Белый Котик

«Белый Котик» (англ. The White Seal) — рассказ Редьярда Киплинга 1893 года, вошедший в «Книгу джунглей».

Цитаты

	Вожак дельфиньей стаи <…> ответил: — Я чую непогоду хвостом, молодой человек! Если по хвосту бегут мурашки, это значит, что буря надвигается сзади. Плыви и учись! А если хвост у тебя защекочет к югу от Вязкой Воды (он подразумевал Экватор), то знай, что шторм впереди, и скорей поворачивай.
	The leader of the school rolled <…> said: “My tail tingles, youngster. That means there’s a gale behind me. Come along! When you’re south of the Sticky Water [he meant the Equator] and your tail tingles, that means there’s a gale in front of you and you must head north.”

	— Ах, чтоб меня ободрали! — произнёс с расстановкой Сивуч, и все моржи поглядели на Котика — в точности так, как поглядели бы на дерзкого мальчишку пожилые завсегдатаи лондонского клуба, расположившиеся в креслах вздремнуть после обеда.
	Well! May I be—skinned!” said Sea Vitch, and they all looked at Kotick as you can fancy a club full of drowsy old gentlemen would look at a little boy.”

	… когда они отрывались от еды, то начинали раскачиваться на хвосте, церемонно раскланиваясь на все стороны и помахивая передними ластами, как толстяк в ресторане, подзывающий официанта.
	… they balanced on the ends of their tails in deep water when they weren’t grazing, bowing solemnly to each other and waving their front flippers as a fat man waves his arm.

	… его терпение пропало там же, где и мёртвые крабы. — Комарова: «терпение лопнуло, как скорлупа рака-отшельника»
	… his temper was gone where the dead crabs go.

	Я голос братьев слышал, вступавший с ветром в спор: На пляжах Луканнона звучал мильонный хор. Он пел о мирных лёжках на скалах у лагун, О холостяцких играх на мягких склонах дюн И о полночных плясках средь огненных зыбей — Тогда наш мирный берег ещё не знал людей… Я утром братьев видел (боюсь, в последний раз); Казался чёрным берег — так много было нас, И секачи спешили добыть себе невест, И рёв их разносился на много миль окрест. О берег Луканнона, туманный и сырой! Просторные площадки, поросшие травой! Лишайник на утёсах, блаженство летних дрём! О берег Луканнона, ты наш родимый дом! Я утром видел братьев — избитых, чуть живых, Что сделали мы людям? Куда бежать от них? Нас море не укроет и суша не спасёт — Мы кончим век на бойне, как бессловесный скот. Лети, крылатый странник, на юг, на юг лети, И всем о нашем горе поведай по пути: Скажи, что злые люди нас губят без стыда И скоро опустеет наш берег навсегда!
	I heard them lift the chorus that dropped the breakers' song— The beaches of Lukannon—two million voices strong! The song of pleasant stations beside the salt lagoons, The song of blowing squadrons that shuffled down the dunes, The song of midnight dances that churned the sea to flame— The beaches of Lukannon—before the sealers came! I met my mates in the morning (I'll never meet them more!); They came and went in legions that darkened all the shore. And through the floam-flecked offing as far as voice could reach We hailed the landing-parties and we sang them up the beach. The beaches of Lukannon—the winter-wheat so tall— The dripping, crinkled lichens, and the sea-fog drenching all! The platforms of our playground, all shining smooth and worn! The beaches of Lukannon—the home where we were born! I meet my mates in the morning, a broken, scattered band. Men shoot us in the water and club us on the land; Men drive us to the Salt House like silly sheep and tame, And still we sing Lukannon—before the sealers came. Wheel down, wheel down to southward; oh, Gooverooska go! And tell the Deep-Sea Viceroys the story of our woe; Ere, empty as the shark's egg the tempest flings ashore, The beaches of Lukannon shall know their sons no more!
	— «Луканнон» (Lukannon)

Перевод

И. Комарова, 1980 (с некоторыми уточнениями)