Афганский арестант

«Афганский арестант» — литературное произведение русского путешественника Виктора Пинчука, где описаны приключения одиночной экспедиции 2008 года, включившей семь азиатских стран.
Жанр — путевой очерк; год издания — 2018.

Обложка книги, фото и оформление автора

Цитаты

Чудакам, сумасбродам, жителям Крайнего Севера — героям анекдотов, а также всем погибшим при восхождении на Эверест посвящается

Когда выходишь из терминала аэропорта незнакомой страны, населённой аборигенами, одетыми в диковинные одежды, с непривычным, невиданным доселе цветом кожи, язык которых тебе неизвестен, и ничего не знаешь об этом городе, этих людях и о том, что будет завтра, — разве такая награда не стоит любых мытарств?

За полгода до запланированного отъезда зашёл в одно из турагентств Симферополя. Улыбчивая девушка в кожаном кресле за столом ответила: «Афганистан — самое популярное направление для отдыха в нынешнем сезоне. Самолёты переполнены, но мы постараемся подыскать одно местечко. Вы сделали правильный выбор! Турция, Египет и Таиланд — уже вчерашний день. В наше время там отдыхают, разве что жители Шепетовки», — добавила представительница турбизнеса и засмеялась звонким заразительным смехом. «В Кабуле, — продолжила она, — кроме проживания в комфортабельном бараке со специально запущенными клопами, мы можем предложить вам на выбор ряд развлечений: загар на минных полях, удобную тюремную камеру с двухъярусными нарами… А для любителей острых ощущений и нетрадиционного отдыха есть два спецпроекта: «Три дня до казни» и «Сафари с боевиками Талибана».

Узбекистан

Теперь, когда Бурунди, Эфиопия, Намибия и другие страны с трудновыговариваемыми названиями остались для меня позади, былая мечта посетить Самарканд кажется наивной и смешной. И все же я осуществил её. Пусть визит был случайным и непредвиденным.

Не успел сделать и двух шагов, как ко мне подъехал таксист-частник. «В Афганистан? — спросил он. — Садись, подвезу». Услышанное как-то непривычно резало слух. Я находился, по всем внешним признакам, на «советской» земле, и то, что где-то рядом, метров через триста, есть страна Афганистан, звучало как-то сказочно и несбыточно, будто речь шла о ресторане восточной кухни.

Афганистан

После ужина проводили в отдельную комнату, расположенную на верхнем этаже охраняемого автоматчиком двухэтажного здания. Присутствовала даже ванная с душем и горячей водой. Внешне «удобства» выглядели далеко не ахти, но для афганской провинции (где наверняка немалая часть населения использует реку вместо бани), столь суровый комфорт — как отель Шератон для жителей поселка Средние Пахачи Корякского автономного округа.

Уплатив 250 афгани (5 у.е.), поселился в отдельном номере, где из мебели — лишь четыре крючка, прибитые на дощечку украшали одну из стен. Бетонный пол на три четверти был застелен куском ковролина, пропитавшегося по центру дорожкой пыли. Комната на втором этаже, изобилующая мухами и живущими в слоях шелушащейся настенной краски клопами, предназначалась для четырёх постояльцев, но поскольку соседей не было, собрав все матрасы и три одеяла, я соорудил из них в самом чистом углу нечто вроде койко-места. А из четвертого одеяла сделал штору для окна.

Мехмунсарай — это практически то же, что и мехмунхане. В чем разница? Первое — гостиница для нищих, совмещённая с, так сказать, трактиром, где можно в дневное время относительно недорого поесть, а в ночное — завалиться спать там же, где совершал трапезу. Второе — шалман для небогатых, при котором есть комнаты отдыха, по обыкновению без душа. Однако в «номера» идти не обязательно. С «отбоем» можно лечь спать там же, где ел. Иными словами, что в лоб, что по лбу.

Пирантумбон — национальный костюм афганцев, — состоит из длинной рубахи и широченных штанов — изар. Те, что выдали мне, были квадратными, а зачастую ширина превышает длину. В верхней части «шаровар» — тесьма, которая затягивается спереди, после чего завязывается специальным узлом. Ткань очень тонкая, в таком одеянии не жарко. Поверх рубахи носят жилет, который зовется васкат. Если рубаха и штаны, обычно, серо-голубого оттенка, то жилет может быть любой расцветки. Головной убор имеет две разновидности: тюрбан — длинный кусок ткани, обмотанный вокруг головы, и пако́ль — нечто типа берета.

