Викицитатник

Александр Фомич Вельтман: различия между версиями

Интерактивная навигация по истории
[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
ВизуальныйВики-текст
1) +6 цитат из «Сердца и Думки», выбранных Ю. Зубакиным (www.fandom.ru/about_fan/citat.htm); 2) банальна рец. А. Д. Галахова на «Генерала Каломероса» (ПСС Белинского, т. IV, 1954, № 55)
 
Нет описания правки
 
Строка 6:
|source=Александр Фомич Вельтман
|commons=Category:Alexander Veltman}}
'''Алекса́ндр Фоми́ч Ве́льтман''' (8 [20] июля 1800 — 11 [23] января 1870) — российский картограф, лингвист, археолог, писатель и поэт. Родоначальник жанра исторического [[фэнтези]].
 
== Цитаты ==
Строка 13:
{{Q|… Филат Кузмич, знатный почётный гражданин с золотой медалью на шее, <…> купив себе ''княжеские палаты'', только что не позолоченные снаружи, сказал: «Что мне до бар! Я сам господин!» — и поделал в княжеских палатах лежанки, и живёт себе сам-шест <…>. Бывало, тут у нерасчётливого князя сот пять гостей в сутки перебывает, пудов пять восковых свечей в вечер сожгут, рублей тысячу в день скушают да две выпьют, а теперь у [[скупость|расчётливого]] Филата Кузмича ворота назаперти, в подворотню собака на прохожих лает, дескать, «проваливай мимо! сама голую кость гложу!» Свету только божий день, лампадка перед кивотом да сальная свеча. Золотая мебель прикрыта чехлами, чтоб не попортилась от неупотребления; пищи — щей горшок, сам большой, да мостолыга мяса; зато самовар какой знатный! ведра в три! Жаль, чашечки ''больно маленьки'', с глоточек. Живёт себе Филат Кузмич, словно чужое богатство стережёт. <…> По парадному крыльцу не ходит; раз пошёл было, да причудился ему в дверях официант княжой, стоит себе с булавой, да словно кричит: куда тебя чорт несёт! — С тех пор Филат Кузмич запер на ключ парадное крыльцо.
— Слышал, Филат Кузмич, что люди говорят! — сказала Анисья Тихоновна, — говорят, тово, явился, вишь, какой-то [[гений|Яний]], крылатый человек. <…> Знать, тово, что уж это чудо какое? Явился в именье у князя Синегорского. Сегодня сюда привезут; чай, со всей Москвы сбежится народ. Что, кабы ты у дворецкого местечко добыл, на хорах, что ль, а ль где у подъезда, смотреть маленько.<ref name="пв"/>|Автор=«Приезжий из уезда, или Суматоха в столице», 1837}}
 
