Марципан

Кондитерское изделие

Марципа́н (нем. Marzipan, или итал. marzapane) — сладкое ароматное лакомство, приготовленное из растёртого в муку миндаля и сахарного сиропа. В классическом рецепте приготовления марципана всего три ингредиента: сладкий миндаль - основа блюда, сахар (сахарный сироп или пудра) и главная «изюминка» — горький миндаль, семена которого и придают марципановой сладости столь характерный миндальный — «марципановый»аромат и вкус. Из марципановой массы приготавливают различные марципановые конфеты (например, знаменитые моцарткугели), глазированные карамелью или шоколадом различные фигурки (чаще в виде фруктов), «марципановый хлеб» и печенье (франкфуртские рождественские бетменхены), а также используют в качестве начинки в тортах, различной сдобной выпечке, пирожных и шоколаде.

Марципановые «картофелины»

Марципан в прозе править

  •  

Прочь эти складные стулья, отодвиньте этот буфет, да присматривайте за посудой. — Пожалуйста, прибереги мне кусочек марципана, да будь другом: вели привратнику пропустить сюда Сусанну и Ленору.

  Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта», 1623
  •  

Против каждых двух приборов стояли также серебряные сосуды: один с солью, другой с перцем, а третий, стеклянный, с уксусом. Лучшим и роскошнейшим блюдом был жареный павлин; им и начался обед; потом стали подавать лапшу с курицею, ленивые щи, разные похлёбки, пирог с бараниной, курник, подсыпанный яйцами, сырники и различные жаркие. Множество блюд составляло всё великолепие столов тогдашнего времени; впрочем, предки наши были неприхотливы и за столом любили только одно: наедаться досыта и напиваться до упаду. Обед оканчивался обыкновенно закусками, между коими занимали первое место марципаны, цукаты, имбирь в патоке, шепталá и леденцы; пряники и коврижки, так же как и ныне, подавались после обеда у одних простолюдинов и бедных дворян. Когда все наелись, началась попойка. Сколько Юрий, сидевший подле пана Тишкевича, ни отказывался, но принуждён бы был пить не менее других, если б, к счастию, не мог ссылаться на пример своего соседа, который решительно отказался пить из больших кубков, и хотя хозяин начинал несколько раз хмуриться, но из уважения к региментарю оставил их обоих в покое и выместил свою досаду на других. Один седой жилец не допил своего кубка, ― боярин принудил его самого вылить себе остаток мёда на голову; боярскому сыну, который отказался выпить кружку наливки, велел насильно влить в рот большой стакан полынной водки и хохотал во все горло, когда несчастный гость, задыхаясь и почти без чувств, повалился на пол.[1]

  Михаил Загоскин, «Юрий Милославский, или русские в 1612 году», 1829
  •  

В изобилии разносили вкусные крупичатые перепечи, курники, подсыпанные яйцами, пироги с бараниной, пироги кислые с сыром, пироги с яйцами, сырники, блины тонкие, пироги рассольные, пироги подовые на торговое дело, караваи яицкие, куличи, пироги жареные. На столах стояли серебряные лощатые братины с квасом и пивом, а во время обеда поставили на столы братины с медами: смородинным, можжевельным, черёмуховым, вишнёвым, малиновым и другими. При братинах были золотые ковши. На закуски подан сахарный литый орёл весом в два пуда, лебедь литой сахарный в полтора пуда, утя в двадцать фунтов, город Кремль сахарный с людьми и коньми, город четвероугольный с башнями и пушками, башня большая; коврижки сахарные расписные, изображающие герб государственный и воинов; марципан сахарный, леденцовый и миндальный, множество блюд с узорченым сахаром, с изображением конных и пеших людей; разные овощи, облитые сахаром-леденцом, пряные зелья в сахаре. Кроме того, на огромных блюдах поданы смоква-ягода, цукат, лимоны, яблоки мушкатные и померанцевые, шаптала, инбирь в патоке, изюм и сухие сливы.[комм. 1][2]

  Фаддей Булгарин, «Димитрий Самозванец», 1830
  •  

Обед был великолепен. Какая кисть изобразит то единодушное удовольствие, коим все присутствующие за столом были исполнены. Тосты за здравие Нимфодоры Михайловны с её супругом и всем семейством были повторяемы с сердечным приятием чувств преданности, должного уважения к почтенному начальнику города и с пожеланием всякого блага и благополучия, 100 000 годового дохода и ста лет, да двадцать, да маленьких пятнадцать жизни. Вензловое имя почтенной имянинницы, вылитое из леденца и опутанное сахарной паутиною, возвышалось посреди стола; подле стояли марципаны, варенья на тарелках, дыни и арбузы, груши и яблоки. Песельники пожарной команды пели многие лета. Когда Нимфодора Михайловна принялась межевать слоёный круглый пирог, хозяин подрезал проволоку у бутылки шампанского, пробка ударила в потолок, упала на пол и, поднятая с земли по требованию судьи, знающего толк в винах, пошла по рукам гостей, как диво[3]

  Александр Вельтман, «Неистовый Роланд», 1834
  •  

После менуэта манимаску начнут, а там матрадур, гавот и разные другие танцы. Чуть не до полночи, бывало, промаются. Вперемежку танцев питьё подавали: воду брусничную, грушевку, сливянку, квас яблочный, квас малиновый, питьё миндальное. Заедки всякие, бывало, разносили: конфеты, марципаны, цукаты, сахары зеренчатые, варенье инбирное индейского дела; из овощей ― виноград, яблоки да разные овощи полосами: полоса дынная, полоса арбузная да ананасная полоска невеликая. Дынную да арбузную всем подают, ананасную не всякому, потому что вещь редкостная, не всякому гостю по губам придётся.

