Лжец (Стивен Фрай): различия между версиями
| [непроверенная версия] | [непроверенная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Новая страница: «Оригинальная мысль? Нет ничего легче. Библиотеки просто набиты ими. **************************************...» |
Нет описания правки |
||
Строка 1:
* Оригинальная мысль? Нет ничего легче. Библиотеки просто набиты ими.
Строка 7:
* Вот он и оказался еще в одном кабинете, еще в одном кресле, перед еще одним рассерженным человеком, задающим еще одну череду вопросов, на которые не существует ответов. «Почему ты так поступил?»; «Почему ты не можешь сосредоточиться?»; «Почему ты не способен вести себя, как все остальные?»; «Что с тобой творится?».
Адриан знал, что, если он ответит угрюмо: «Не знаю», дядя Дэвид, как десятки людей до него, фыркнет, ахнет кулаком об стол и заорет: «Что значит – ты не знаешь? Ты должен знать. Отвечай!»
Адриан глядел в ковер.
Строка 20:
* — Все, что ты делаешь, это… это… я не знаю. как это назвать.<br /> — Двулично? Завуалированно? Неискренне? Коварно? Криводушно? Уклончиво?<br /> — Все сразу. Почему ты никогда не говоришь и не делаешь ничего в открытую?<br /> — Пусть я сдохну, если я знаю. Серьезно, пусть я сдохну.
Строка 31 ⟶ 28 :
одиночку. Мне нужен кто-то, ради кого можно будет вставать по утрам.<br /> — Но ты любишь ее?<br /> — Я великолепнейшим образом подготовлен к долгой ничтожности жизни. Мне нечего больше ждать, пусто-пусто. Зеро, закрываемся, занавес, сладкое, нагло-безмозглое ничто. Единственная мысль, способная придать мне сил для дальнейшей жизни, состоит в том, что чья-то еще жизнь оскудеет, если я уйду из нее.<br /> — Да, но любишь ли ты ее?<br /> — Ты начинаешь походить на Оливье в "Марафонце". "Это безопасно? Это безопасно?" "Конечно, безопасно. Совершенно безопасно".<br /> — "Это безопасно?" — "Нет, это не безопасно. Невероятно не безопасно". — "Это безопасно?" Откуда мне, к черту, знать?<br /> — Ты ее не любишь.<br /> — Ой, отстань, Гэри. Я не люблю никого, ничего и ни единого человека. Собственно, "никого" и "ни единого человека" - это одно и то же, но я не смог придумать третьего "ни". Что напоминает мне... идиотскую рекламу мартини, которая изводит меня уже многие годы. "В любое время, в любом месте, везде". Какая, на хер, разница между "любым местом" и "везде"? Кое-кто из сочинителей рекламы получает тысячи за полную труху.<br /> — Довольно комичная попытка сменить тему. Значит, ты ее не любишь?<br /> — Я уже сказал. Я не люблю никого, ничего, ни единого человека, ни в какое время, ни в каком месте, нигде. И кто вообще кого-нибудь любит?<br /> — Дженни любит.<br /> — Женщины — другое дело.<br /> — Я люблю.<br /> — Мужчины тоже другое дело.<br />— Голубые мужчины, ты хочешь сказать.<br /> — Поверить не могу, что участвую в подобном разговоре. Ты что, за Эмму меня принимаешь? "Адриан Хили, красивый, умный и богатый, обладатель уютного дома и счастливого нрава, казалось, соединял в себе все лучшее, чем может благословить нас жизнь, и прожил в этом мире почти двадцать три года, не найдя ничего, способного причинить ему грусть или досаду" .<br /> — Горе или досаду, — думаю, тебе еще предстоит убедиться в этом. Как бы там ни было, описание неплохое.<br /> — Правда? Что ж, возможно, я проглядел некоторые из самых тонких намеков Джейн Остин, однако не думаю, что Эмма Вудхаус провела часть семнадцатого года своей жизни шлюшкой на Пиккадилли. Конечно, я уже года два как не перечитывал этот роман и какие-то косвенные упоминания могли вылететь у меня из головы. Мне также сдается, что мисс Остин уклоняется от описания времени, проведенного Эммой в каталажке после того, как ее арестовали за хранение кокаина. Опять-таки, я более чем готов признать, что она его описала, а я просто упустил предоставленные ею путеводные нити.<br /> — О чем ты, на хрен, толкуешь?<br /> И Адриан рассказал ему кое-что о своей жизни в промежутке между школой и Кембриджем.<br /> Но Гэри негодовал по-прежнему:<br /> — Ты что же, собираешься жениться на Дженни, ничего ей об этом не рассказав?<br /> — Не будь таким буржуазным, Гэри. Тебе это не идет.<br /> Гэри все пуще разочаровывал Адриана. В начале года Гэри занялся историей искусств — "историей из кустов", как предпочитал называть ее Адриан, — и начал понемногу превращаться в другого человека. Кожаные брюки с цепями исчезли, зато появились купленные в секонд-хэнде твидовые пиджаки с торчащими из нагрудных карманов шелковыми носовыми платками. Волосы, обретшие свой естественный темный оттенок, зачесывались назад и смазывались бриолином; ножи и вилки больше не свисали с мочек ушей. Из окон во двор вырывались теперь звуки не "Проклятых" и "Лязга", а скорее Куперена и Брукнера.<br /> — Тебе осталось только усы отпустить, и ты станешь вылитым Роем Стронгом , - однажды сказал ему Адриан, однако Гэри его слова оставили равнодушным. Он больше не желал изображать симпатичного, совершенно ручного буяна, только и всего. А теперь вот еще и лекции об этике личных отношений взялся Адриану читать.<br /> — И вообще, зачем я ей стану рассказывать? Что это изменит?<br /> — А зачем тебе жениться на ней? Что это изменит?<br /> — Ой, давай не будем ходить по кругу. Я уже пытался тебе объяснить. Я сделал в жизни все, что мог. Ожидать больше нечего. Заняться рекламой? Преподаванием? Попробовать поступить на Би-би-си? Писать пьесы и стать голосом поколения Смирных молодых людей? Заняться журналистикой? Податься в актерскую школу? Попробовать свои силы в промышленности? Единственное оправдание моего существования состоит в том, что я любим. Нравится мне это или нет, я отвечаю за Дженни и хотя бы по этой причине должен вылезать по утрам из постели.
▲- Послушай, Гэри. Мне двадцать два года. Я чудом добрался до этого возраста, потому что слишком рано пробудился от дурного сна отрочества. Каждое утро последующих, бог его знает, пятидесяти лет мне предстоит вьшезать из постели и как-то участвовать в повседневной жизни. Я просто-напросто не верю, что способен справиться с этим в
| |||