Характеры, или Нравы нынешнего века: различия между версиями

|Викитека=fr:Les Caractères

|Тема=Характеры}}

 

==Цитаты==

 

{{Q|(IV) … мне очень важно, чтобы читатели не упускали из виду заглавия моей книги и до последней страницы помнили, что я описываю в ней характеры и нравы, свойственные нашему веку, (VIII) ибо хотя я часто черпаю примеры из жизни французского королевского двора и говорю о своих современниках, однако нельзя свести содержание моего труда к одному королевскому двору и к одной стране{{#tag:ref|Он опасался, что в книге многие увидят лишь портреты определённых лиц (распростанённый в ту эпоху род сатиры). Действительно, после выхода первого издания появились рукописные «ключи» к ним, составители которых пытались подставить реальные прототипы под названные греческие, римские и французские имена. «Какую плотину воздвигнуть против этого потока разъяснений, который наводнил город и вскоре достигнет двора?» — писал Лабрюйер в 1694. После его смерти издатели начали печатать «ключи» в виде примечаний, но в научных изданиях XIX и XX веков их тщательно проанализировали<ref name="х"/>.||group="К"}} <…>. (V) Люди, весьма сведущие и разумные, говорили мне <…>: «Предмет вашей книги важен, поучителен, приятен и неистощим; живите долго и, пока длится ваша жизнь, не прерывайте работы над ним. Лучшей темы вам не найти: человеческое безумство таково, что оно ежегодно будет доставлять вам материала на целый том». Другие вполне основательно предостерегали меня против непостоянства толпы и легкомыслия публики <…>. Они не уставали повторять, что вот уже тридцать лет, как люди читают лишь забавы ради, поэтому им нужны не столько новые главы, сколько новые заглавия; что из-за этой умственной лени свет наводнён и лавки забиты книгами скучными, бездарными и пустыми, противными поэтическим правилам, хорошему вкусу, благопристойности и морали, торопливо и дурным слогом написанными и столь же торопливо прочитанными, — да и то лишь благодаря их новизне; что если я способен только увеличивать в объёме одну-единственную книгу, пусть даже сносную, то уж лучше мне положить перо. <…> (I) я отнюдь не задавался целью написать книгу максим: максимы в науке о морали подобны законам, а у меня слишком мало власти, да и таланта, чтобы выступать в качестве законодателя. Притом они, на манер изречений оракула, должны быть сжатыми и короткими, я же нередко грешил против этого правила. <…> Тот, кто пишет максимы, хочет, чтоб ему во всём верили; я же, напротив, согласен выслушать упрёк в том, что иногда ошибался в своих наблюдениях, лишь бы это помогло другим не делать таких же ошибок;..|Оригинал=… j'ai intérêt que l'on veuille suivre, qui est de ne pas perdre mon titre de vue, et de penser toujours, et dans toute la lecture de cet ouvrage, que ce sont les caractères ou les moeurs de ce siècle que je décris; car bien que je les tire souvent de la cour de France et des hommes de ma nation, on ne peut pas néanmoins les restreindre à une seule cour, ni les renfermer en un seul pays <…>. Des gens sages me disaient <…>: «La matière est solide, utile, agréable, inépuisable; vivez longtemps, et traitez-la sans interruption pendant que vous vivrez: que pourriez-vous faire de mieux? il n'y a point d'année que les folies des hommes ne puissent vous fournir un volume.» D'autres, avec beaucoup de raison, me faisaient redouter les caprices de la multitude et la légèreté du public, <…> et ne manquaient pas de me suggérer que personne presque depuis trente années ne lisant plus que pour lire, il fallait aux hommes, pour les amuser, de nouveaux chapitres et un nouveau titre; que cette indolence avait rempli les boutiques et peuplé le monde, depuis tout ce temps, de livres froids et ennuyeux, d'un mauvais style et de nulle ressource, sans règles et sans la moindre justesse, contraires aux moeurs et aux bienséances, écrits avec précipitation, et lus de même, seulement par leur nouveauté; et que si je ne savais qu'augmenter un livre raisonnable, le mieux que je pouvais faire était de me reposer. <…> des maximes que j'ai voulu écrire: elles sont comme des lois dans la morale, et j'avoue que je n'ai ni assez d'autorité ni assez de génie pour faire le législateur; je sais même que j'aurais péché contre l'usage des maximes, qui veut qu'à la manière des oracles elles soient courtes et concises. <…> Ceux enfin qui font des maximes veulent être crus: je consens, au contraire, que l'on dise de moi que je n'ai pas quelquefois bien remarqué, pourvu que l'on remarque mieux, rends au public ce qu'il m'a prêté;..|Комментарий=Предисловие}}

::Des femmes

 

 

{{Q|[[Кокетка]] до последнего своего вздоха уверена, что она хороша собой и нравится мужчинам. Она относится к времени и годам как к чему-то, что покрывает морщинами и обезображивает только других женщин <…>. Наряд, который в юности украшал её, теперь лишь портит, оттеняя всё убожество старости.|Оригинал=Une femme coquette ne se rend point sur la passion de plaire, et sur l'opinion qu'elle a de sa beauté: elle regarde le temps et les années comme quelque chose seulement qui ride et qui enlaidit les autres femmes <…>. La même parure qui a autrefois embelli sa jeunesse, défigure enfin sa personne, éclaire les défauts de sa vieillesse.|Комментарий=7 (VII)}}

