— Чего городишь-то, Демьян? Какой запах, побойся Бога?!
— Ты, каторжный родитель. А это что? Три! Ложки-то три! Кого это третьего почивал тут? Успели укрыть! Сказывай где? Тут он, Михайло Лукич прячется. Сломать бы мне последнюю ногу. Искать надо!
— Ну, ежели не боишься сломать дядя Демьян, то ищи…
— Ух, змеёныш…
— Брось, Демьян! Не привязывайся. Чё?
— А чё он Михайло Лукич…
— «Петушинистую башку» Инютина прости. Он давно отца твоего сожрать хочет, вот и чудится ему. Да, объявись тут братец каторжный, не уж-то ты Федька пошёл бы против счастья своего, не сказал хозяину своему? А? Да, ты подойди поближе. Зятёк будущий! Подойди. Отныне, вообще твое место рядом со мной. Не уж-то не сказал бы он, не сообщил хозяину своему – объявись тут братец его? Не уж-то не скал бы Федька? Ну, дык как?
— Сказал бы, а чё мне.
— Ну, дык вот. Ты говори. Ты кого перехитрить хочешь, недоносок? Сказывай где брат! Сказывай! Задавлю.
— Лапы отпусти сука.
—Что?
— Ещё лапается. По-ро-сят-ник!
— Догнать его!!!
— Да не дрыхать тебе надобно, а то расхоронится. Анфиска сказывала, Кирька ей проболтал, что «мол отец ему накрепко наказал, чуть тебя увидит, бежал бы и сказывал».
— Зачем?
— Мол, арестовать и Федьку надобно.
— Та-а-ак… Погоди, а ещё что говорил тебе?
— Ничего более.
— Федьша!
—Да?
— Дай я сам снесу то, что Антону нужно, обо мне никто не подумает, а ты схоронись.
— Та-а-ак… Мам, собери ему что-нибудь поесть, я сам отнесу.
— Стой! А-а-а, «суразёнок паршивый», кого перехитрить захотел?
— Ох, замытарил ты нас совсем Инютин, а каторжанин беглый не бойсь уже по тайге «чешет»?
— Чего ты дядя Демьян?
— Тут он в горе где-то прячется, не зря же суразёнок этот провиант сюда потащил. Ну-к, да-а-ай!
— Не знаю я ничего.
— Узнаешь голубок, всё узнаешь!!!
— Ну, ты вот мне скажи, скажи как на духу, а я может пойму. Ну, зачем тебе эта, голодранка Анфиска? Зачем, а?
— Потому что лучше её нет для меня.
— Эх, хватил... Да, ты когда в силу-то войдёшь, у тебя такие будут.
— Не нужен мне никто.
— Это сейчас так говоришь. Потому и не смыслёнышь ещё. Ты вон на Кафтанова погляди... Живёт-самым сахаром. А женился? Женился с умом.С ёйных денег в гору пошёл. Об Анне сейчас надобно думать, об Анне...Вот об ком. Ты вон на братьёв Савельевых погляди, эти знают-знают вокруг чего крутиться-то надо. Так шиш она достанется им.
— Не нужна мне Анна, не люба она мне!