Филип Хосе Фармер

американский писатель-фантаст

Фи́лип Хосе́ Фа́рмер (англ. Philip José Farmer; 26 января 1918 — 25 февраля 2009) — американский писатель-фантаст. Один из основоположников жанра эротической фантастики в США.

Цитаты править

  •  

Желязны, рассказывая о богах и магах, использует магические слова, как будто сам волшебник. Он проникает в подсознание и вызывает архетипы, чтобы волосы вставали на затылке. Однако эти архетипы преобразуются в научно-фантастическом мире так, что выглядят правдоподобно — и так впечатляюще, как в мире, в котором вы сейчас живёте.

 

Zelazny, telling of gods and wizards, uses magical words as if he himself were a wizard. He reaches into the subconscious and invokes archetypes to make the hair rise on the back of your neck. Yet these archetypes are transmuted into a science fictional world that is as believable — and as awe-inspiring — as the world you now live in.[1]

  — 1980
  •  

Для писательской мельницы весь мир — зерно, если только сам он не угодит между жерновами. — перевод: И. Васильева, С. П. Трофимов, 1996

  — предисловие к «Реке Вечности», 1983
  •  

Тема, которую он подчёркивает в большинстве своих работ, заключается в том, что машины будут когда-нибудь такими же как человек, Homo sapiens, а, возможно, и будут превосходить его. Г-н Лем имеет почти Диккенсов гений, отчётливо понимая трагедии и комедии будущих машин; смерть кого-то из его андроидов или компьютеров повергает читателя в скорбь.

 

The theme he stresses in most of his work is that machines will someday be as human as Homo sapiens and perhaps superior to him. Mr. Lem has an almost Dickensian genius for vividly realizing the tragedy and comedy of future machines; the death of one of his androids or computers actually wrings sorrow from the reader.

  — интервью The New York Times, 2 сентября 1984

Из художественных произведений править

  •  

Мудрость состоит в знании того, когда избегать совершенства. — глава «The moment of truth»; встречается в изданиях книги Артура Блоха «Murphy's law and other reasons why things go wrong!» (1977) как минимум с 2000 года

 

Wisdom consists of knowing when to avoid perfection.

  «Венера на раковине» (Venus on the Half-Shell), 1975
  •  

Когда туча пролетала над ним, <…> на фоне тёмно-синего неба нижняя часть её частиц показалась угловатой, а верхняя имела форму зонтика и, без сомнения, работала как парашют.
Как летучие мыши преследуют рой насекомых или киты — скопление криля, мелких животных, составляющих основание пирамиды жизни в море, — их глотают и отцеживают из морской воды настоящие могучие киты, — огромную красную тучу преследовали ещё другие твари.
Сравнение с китами не было преувеличением. Чудовищные создания, что, раскинув плавники-паруса и широко распахнув гигантские пасти, врезались в красную тучу, должно быть, действительно были небесными китами этого мира. — перевод: Л. Шабад, 1997

 

When it passed over him, <…> against the dark blue sky the red things looked many-angled in the lower part. The upper part was umbrella-shaped and doubtless acted as a parachute.
Other creatures followed the vast red cloud as bats follow a cloud of insects or as whales follow a cloud of brit, the tiny creatures that compose the bedrock of all sea life and are swallowed and strained out of sea water by the mighty right whales.
Indeed, that analogy was not exaggerated. The monstrous things that spread their fin-sails and plowed into the red cloud, their giant mouths wide open, must be the right whales of the air of this world.

  — «Небесные киты Измаила» (The Wind Whales of Ishmael), 1971
  •  

Президент выглядел достаточно старым, чтобы осуществить Большой взрыв. — вариант распространённой мысли

 

The President looked old enough to have created the Big Bang.[2]

  «Ничто не сгорит в аду» (Nothing Burns in Hell), 1998
  •  

[Дом] выглядел как огромный белый ящик, который был ещё недостаточно велик, чтобы вместить все проблемы и беды хозяев.

 

[The house] looked like an enormous white box which was still not large enough to contain all the troubles and woes of the owners.[2]

  — там же
  •  

[Её] духи были нежными и в то же время с намёком на запах, который издаёт тигр в засаде.