…Той ночью мне явился во сне седобородый отчим любимого детьми персонажа — Буратино. То ли принимая ванну в бамианском ручье, то ли свершая обряд крещения, он со слезой на глазах надрывным голосом вещал: «Не прав я был, ох как неправ. Построение коммунизма возможно только в отдельно взятом ауле, где отсутствует связь с большой землёй».

…Два автоматчика у металлических ворот проверили паспорт и попросили сдать «колюще-режущие» предметы. Изъяв мое «оружие» — фотоаппарат, охранники бегло обыскали и пригласили на территорию, судя по всему, комендатуры. Имитируя Чарли Чаплина в роли новобранца (разве что на поясе у меня отсутствовала машинка для взбивания яичных желтков), маршируя, зашёл в ворота под одобрительный смешок чурбанов с автоматами.

Сокамерник, улыбаясь, пытался заговорить. Но мне было не до разговоров: лёг на нары и ушёл в себя. Казалось, вот-вот зайдет кто-то — бородатый, доставивший меня сюда, либо безбородый… начальник тюрьмы и скажет: «Мы пошутили, можешь идти…» Но явился охранник, чтобы отвести старика на ежевечерний «моцион» — по нужде. Потом та же процедура была выполнена по отношению ко мне.

Иран

«Ираническая загадка» пришла в голову. В одном тумане — десять риалов, в одном долларе — тысяча туманов. Сколько туманов в одном риале, при условии, что банкноты с названием «туманы» не существуют?

Ещё неделю назад я находился в Афганистане. Казалось бы, страны-соседи, а контраст ошеломительный, будто из одной эпохи переместился в другую. Глядя, как японокитайцы щелкают затворами цифровых камер, запечатлевая друг друга в проемах мозаичных арок, стало вдруг тоскливо от этой толкотни.

В долгожданные шесть утра дежурный по вокзалу пропустил внутрь небольшую группу пассажиров. Завернувшись в покрывало, я прилёг, заняв три кресла, и попытался уснуть под звуки, доносившиеся из подвешенного поодаль телевизора. Рядом отдыхали, свернувшись клубком как ёжики, три солдата иранской армии. Продолжение сна увидеть не получилось: шумно. Через пару часов военные стали собираться. Значит и мне пора! В какой-то мере я тоже солдат: служитель искусства и ратник выставочных фронтов.

Страж персидских рубежей улыбнулся как хитрый азиатский торговец (у которого покупатель попросил скидку) и, казалось, вот-вот вымолвит, покачав указательным пальцем: «Не-ет, мил человек: хорош мой урюк — плохой твой цена!» Так и случилось, только вместо «товара» была виза, которая на какую-то секунду показалась ему просроченной. Я зна́ком изобразил: надень очки, мол, и посмотри лучше. Тот внял совету; убедившись, утвердительно кивнул головой и отвел к окошку, где стояла небольшая очередь.

Сирия

Вернувшись, застал «магната гостиничного бизнеса» в привычном окружении. Компания оживлённо обсуждала насущные проблемы. «Какой ты веры?» — спросил через «переводчика» один из гостей. «Никакой! — ответил ему и для острастки добавил: — Коммунист». — «Что есть „коммунист“?» — «Это значит, бога нет!» — пояснил я, не слишком вдумываясь в свои слова. Собственник недвижимости перевёл мои слова другу. Вопрошавший застыл с удивленным лицом, словно проглотил ёжика, а его русскоговорящий приятель, развивая тему, задал новый вопрос: «Сталин — хороший?» Неизвестно до каких историко-филосовских глубин мы бы добрались, если бы автор этих строк не прервал беседу: «Аллах его знает. Пошутил я…» Посмеиваясь с набожных сирийцев, поднялся в номер и лег спать.

Вдали от городской суеты, спрятавшись среди отрогов сирийских предгорий, возвышается одна из величайших реликвий христианства — монастырь святого Симеона. Подошел к воротам — вход платный. Вернулся на дорогу и, визуально выбрав удобное место, принялся карабкаться по отвесным камням кладки. Когда достиг верхней точки, с внутренней территории меня заметил один из туристов, — европеец. Поздоровался с коллегой, тот ответил взаимностью и спросил, из какой я страны. Ответил ему. «А-а-а…» — понимающе кивнул собеседник.