 

{{Q|[[Жизнь#Жизнь человека|Жизнь]] коротка, если считать, что названия жизни она заслуживает лишь тогда, когда дарит нам радость; собрав воедино все приятно проведённые часы, мы сведём долгие годы всего к нескольким месяцам.|Оригинал=La vie est courte, si elle ne mérite ce nom que lorsqu'elle est agréable, puisque si l'on cousait ensemble toutes les heures que l'on passe avec ce qui plaît, l'on ferait à peine d'un grand nombre d'années une vie de quelques mois.|Комментарий=64}}

 

{{Q|Мы позволяем другим управлять нами столько же из лени, сколько по слабодушию.|Оригинал=Il y a bien autant de paresse que de faiblesse à se laisser gouverner.|Комментарий=71 (V)}}

{{Q|Время от времени при дворе появляются смелые [[авантюрист|искатели приключений]], люди развязные и пронырливые, которые умеют отрекомендоваться и убедить всех, что владеют своим искусством с небывалым совершенством. Им верят на слово, и они извлекают пользу из общего заблуждения и любви к новизне. Они протискиваются сквозь толпу, пробираются к самому государю и удостаиваются разговора с ним на глазах у придворных, которые были бы счастливы, если бы он бросил на них хотя бы взгляд. Вельможи терпят таких людей, потому что те им не опасны: разбогатев, они вскоре бесславно исчезают, а свет, ещё недавно обманутый ими, уже готов даться в обман новым проходимцам.|Оригинал=Il y a dans les cours des apparitions de gens aventuriers et hardis, d'un caractère libre et familier, qui se produisent eux-mêmes, protestent qu'ils ont dans leur art toute l'habileté qui manque aux autres, et qui sont crus sur leur parole. Ils profitent cependant de l'erreur publique, ou de l'amour qu'ont les hommes pour la nouveauté: ils percent la foule, et parviennent jusqu'à l'oreille du prince, à qui le courtisan les voit parler, pendant qu'il se trouve heureux d'en être vu. Ils ont cela de commode pour les grands qu'ils en sont soufferts sans conséquence, et congédiés de même: alors ils disparaissent tout à la fois riches et décrédités, et le monde qu'ils viennent de tromper est encore prêt d'être trompé par d'autres.|Комментарий=16}}

 

 

{{Q|И ложась в постель, и вставая с неё, придворный печётся только о собственной выгоде <…>. Как бы далеко ни ушёл он по стезе умеренности и мудрости, главной пружиной его поступков всё равно остаётся честолюбие, увлекающее его к той же цели, что и самых жадных, неистовых в желаниях и тщеславных царедворцев. Разве можно пребывать в покое там, где всё волнуется, всё движется? Разве можно не бежать там, где все бегут? Всякий мнит, что он обязан добиваться удачи и стремиться к возвышению: человеку, которому это не удаётся, двор выносит окончательный приговор, объявляя, что ему, значит, нечего там делать. Что же лучше — удалиться от двора, так ничего и не достигнув, или оставаться там в тщетном ожидании наград и милостей? Вот вопрос столь щекотливый, сложный и затруднительный, что множество придворных успевает состариться, не ответив на него, и умирает, так и не разрешив своих сомнений.|Оригинал=L'on se couche à la cour et l'on se lève sur l'intérêt <…>. Quelques pas que quelques-uns fassent par vertu vers la modération et la sagesse, un premier mobile d'ambition les emmène avec les plus avares, les plus violents dans leurs désirs et les plus ambitieux: quel moyen de demeurer immobile où tout marche, où tout se remue, et de ne pas courir où les autres courent? On croit même être responsable à soi-même de son élévation et de sa fortune: celui qui ne l'a point faite à la cour est censé ne l'avoir pas dû faire, on n'en appelle pas. Cependant s'en éloignera-t-on avant d'en avoir tiré le moindre fruit, ou persistera-t-on à y demeurer sans grâces et sans récompenses? question si épineuse, si embarrassée, et d'une si pénible décision, qu'un nombre infini de courtisans vieillissent sur le oui et sur le non, et meurent dans le doute.|Комментарий=22 (VI)}}

{{Q|Вспомним, что лицезрение государя преисполняет царедворца счастьем, что всю жизнь он занят и поглощён одной мыслью — как бы увидеть государя и попасться ему на глаза, — и мы поймём, почему [[w:en:Heaven in Christianity|созерцание бога]] составляет высшую награду и блаженство святых угодников.|Оригинал=Qui considérera que le visage du prince fait toute la félicité du courtisan, qu'il s'occupe et se remplit pendant toute sa vie de le voir et d'en être vu, comprendra un peu comment voir Dieu peut faire toute la gloire et tout le bonheur des saints.|Комментарий=75}}

 

 

{{Q|Столица отбивает охоту жить в провинции, двор открывает нам глаза на столицу и вылечивает от стремления ко двору.