 

[Her] perfume was delicate and at the same time with the hint of an odor like a tiger in ambush.[2]

  — там же
  •  

... Президента <…> торжественно вешали in absentia столько раз, что один предприимчивый чучельщик заработал на них целое маленькое состояние — впрочем, из-за налогов оно стало ещё меньше. — перевод: А. Дмитриев, 1997 (с уточнением)

 

… the President <…> had been hung in absentia so many times that an enterprising manufacturer of effigies had made a small fortune—though taxes made it even smaller.

  — «Оогенез птичьего города» (The Oögenesis of Bird City), 1970
  •  

Среди всего этого молодняка он был так же уместен, как <…> труп на банкетном столе. — перевод: О. Васант, 1997

 

He stood out among these youths like <…> a corpse on a banquet table.

  — «Первокурсник» (The Freshman), 1979
  •  

Высоко вверху большие лампы боролись с мраком, нависавшим, словно брюхо дохлого кита, дрейфующего в глубинах океана.

 

Above him the great lights struggled to overcome the darkness that lowered like the underside of a dead whale sinking into sea depths.

  — там же
  •  

... Робин Хайндбайнд, <…> создатель ставших уже классическими «Моряк в земле сухой», «Не убоюся и козла» и автобиографического романа «Для т...ханья времени всегда достаточно» с подзаголовком «Почему мне поклоняются все». — перевод: О. Васант, 1997

 

... Robin Hindbind, <…> the creator of such classics as Water Brother Among the Bathless, I Will Boll No Weevil[3] and the autobiographical Time Enough For F***ing, subtitled Why Everybody Worships Me.

  — «Последний экстаз Ника Адамса» (The Last Rise of Nick Adams), 1978
  •  

Оригинальная техника Раббойза состояла в том, что он рвал рукопись на клочки, а затем наклеивал это всё наобум на бумажные листы.

 

Rubboys' technique consisted of putting a manuscript through a shredder, then pasting the strips at random for the finished product.

  — там же
  •  

Их мысли, каким быть богу, совсем не обязательно должны совпадать с его собственным мнением. — перевод: Э. Раткевич, 1997

 

Their ideas of what a god should be did not necessarily coincide with the god's own ideas.

  — «Пробуждение каменного Бога» (The Stone God Awakens), 1970
  •  

— Когда бог наконец обретает речь, он не всегда говорит то, что от него ожидали услышать.

 

"When a god finally speaks, he does not always say what his people expect to hear."

  — там же
  •  

… капитан выделял каждый ударный слог так, будто его язык был молотом, который бил по наковальне, распластывая по ней слоги.
Словно прикрытые жёсткой бронёй, его светло-голубые со стальным оттенком глаза казались под стать голосу. Брови над ними были цвета засохшей крови. Их длинные густые волосинки торчали копьями фалангитов. <…> Даже неподвижный и молчаливый, он производил впечатление неприступной крепости. — перевод: И. Зивьева, 1997; вариант перевода 1 и 2-го предложений (А. Кон, 1991): «делает ударение на каждом слоге, словно выравнивая слова молотом на наковальне»

 

… the Captain <…> had a voice like a blacksmith’s anvil. He struck each accented syllable as if his tongue were a hammer pounding it down to smoothness.
His eyes matched his voice. They were pale blue and hard as shields. The brows above were the color of dried blood. Their hairs stuck out thick and long, like a phalanx of spears. <…> Even standing there motionless and silent, he gave the impression of armed impregnability.

  — «Чуждое принуждение» (Strange Compulsion) или «Дочь капитана» (The Captain's Daughter), 1953

О Фармере править

  •  

Филипп Хосе Фармер — самый смелый из всех современных фантастов. Он, пожалуй, единственный, кто не боится довести любую идею до логического конца, как бы ни был неприятен этот конец.[4][5]