  Павел Мельников-Печерский, «Старые годы», 1857
  •  

В прошедшем году после сладкого крема вдруг подали котлеты с зелёным горошком и молодым картофелем-подрумянкой, все так ахнули, даже будто обидно стало: да что это такое, деревенские они, что ли, ― после сладкого, да отбивные котлеты! А тут-то и вышло «удивление»: из сладкого марципана сделано, а зелёный горошек совсем живой, ― великое мастерство, от Абрикосова. А завтра какое будет, теперь-то уж не обманешь марципаном! Я Христом-Богом Горкина умолял сказать, ― не сказал. Я ему погрозился даже, ― не буду за него молиться, что-нибудь и случится с ним, детская-то молитва доходчива, всем известно.

  Иван Шмелёв, «Лето Господне», 1948
  •  

Марципановый дождь барабанил по крыше, За скрипучей стеной беспокоились мыши, Филигранным узором свеча оплывала На обложку залитого воском журнала, И чудак, обозначенный тенью и светом, Мне сказал из картины, почти что абстрактной: ― Признаюсь, нахожу совершенно бестактным В этот час нарушать тишину кабинета, Только, если мой образ решён лаконично, Это вовсе не значит, что я бессловесно Обречён навсегда украшать ваши стены, Да и вам в одиночестве жить непривычно, И с моей стороны было б просто нечестно Оставаться в картине безгласным поленом. День и ночь в вашей комнате дым коромыслом И мне в голову лезут различные мысли И десятки историй, что всеми забыты, Потому что записаны не были в спешке, Или кто-то писал не пером, а копытом, И монета упала орлом, а не решкой. ― Он вздохнул и добавил: ― Дождливое время, Всё живое попряталось в хилых скорлупках… Полагаю, вам кажется странным, То, что с неба текут марципаны, Но покуда вы курите трубку, Берегите от сырости кремень.[4]

  Борис Левин, «Инородное тело», 1965—1994
  •  

― О! Херозолимо! Херозолимо! …и деятельно принялась всучивать нам марципаны, которые, оказывается, они там и производят на небольшой монастырской фабричке… Пришлось купить коробку за 600 песет. Я слушала слаженный гул воскресной мессы и думала об испанском заигрывании со смертью, о готовности сосуществования со смертью, о погружении в неё до срока. О благоговейном созерцании мощей.[5]

  Дина Рубина, «Воскресная месса в Толедо», 2000

Марципан в стихах править

 
Знаменитые «моцартовские шарики»
  •  

На стенах картины страшно дорогие:
Моются в купальнях барышни нагие.
Пол какой! А окна! Господи, мой боже!
Точно так устрою у себя всё то же:
Будут слуги, деньги, лошади, повозки
И большая трубка ― целый ствол берёзки.
Говорить, как барин, стану, не по-хлопски,
Да и не по-польски… нет, а по-европски.
Никого не буду в целом мире слушать,
Буду марципаны с огурцами кушать,
Распивая вина, что стреляют пробкой…
Если же я встречусь с матушкою робкой,
Или брат мой младший, голодом томимый,
Скажет: «Барин, барин, помоги, родимый!» ―
Я при этой встрече вспыхну, покраснею
И велю прогнать их, мать и брата, в шею…[6]

  Леонид Трефолев, «Как распорядиться целой жизнью-веком?..» [Деревенская школа, 10], 1876
  •  

Пестрел и бурлил мексиканский базар,
И воздух клубился, как быстрый пожар.
Клыкастая ведьма ждала за лотком,
И странные сласти лежали на нём:
Смотри ― марципановые черепа!
И ведьмин товар покупала толпа.
Орнамент по черепу ярко-лилов,
Желтей канарейки огрызки зубов.
Два синих, блестящих, больших леденца ―
О, сахара слаще глаза мертвеца!
Кондитерский череп ― сладчайший десерт,
Но я не уверен, что сладостна смерть.
Совсем не уверен, что сладостна смерть.[7]

  Игорь Чиннов, «Пестрел и бурлил мексиканский базар…», 1978

Комментарии править

  1. Описание царского пиршества и кушаньев верно. (комментарий Ф. В. Булгарина)

Примечания править

  1. Загоскин М. Н. Юрий Милославский, или русские в 1612 году. — М.: Советская Россия, 1983.
  2. Булгарин Ф. В. Димитрий Самозванец: Исторический роман. — Вологда: ПФ «Полиграфист», 1994.
  3. Вельтман А. Ф. Повести и рассказы. — М.: Советская Россия, 1979.
  4. Левин Б. Ю. Инородное тело. Автобиографическая проза и поэзия. — М.: Захаров, 2002.
  5. Рубина Д. И. Воскресная месса в Толедо. — М.: Вагриус, 2002.
  6. Трефолев Л. Н. Стихотворения. Библиотека поэта. — Л.: Советский писатель, 1958.
  7. Чиннов И. В. Собрание сочинений в двух томах. — М.: Согласие, 2002.

См. также править