{{Q|Когда природа была моложе, одежда её блестящее, румянец свежее, дыхание благовоннее, когда воспевали её певцы крылатые, летающие непорочные души первых населенцев мира, когда человек жадно, внимательно слушал её плавные речи, — когда жизнь человека была не ношею, не оковами, не темницею духа, но чувством самозабвения, блаженной любовью, невинною, ненаглядною девой, на которую очи смотрели не насмотрелись, от которой сердце не опадало, не щемилось, не тоскнилось, не обдавало души страхом, а билось так радостно, что мысли исчезали, душа, как голубь, вспархивала, носилась, вилась, парила и возвращалась в свою голубницу, чтоб ворковать о ясных днях, о светлых надеждах…
В это-то время ржа переела оковы ''Нечистой силы'', заключённой при создании мира в недрах земли, и духи злобы, почувствовав волю мышц, встрепетнулись, прорвали ''77 000'' слоёв земли, хлынули на ''Белый свет'' посреди цветущей ''Атлантиды'', понеслись селить вражду между стихиями и людьми.
Долго колебалась земля, долго волновался океан; а Атлантида, разражённая взрывом, рассыпалась по водам прахом, исчезла.
''Нечистая сила'' селилась на земле <…>.
Покуда строился ''стан'' её [[w:Шаббат|''Саббат'']], новый [[w:Кааба|''Кааба'']], названный [[w:Константин VII Багрянородный|Константином Багрянородным]] ''Самват'', стояла она долгое время на ''Лысой горе'' табором и считала свои доходы. Каждый ''Нелёгкий'', отпущенный на ''соблазн'', должен был приносить в известное время положенный оброк, определённое число ''чёрных душ''. Сборщик податей принимал их как кипы ассигнаций, считал их на левой ладони указательным пальцем правой руки, внимательно перевёртывал, ''осязал'', просматривал на свет: нет ли фальшивой, и принимал в половину цены против ''ходячей монеты'' на белом свете.
Вскоре ''нечистая сила'' заняла лучший холм, bor-bairg, или Tor-berg: гору Торову, осенённую дубовую рощею; поселилась над самым Днепром в трущобе леса, в ущелье берега, который впоследствии прозвался ''чёртово бережище''.
Близ погребища ''господ'' Скифских, засыпанного временем, было приволье ''нечистой силы''; завёлся стольный град ''нелёгких, упырей, ведьм'' и ''русалок''.
Прибрав к рукам почти весь Днепр, они раскидывали окаянные сети свои во все стороны <…>.
Тут столько расплодилось ''Нелёгких'', что не было прохожего, которому бы враг ноги не подставил.
На этом-то холме люди в безумии своём поставили кумира <…>.
Этот кумир одними назывался [[w:Белобог|''Бел-бог'']], иными ''[[Перун]]'', другими [[w:Тор (мифология)|''Тор'']] или ''Чор'' <…>.
Таким образом, наставляя людей злу и неправде, ''нечистая сила'' жила на ''бережище'' припеваючи и воображая, что «нет конца её силе, аки миру». Но отторгся камень от горы, без рук, ударил в кумира, и стёр скудель, железо, медь, злато и серебро в прах, а ветр развеял его.
Пришёл учитель ''Святого слова'' поведать истину русским людям. Русские люди не верили словам, хотели чудес.
— Изгони, — говорили, — Белобожича с его высокого холма!
— Изгоню, — отвечал он и с крестом в руках поднялся на высокий холм, водрузил на нём крест.
Зарычала ''нечистая сила'', угомонилась, и полк её отступил с священного холма, выше по Днепру, на крутой берег, в рощу, лежащую близ Княжеского заветного луга и Княжеских лесов; а чтоб ''Омуту'' и ведьмам иметь свободу ходить по Днепру, то ''нечистая сила'', отклоняя реку от холма, прососала новое русло, которое люди и назвали ''Черторырею''.|Комментарий=часть первая, II|Автор=«Светославич, вражий питомец. Диво времён [[w:Владимир Красное Солнышко|Красного Солнца Владимира]]», 1837}}
 
{{Q|Меня во всех журналах раскорили за Каломероса{{#tag:ref|Роман «Генерал Каломерос» (1840). Каломерос — буквальный греческий перевод фамилии [[w:Бонапарты|Бонапарт]]<ref name="а"/>.||group="К"}}, в нём ничего не нашли, кроме мнимого Наполеона, тогда как я хотел представить только человека, которого служба людям лишила истинного счастья в жизни — друга по сердцу, любви, естественной каждому человеку. Скажите, кого поставить в подобные обстоятельства, кроме Наполеона? Но я не профанировал его имени, но высказал только, что и человек, подобный Наполеону, и в подобных обстоятельствах, может увлекаться страстью…<ref name="а"/>|Автор=письмо [[Фёдор Алексеевич Кони|Ф. А. Кони]], 16 октября 1840}}
Строка 47 ⟶ 64 :
— Проявилось на белом свете неверье в людях, едешь — никто не кланяется, знать не хочет, едешь — и подмести нет ничего… житья нет! Мою избушку на курьих ножках с лица земли стёрли, построили на месте палаты с крестом. Живу в погребах да в подвалах, да ещё и за ночлег плати; а я человек не денежной: пришло побираться на перекрёстках! <…> Какие-то народились книжные кудесники, переписали всех в книги, и меня написали, уладили такой запрет, что и малые ребята перестали старой бабы бояться; не только что розгой — всем помелом ничего не сделаешь! И в сказках пишут не про богатырей великих, а про каких-то всё вельмож, что чужими руками жар загребают да пушкой воюют, палицы не смогут с земли поднять…}}
 