  Альфред Бестер, 1961
  •  

Если говорить о недостатках, то Филип Хосе Фармер грешит разболтанностью, многословием, дурным вкусом, легко поддается самым разным литературным влияниям. Временами он так увлекается живописанием портретов, что теряет интригу. Когда дело доходит до изложения идей, ему изменяет чувство меры. С одной стороны, он может нянчиться с полюбившейся концепцией на протяжении 20000 точно подобранных слов — как будто она высший пик его оригинальности, которой он большего никогда не достигнет. С другой — излагает свои идеи с тяжеловесностью боксёра, заботящегося только о сокрушении противника.
Если говорить о достоинствах, то он один из лучших писателей, примкнувших к научной фантастике в пятидесятые годы. Ни одному из новых авторов тех лет не сравниться с ним по силе, оригинальности и плодотворности замыслов. Мало кто в истории жанра поспорил бы с ним в умении сплести воедино впечатляющие идеи и концепции. <…> Когда он не «гонит текст», только Теодор Старджон и Ричард Мэтисон превосходят его в работе над стилем и словесными выражениями, позволяющими достичь специфического эффекта. Отсутствие у Фармера расовых и прочих предрассудков сказывается и на его манере письма, и это позволяет ему привнести в свое творчество лучшие достижения как из старой и новой научной фантастики, так и изо всех других литературных жанров.
Какой бы стихийный восторг ни вызывали некоторые из его произведений, Филип Хосе Фармер всё же остаётся недооцененным. Скорее всего, это результат существующего мнения, что он стремится лишь к скандальной известности, ну, а кроме того — большая часть из написанного им публиковалась в недолговечной второстепенной периодике.
На самом деле Фармер не просто сокрушитель табу. Секс — не единственная его тема. Столь же объёмно, если не в большей степени, в его произведениях трактуется религия. И поэтому в жанре, столь бурно реагирующем на проблемы пола и столь избегающем задевать религию, как научная фантастика, коммерческий потенциал Фармера ограничен по самой своей природе. Но это не должно мешать нам видеть в нём искуснейшего рассказчика. И по крайней мере некоторые из его работ имеют шансы на долгое существование.

 

оригинал см. в статье

  Сэм Московиц, «Филип Хосе Фармер: секс и научная фантастика», 1962
  •  

Он выражает лучшие традиции всех оригинальных мыслителей. Нет загадки слишком сложной, чтобы Фармер её не разгадал. Нет образа мыслей, слишком странного, чтобы не попытался переоценить его с помощью логики. Нет сюжета слишком объёмного, чтобы его написать; характера слишком неясного, чтобы его внедрить; вселенной, слишком далёкой, чтобы её исследовать. <…>
Его работы — это стейк, который нужно тщательно жевать и усваивать, а не тапиоковый пудинг, обсасываемый без усилий.

 

He is in the great tradition of all original thinkers. There is no mystery too complex for Farmer to unravel. No line of thought too bizarre for him to attempt a re-evaluation with the tools of logic. No story too big for him to write, no character too obscure for him to incorporate, no universe too distant for him to explore. <…>
His work is steak, to be chewed thoroughly and digested; not tapioca pudding that can be gummed without effort.

  Харлан Эллисон, «Опасные видения», 1967
  •  

Владея любыми оттенками эмоционального спектра, Фармер может предстать перед читателем непреклонным, мрачным и туманным, а затем, подобно радуге, озарить нас светлой и безмятежной радостью. Он обладает очаровательным тактом в описании священного и мирского. Его простота в применении этих понятий вызывает благоговение.[6]

  Роджер Желязны, предисловие к роману «Личный космос», 1968
  •  

… кажется, он обладает прирождённым пониманием того, что правду — настоящую правду! — найти так же трудно, как Святой Грааль, и надо всегда смотреть ей в лицо, даже если ему самому и остальным людям очень хочется отвернуться. — перевод: Р. Лебедев, 1997

 

… seems to have been born with the knowledge that the truth—the real truth—is to be sought with the devotion of those who sought the Holy Grail, and to be faced openly, even when it turned out to be something that he and the rest of us would much rather it wasn't.

  Теодор Старджон, послесловие к роману «Образ зверя» (Postscript), 1968
  •  

Филип Хосе Фармер разрушал табу прежде, чем область нф заподозрила об их существовании.

 

Philip Jose Farmer was breaking tabus before the sf field knew it had them.

  Брайан Олдисс, «Кутёж на миллиард лет» (гл. 10), 1973
  •  

В то время как фантасты Новой волны шли на сознательные нарушения формы в том, что они писали, Лейбер и Фармер были счастливее, трансформируя то, что нашли — доили метафорическое богатство жанра, которое в нём уже было, причём великодушно податливое.
<…> следует сказать, что Лейбер лучше борется с крупными неопределённостями, чем Фармер, и менее склонен к впадению в чистый эскапизм.

 

While the New Wavers were conscious of breaking moulds in what they did, Leiber and Farmer were happier transforming what they found — milking the metaphoric richness of the genre as it existed, while yielding generously.
<…> it must be said that Leiber was better at confronting the big imponderables than Farmer and less prone to turn aside into pure escapism.