Случайный прохожий был силен в английском. На мой вопрос о том, что есть примечательного в Хомсе, он ответил кратко: «nothing», что в переводе с английского означает «ничего».

...Но поистине непревзойденное зрелище являет собой та часть античного города, которая озарена лишь луной. В располагающем к философским рассуждениям одиночестве я бродил в звенящей тишине сирийской ночи меж обломков старинной цивилизации. Слабый луч полумесяца едва касался гигантских глыб, служивших когда-то колоннами или фасадами зданий. Казалось, будто нахожусь на кладбище вечности.

Иордания

Как истинный бродяга, я ничего не знал о стране, в которую направлялся.

Хашимитское Королевство Иордания на поверку оказалось ничем не короле́вистее некороле́вской Сирии.

Когда-то в Советском Союзе один мифический доллар США (которого никто не видел) стоил 60 условных копеек (за которые его нельзя было купить). В Иордании за один реальный доллар дают 70 местных «копеек», а в центре Аммана обменных пунктов уйма.

В отличие от сирийского президента — немного скучного на вид усача (2008 год, «у руля» Башар Асад — Авт.), портреты которого тоже местами развешены на фасадах сирийских зданий, Абдалла II производил иное впечатление. Он напомнил мне английского певца, основоположника панк-рока — Дэвида Боуи, имеющего страсть к переодеваниям во всевозможные наряды. Вышеупомянутый король на одних портретах был одет в классический европейский костюм с галстуком; на других — красовался в военной форме, с усами и стильной бородой; на третьих — представал в традиционной арабской одежде. Но всегда и везде на его лице светилась обворожительная улыбка.

Грузия

«Куда ехать?» — спросил таксист, приняв меня за грузина. «В Симферополь, — ответил ему, не смутившись, и добавил, уточняя: — Это потом, а сейчас гостиница нужна, чем дешевле — тем лучше…» Таксист, конечно, догадывался, что, кроме Грузии, существуют другие страны и народы, но сам факт, что на этом автобусе из Турции может приехать «не грузин», его не́сколько удивил, так как подобного не наблюдалось много лет.

Пять пружинных солдатских кроватей стояло на выщербленном паркете, помнившем, наверное, ещё эпоху Леонида Ильича. Вдоль фасадной стены растянулся длинный балкон, щели между рассохшимися рамами и фрамугами которого не дали бы задохнуться от угара командировочному после дегустации местных вин. В дальнем углу располагалось кресло: то ли зубоврачебное, то ли парикмахерское, но однозначно не гинекологическое. А поскольку рядом находилось большое зеркало, я вс` же решил, что кресло предназначено для стрижки: возможно, в прошлом здесь находилась парикмахерская. Рядом с креслом бездействовал старый кухонный вентилятор гигантских размеров, используемый, по обыкновению, в столовых, и ещё что-то, накрытое брезентом, под который я не стал заглядывать.

Проснувшись ранним утром, не на шутку испугался, решив, что моя рота ушла на учения, — следовательно, я получу нагоняй от командования за то, что проспал. Полез под кровать за портянками и в этот момент… вспомнил, что я не в армии. Нет, это не казарма, а комната в грузинской гостинице, стоимостью пять евро за койко-место в сутки. Обрадованный возвращению памяти, мысленно перекрестился и, одевшись, вышел на балкон, украшавший фасад здания.

***

Небольшая пробежка лабиринтами незнакомых дворов и улиц. Через полчаса, заняв, как по наитию, последнее свободное место, я уже сидел в маршрутке, которая мчалась в грузинскую столицу. Затем — аэропорт, полно́чи ожидания. А утро, сам тому не веря, встречал уже в Киеве, сидя на ступеньках семнадцатого этажа, у квартиры родственников: их не было дома. Невольно вздремнул, проваливаясь в пустоту… Резко проснувшись, ещё не осознавая, где нахожусь, словно мираж, увидел Грузию, из которой невозможно выбраться. Через секунду видение исчезло, а я ощутил себя читателем жуткого романа, вернувшимся в реальный мир.

Источник

• Афганский арестант / Виктор Пинчук — Симферополь: ИП Бровко, 2018. — 144 с. — ISBN 978-5-9909912-3-1