{{Q|— Должно запутать людей в сети познаний, раздробить всевсё на бесконечность, сбить их с толку в отношении понятий о вещах…
— Сделать [[w:Фауст (персонаж)|Фаустами]]? — сказал Прррр с досадою, — странное средство!
— О, нет, теперь таких глупцов уже нет: всякий знает, что наука — [[бездна]], что в одну жизнь не узнаешь всего, точно так же, как одним взглядом всего не окинешь; что всех познаний не совокупишь в одном уме <…>. Теперь люди хитры, не набивают головы; но цедят всё сквозь мозг свой… Одно средство: сбить их сомнением в истине понятий; народить разногласных [[система|систем]] и сделать [[истина|истину]] не одностороннею, не двухстороннею, но многостороннею, чтоб каждый человек имел [[плюрализм|своё ''собственное'' понятие]] и сам сомневался в нём; завидовал бы понятиям других и вместе противоречил им. Из этого возникнет хаос не вещественный, отвлечённый: он смешает языки, одежду, полы, состояния, цветы и звуки. Надо, чтоб ни в чём не было разницы и чтоб какой-нибудь великий человек, смотря в лорнет, спрашивал бы и себя, и других: что это, женщина или мужчина? кто это, господин или раб? Надо завалить людей заботами и предприятиями, чтоб их намерения были велики, но не имели цели.}}
Строка 63 ⟶ 80 :
{{Q|Литературная часть [почти всех] наших журналов большею частию была делом случая <…>. Иногда на минуту критик может войти в это царство произвола, если заметит между тенями без облика и жизни настоящее живое существо. Так, в [[Библиотека для чтения|«Библиотеке для чтения»]] 1845-го и 1846 гг., тянулся замечательный роман г. Вельтмана («[[Приключения, почерпнутые из моря житейского]]»), который мог бы быть вполне хорошим произведением, если бы автор откинул несчастную мысль, что оригинальность достигается капризом и своеволием. Право собственности в литературе не простирается так далеко, чтоб можно было смотреть без досады, как писатель с умыслом портит собственные свои создания…|Автор=[[Павел Анненков]], [[Заметки о русской литературе прошлого года (Анненков)|«Заметки о русской литературе прошлого года»]], январь 1849}}
 
{{Q|Все офицеры генерального штаба [в начале 1820-х] составляли [в Кишинёве] как бы одно общество <…>. Пушкин умел среди всех отличить ''AА. Ф. Вельтмана'', любимого и уважаемого всеми оттенками. Хотя он и не принимал живого участия ни в игре в карты, ни в кутеже и не был страстным охотником до танцевальных вечеров, но он один из немногих, который мог доставлять пищу уму и любознательности Пушкина, а потому беседы с ним были иного рода. Он безусловно не ахал каждому произнесённому стиху Пушкина, мог и делал свои замечания, входил с ним в разбор, и это не ненравилось Александру Сергеевичу, несмотря на неограниченное его самолюбие. Вельтман делал это хладнокровно…<ref>Из дневника и воспоминаний И. П. Липранди (Рассказы о Пушкине и его обстановке) // Русский архив. — 1866. — № 8 и 9. — Стб. 1250-1.</ref><ref name="а"/>|Автор=[[w:Липранди, Иван Петрович|Иван Липранди]]}}
 