  Брайан Олдисс, «Кутёж на триллион лет» (гл. 13), 1986
  •  

Фармер пишет, используя одно из самых гениально раскрепощённых воображений, что я когда-либо знал, но часто кажется, что ему не хватает способности к самокритике <…>. Результаты, как правило, в последние годы были неудачны, и визитной карточкой Фармера стало заточение его блестящих идей в топорную и негибкую прозу.

 

Farmer writes from one of the most brilliantly untrammelled imaginations I’ve ever known, but he has often seemed lacking in that self-critical faculty <…>. The results have usually, in recent years, been abortive and Farmer’s hallmark has been the imprisonment of his glowing ideas in wooden and inflexible prose.[7]

  Тед Уайт, 1969
  •  

Филип Хосе Фармер почти в одиночку создал поджанр переработки/переосмысления классики фантастики, художественных и исторических сочинений...

 

Philip Jose Farmer almost single-handedly originated this sub-genre of reworking/rethinking classics of sf and pieces of literature and history...[8]

  Говард Уолдроп, 1976
  •  

Лучшая работа Фармера всегда распознаётся как его собственная, и ничья другая, <…> я думаю потому, что он способен опуститься в своё субпространство разума ума и почерпнуть оттуда видения, которыми мы можем поделиться, потому что они как-то слишком похожи и на наши.

 

Farmer's best work is always recognized as his own and no one else's, <…> I think, that he is able to descend into his own subconcious mind and bring back visions that we can share because they are somehow our visions too.[9]

  Рассел Летсон, 1978
  •  

Не кто иной, как Филип Хосе Фармер, заметил, что лицо грозного старца стремительно наливается краской, и, не желая доводить до божественного инфаркта, поспешил сменить тему:
— Я несказанно рад встрече с вами, мистер речной капитан, сэр.

  Гарри Гаррисон, «Трагедия в Тибете», 1990
  •  

Первую фармерову ипостась я окрестил бы «змиевой». <…>
Вторую ипостась Фармера я, пожалуй, назвал бы «обманутым цыплёнком». Есть такое понятие — импринтинг <…>. Ежели взять только что вылупившегося из яйца цыплёнка и мимо него протянуть на верёвочке валенок, то курёнок сей будет искренне считать валенок своей родной мамой <…>.
Фармер с младых ногтей был пламенным поборником научно-фантастической литературы (впрочем, и приключенческой тоже). И посему в его сознание <…> запали герои многих книг, начиная от Жюля Верна и Эдгара Райда Берроуза до коллективной серии о Доке Сэвидже. Они вошли в фармеровы душу и сознание столь органично, что стали восприниматься как естественные элементы окружающего мира, как существа мира не столько идеального, <…> сколько как полноправные обитатели мира реального.[10]

  Андрей Балабуха, «Пляска на китах», 1990
  •  

Фармера нередко упрекают в недостатке психологизма, неубедительности характеров. Это не совсем верно — скорее писателя можно было бы обвинить в излишней яркости душевных черт его героев. Это не картины душ, а комиксы, шаржи, психологические теории, облечённые литературной плотью.
<…> кресло главного анархиста американской НФ, которое он удерживал на протяжении сорока лет.[11]

  Даниэль Смушкович, «Эпатаж, или немного о Филипе Фармере», 1996
  •  

... во всех своих рабочих Фармер руководствовался инстинктом предельного развития темы, иногда озорной, иногда банальной, но в большинстве своём возбуждающе трансгрессивной. Сегодня, пожалуй, является спорным вопросом, был бы или нет Фармер более успешным в мире, который бы просто оценил его метания и интуицию, если бы он не шарахнулся к полиморфной изменчивости описаний секса, который он считал основой человеческого поведения. Как сейчас стало ясно, фактически добродушный (хотя ищущий) писатель потратил большую часть своей карьеры на распутывание того, что (хочется надеяться) кажется банальной цензурой и раздорами.