{{Q|С живым, пылким, часто необузданным воображением, которое не знало никаких преград, и с равной лёгкостию уносилось в облака, даже и за облака, или опускалось в глубь земли, переплывало моря и прыгало через горы, Вельтман страстно был предан историческим разысканиям в самом тёмном периоде истории. Там романическое воображение его гуляло на просторе с полным удовольствием;<ref name="аб"/> он был, как говорится, в своей тарелке, и колонновожатый в молодости, указывавший полкам их позиции перед сражением, и квартиры после сражений, он остался тем же колонновожатым и в старости. [[w:гунны|гуннами]], [[w:вестготы|визиготами]] и [[w:остготы|остроготами]], [[w:вандалы|вандалами]], [[w:лангобарды|лонгобардами]], [[w:маркоманны|маркоманнами]], [[w:герулы|герулами]], [[w:авары|аварами]] помыкал он ещё гораздо смелее и решительнее, чем Бородинским или Тарутинским полками. <…> и дикие народы, повинуясь волшебному жезлу недуманного, негаданного предводителя, напавшего на них как снег на голову, спешат исполнять его приказания…<ref>В. И. Калугин, А. Б. Иванов. Примечания // А. Ф. Вельтман. Избранное. — М.: Правда, 1989. — С. 534. — 200000 экз.</ref>|Автор=[[Михаил Погодин]], «А. Ф. Вельтман, биографический очерк», 1871}}
 
{{Q|Сложность происшествий и являющаяся отсюда потребность чудесной развязки лишают произведения Вельтмана естественности. Излюбленной формой его творчества была калейдоскопическая смесь прозы и стихов, в которой он достиг виртуозности.<ref name="а"/>|Автор=[[w:Мазаев, Михаил Николаевич|Михаил Мазаев]], [[s:ЭСБЕ/Вельтман, Александр Фомич|статья ЭСБЕ о Вельтмане]], 1892}}
 
{{Q|… такой оригинальный и в жизни и в сочинениях писатель до сих пор не имеет ни полной биографии, не подробной критической оценки .<ref>Русское обозрение. — 1894. — Т. 30. — С. 536.</ref><ref name="а"/>|Автор=[[w:Бестужев-Рюмин, Константин Николаевич|Константин Бестужев-Рюмин]]}}
 
{{Q|[Напомним о большом даровании] всеми забытого, но стоящего целою головой выше многих, не обойденных памятью потомства, писателя. Талант-метеор, он был всё-таки ''талантом''; <…> в летописях истории литературы он, по праву, должен занимать своё место.<ref>Всемирная иллюстрация. — 1895. — № 1355. — С. 50.</ref><ref name="а"/>|Автор=[[w:Коринфский, Аполлон Аполлонович|Аполлон Коринфский]]}}
Строка 116 ⟶ 133 :
{{Q|… хороший писатель, бойкий, точный, без преувеличений. Он иногда лучше [[Гоголь|Гоголя]].<ref name="а"/>|Комментарий=[[Максим Горький]], [[Лев Толстой (Максим Горький)|«Лев Толстой»]], 1902-3 [1923]|Автор=[[Лев Толстой]], слова М. Горькому}}
 
{{Q|По принципу борьбы и смещения семантических элементов, Вельтман в течение двадцати лет вырабатывал своеобразную языковую систему, которая впоследствии ложится в основу [[Николай Лесков|лесковского]] языка.<ref>Русская проза. — Л., 1926.</ref><ref name="ка"/>|Автор=[[w:Бухштаб, Борис Яковлевич Бухштаб|Борис Бухштаб]], 1926«Первые романы Вельтмана»}}
 
{{Q|Выработанный Вельтманом стиль таил в себе такое глубокое социальное содержание, какого сам Вельтман не подозревал. Рисуя своих морально растрёпанных, мечущихся в волнах моря житейского героев, он подошёл вплотную к социальной трагедии мещанства, но он ещё не ощущал той остроты и глубины социальных противоречий, которые крылись в ней.
{{Q|… оригинальная форма художественной организации [его] произведений. В них романтическое «двоемирие» сочетается с эмпирической действительностью, сказочный герой идёт по ярко описанным зловонным трущобам, фольклорное добродушие и улыбчивая ирония соединяются с всеобнажающей сатирой, гротеск и водевильный «перевёртыш» — с вернейшим реалистическим развитием действия, приподнятость лексики — с великолепным умением писать живым разговорным языком.<ref name="а">Акутин Ю. М. Александр Вельтман и его роман «Странник» // Вельтман А. Ф. Странник. — М.: Наука, 1977. — С. 247-300. — (Литературные памятники). — 50000 экз.</ref><ref>В. И. Калугин. Были и небыли Александра Вельтмана // Вельтман. — 1989. — С. 12.</ref>|Автор=Юрий Акутин}}▼
<…> литературное и социальное содержание стиля, пионером которого был Вельтман, раскрылось в творчестве [[Фёдор Достоевский|Достоевского]].<ref>Вельтман А. Ф. Приключения, почерпнутые из моря житейского. — М.: Academia, 1933. — С. 42-43.</ref>|Автор=[[w:Переверзев, Валериан Фёдорович|Валериан Переверзев]]}}
 
{{Q|Консервативная критика 30—40-х годов, пользуясь отсутствием в статьях Белинского развёрнутых анализов исторических романов Вельтмана, охотно повторяла тезис о творческом фиаско Вельтмана после [[Кощей бессмертный (Былина старого времени)|«Кощея бессмертного»]] Отсюда выводилась и другая неверная мысль о бесперспективности <…> обращения к фольклору и художественной фантастике в целях исторического повествования. Академическое дореволюционное литературоведение, не вникнув в конкретный смысл отзыва Белинского о «Кощее» как «лучшем» романе Вельтмана, истолковывало данное суждение критика таким образом, что Вельтман будто бы вообще не предпринимал далее никаких новых шагов в разработке поэтики исторического романа.<ref>Филологические науки. — 1975. — № 5</ref><ref name="ка"/>|Автор=[[w:Щеблыкин, Иван Павлович (литературовед)|Иван Щеблыкин]]}}
{{Q|[«[[Светославич, вражий питомец]]» — не кто иной, как персонаж известных народных легенд о младенце, проклятом в чреве матери, ставшем оборотнем.] Писатель мастерски, если не виртуозно, выявляет и обнаруживает в своём повествовании внутренние потенции этого поверья. Отталкиваясь от его общей схемы, широко используя художественный вымысел, Вельтман выстраивает ряд сюжетных линий, связанных воедино замыслом показать древнюю Русь на сломе двух исторических эпох — языческой и христианской.<ref name="ка"/>|Автор=[[w:Иезуитова, Раиса Владимировна|Раиса Иезуитова]]}}
 
▲{{Q|… оригинальная форма художественной организации [его] произведений. В них романтическое «двоемирие» сочетается с эмпирической действительностью, сказочный герой идёт по ярко описанным зловонным трущобам, фольклорное добродушие и улыбчивая ирония соединяются с всеобнажающей сатирой, гротеск и водевильный «перевёртыш» — с вернейшим реалистическим развитием действия, приподнятость лексики — с великолепным умением писать живым разговорным языком.<ref name="а">Акутин Ю. М. Александр Вельтман и его роман «Странник» // Вельтман А. Ф. Странник. — М.: Наука, 1977. — С. 247-300. — (Литературные памятники). — 50000 экз.</ref><ref>В. И. Калугин. Были и небыли Александра Вельтмана // Вельтман. — 1989. — С. 12.</ref>|Автор=Юрий Акутин}}
 
{{Q|… если в 30-е годы творческие поиски Вельтмана совпадали с основными тенденциями развития русской литературы — к фольклору и истории обращались почти все его современники <…> — то в последующие десятилетия он окажется чуть ли не единственным, кто последовательно, из романа в роман, будет развивать принципы фольклорно-исторической поэтики. Но уже как бы вне литературы, вне её основных течений и направлений. С годами эта дистанция увеличивалась, Вельтман всё дальше «уходил» от литературы своего времени, и казалось, что та же участь постигла и его романы.<ref name="ка">В. И. Калугин. Романы Александра Вельтмана // А. Ф. Вельтман. Романы. — М.: Современник, 1985. — 100000С. экз3-21.</ref>|Автор=[[w:Калугин, Виктор Ильич|Виктор Калугин]], «Романы Александра Вельтмана»}}▼
{{Q|Вельтман для Достоевского — то же, что [[Василий Трофимович Нарежный|Нарежный]] для Гоголя — предтеча и необходимая предпосылка. <…>
Сквозь смешной облик [[Светославич, вражий питомец|Ивы Олельковича]] просвечивает другое — серьёзное, полное философского смысла лицо. Образ Ивы двоится, становится лукавым и обманчивым, — не уловишь: смешное тут или серьёзное, фантастика или реальность, мистика или мистификация.<ref name="ка"/>|Автор=[[w:Переверзев, Валериан Фёдорович|Валериан Переверзев]]}}
 