 

... in all his work Farmer is governed by an instinct for extremity, sometimes impish, sometimes flat-footed, but in its most telling enactments arousingly transgressive. It is perhaps now a moot question whether or not Farmer would have been more successful in a world which simply appreciated his flings and intuitions, and which did not recoil at his the polymorphic mutability of his depictions of Sex, which he treated as a ground-bass in the arias of human behaviour. As it now stands, an essentially amiable (though searching) writer spent much of his career enmeshed in what now (it is hoped) seem trivial censorships and strife.[12]

  Джон Клют, Дэвид Прингл, Энциклопедия научной фантастики

О произведениях править

  •  

... наиболее лирические пассажи «Владыки Тигра» далеко превосходят любой эффект, которого был в состоянии достичь Эдгар Райс Берроуз, и приближаются к эффекту, оказываемому «Книгой джунглей» на маленьких мальчиков.

 

Lord Tyger's <…> most lyrical passages far surpassing any effect Edgar Rice Burroughs was ever able to achieve, and approaching the effect that The Jungle Book has on small boys.[13]

  Альгис Будрис, 1970
  •  

[Во] «Владыке Тигре» <…> фантастично прежде всего литературное мастерство Фармера. Нигде больше в своём творчестве, за исключением, может быть, нескольких поздних произведений, ему не удалось достичь такого блистательного владения стилем и слогом.[14]

  — Даниэль Смушкович, «Эпатаж, или немного о Филипе Фармере», 1996
  •  

«Венера на раковине» <…> — первый получатель «Галакслабительного», ежемесячной премии для полной противоположности отличному качеству, которую я создаю для регулярного вручения. Она будет выдаваться в форме суппозиториев из колючей проволоки за всякое гнильё, которое есть в НФ...

 

Venus On The Half Shell<…>—first recipient of the Galaxative, a monthly award for reverse excellence, which I hereby initiate as a regular feature. Shaped like a barbed-wire suppository, it will stand for all that is rotten in SF...[15]

  Спайдер Робинсон, 1976
  •  

... «Иисус на Марсе», одно из самых нелепо звучащих названий всех времён...

 

... Jesus on Mars, one of the silliest-sounding titles of all time...[16]

  Даррелл Швейцер, 1979
  •  

«Иисус на Марсе». <…> Фармер собрал все нужные материалы для хорошего романа, только не закончил его.

 

Farmer has assembled all the raw materials for a good novel; he just has not finished the product.[17]

  Джеймс Патрик Келли, 1979
  •  

Язык в «Ничто не сгорит в аду» забавный, живой и свежий, следующий лучшим традициям нуара. Каждая страница содержит что-то цитабельное...

 

Nothing Burns in Hell's <…> language is funny, vivid, and fresh, following the best noir traditions. Every page contains something quotable...[2]

  Пол Ди Филиппо, 1999

Статьи о произведениях править

Ссылки править

Примечания править

  1. Roger Zelazny. The Last Defender of Camelot. Pocket Books, 1980, back cover blurb.
  2. 1 2 3 4 "On Books," Asimov's Science Fiction, February 1999, p. 136.
  3. «Я буду коробочкой, а не долгоносиком» — каламбур с Хлопковым долгоносиком (англ. boll weevil — «коробочковый»).
  4. "Books," F&SF, March 1961, p. 77-80.
  5. Евгений Брандис, Владимир Дмитревский. Зеркало тревог и сомнений // Экспедиция на Землю [антология]. — М.: Мир, 1965. — С. 5-52.
  6. От издательства // Филип Фармер. — Миры Филипа Фармера. Том 2 / составитель Д. Смушкович. — Рига: Полярис, 1996. — С. 8.
  7. "The Future in Books", Amazing Stories, July 1969, p. 123.
  8. Delap's F & SF Review, November 1976, p. 31.
  9. Russsell Leston, "The Aleph", Galileo, January 1978, p. 97.
  10. Фармер Ф. Мир Реки: Романы. — Л.: Русская тройка, 1991. — С. 5.
  11. Филип Фармер. — Миры Филипа Фармера. Том 1 / составитель Д. Смушкович. — Рига: Полярис, 1996. — С. 339, 40, 48. — Тираж 20000 экз.
  12. Farmer, Philip José // SFE: The Encyclopedia of Science Fiction, online edition, 2011—.
  13. "Galaxy Bookshelf", Galaxy Science Fiction, June 1970, p. 156.
  14. Миры Филипа Фармера. Том 1. — С. 344.
  15. "Galaxy Bookshelf", Galaxy Science Fiction, January 1976, p. 139.
  16. Science Fiction Review, November 1979, p. 36.
  17. Science Fiction & Fantasy Book Review, December 1979, p. 155.