{{Q|Само драматическое противоречие, лежащее в основе «Светославича, вражьего питомца», до создания Вельтманом своего труда не было осознано даже многими крупными историографами, представлявшими любителям отечественной истории могучую фигуру [[Владимир I Святославич|Владимира Святославича]] <…>.
▲{{Q|… если в 30-е годы творческие поиски Вельтмана совпадали с основными тенденциями развития русской литературы — к фольклору и истории обращались почти все его современники <…> — то в последующие десятилетия он окажется чуть ли не единственным, кто последовательно, из романа в роман, будет развивать принципы фольклорно-исторической поэтики. Но уже как бы вне литературы, вне её основных течений и направлений. С годами эта дистанция увеличивалась, Вельтман всё дальше «уходил» от литературы своего времени, и казалось, что та же участь постигла и его романы.<ref name="ка">В. И. Калугин. Романы Александра Вельтмана // А. Ф. Вельтман. Романы. — М.: Современник, 1985. — 100000 экз.</ref>|Автор=[[w:Калугин, Виктор Ильич|Виктор Калугин]], «Романы Александра Вельтмана»}}
Два образа Владимира реализованы Вельтманом в двух героях — человеке и кикиморе (младенце, проклятом отцом <…>). Соответственно в «Светославиче» читатель видит два пласта повествования: реальные исторические события конца X в. совмещены с фантастическим миром поверий, сказок, языческих мифов, отделяющих в сознании народа идеальный образ князя от несовместных с ним злодеяний, должное — от «неправды» врагов рода человеческого.
Другой конфликт скрыт от взгляда читателя. Вельтман демонстративно не заботится о правдоподобности, ''видимой'' достоверности повествования, лишая нас ставшей важной уже в его время черты исторической романистики. <…> большая часть реалий «Светославича» имеет под собой твёрдую основу исторических источников. При этом речь идёт и <…> о «сказочной», мифологической части рассказа. <…>
Вельтман не «создаёт» историко-художественную реальность, как поступали исторические романисты и до и после него, а решает сложнейшую задачу трансформации исторических реалий в духе романтизма. <…>
«Нечистая сила» в романе справедливо рассматривается как пережиток в народном сознании дохристианских, языческих верований. <…>
Замечательно наблюдение Вельтмана о сходстве, почти тождественности «громовых» богов разных
народов: Перуна, Тора и Бел-бога <…>.
Многочисленные примечания к «Кощею бессмертному» и «Светославичу, вражьему питомцу» <…> были призваны не только разъяснить вплетённые в ткань произведений древне-славянские понятия, слова и выражения, но и закрепить авторские находки и гипотезы в сознании читателя. <…> Романы основаны на глубоком знании русской истории <…>. Проблемы исторической науки, увиденные как проблемы национальной истории и культуры, питали корни авторских замыслов и во многом определили, видимо, сам характер повествования. Романы должны были не только развлекать и воспитывать, но и стимулировать интерес общества к древней истории Отечества, и они выполняют свою задачу. <…>
А. Ф. Вельтман выступил не только последовательным сторонником идеи славянского единства, по основал «Райну, королевну Болгарскую» на более серьёзном анализе исторических материалов, во многом предвосхитив выводы современных нам историков. <…>
Психологические портреты в «Райне» необыкновенно точны…<ref name="аб">А. Ф. Вельтман. Романы. — М.: Современник, 1985. — С. 458-481. — 100000 экз.</ref>|Автор=[[w:Богданов, Андрей Петрович|Андрей Богданов]], «Александр Вельтман — писатель-историк»}}
 
== Комментарии ==
Источник — https://ru.wikiquote.org/wiki/Александр_Фомич_Вельтман