Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: различия между версиями

{{Q|В виду общей рабьей складки умов, аллегория всё ещё имеет шансы быть более понятной и убедительной и, главное, привлекательной, нежели самая понятная и убедительная речь.<ref name="М">''Макашин С. А. Макашин.'' Сатиры смелый властелин // Собр. соч. Салтыкова-Щедрина в 10 т. — Т. 1. — {{М.}}: Правда, 1988.</ref>.}}

{{Q|Все великие писатели и мыслители потому и были велики, что об ''основах'' говорили.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Воспитывайте в себе идеалы будущего <…>, вглядывайтесь часто и пристально в светящиеся точки, которые мерцают в перспективах будущего.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Выражение «бонапартисты» <…> отнюдь не следует понимать буквально. Под «бонапартистом» я разумею вообще всякого, кто смешивает выражение «[[отечество]]» с выражением «ваше превосходительство» и даже отдаетотдаёт предпочтение последнему перед первым. Таких людей во всех странах множество, а у нас до того довольно, что хоть лопатами огребай.|Автор=«За рубежом»}}

{{Q|Огорчилась девочка, расчувствовалась — вот и всё. Пройдёт. Бывают минуты хорошие, бывают и горькие — это в порядке вещей. Но и те и другие только скользят, а отнюдь не изменяют однажды сложившегося хода жизни. Чтоб дать последней другое направление, необходимо много усилий, потребна не только нравственная, но и физическая храбрость. Это почти то же, что самоубийство. Хотя перед самоубийством человек проклинает свою жизнь, хотя он положительно знает, что для него смерть есть свобода, но орудие смерти всевсё-таки дрожит в его руках, нож скользит по горлу, пистолет, вместо того чтоб бить прямо в лоб, бьетбьёт ниже, уродует. Так-то и тут, но ещеещё труднее. И тут предстоит убить свою прежнюю жизнь, но, убив еееё, самому остаться живым. То «ничто», которое в заправском самоубийстве достигается мгновенным спуском курка,— тут, в этом особом самоубийстве, которое называется «обновлением», достигается целым рядом суровых, почти аскетических усилий. И достигается всевсё-таки «ничто», потому что нельзя же назвать нормальным существование, которого содержание состоит из одних усилий над собой, из лишений и воздержаний. У кого воля изнежена, кто уже подточен привычкою легкоголёгкого существования — у того голова закружится от одной перспективы подобного «обновления». И инстинктивно, отворачивая голову и зажмуривая глаза, стыдясь и обвиняя себя в малодушии, он всевсё-таки опять пойдетпойдёт по утоптанной дороге.|Автор=«Господа Головлёвы»}}

{{Q|Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях — пирог с казеннойказённой начинкою.}}

{{Q|Есть люди, которые мертвымимёртвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают «Звон победы раздавайся!» и зияющими впадинами вместо глаз выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними?..<ref name="М"/>}}

{{Q|[[Литература]] изъята из законов тления. Она одна не признает смерти.<ref name="зр">«Золотые россыпи». — Одесса: «Маяк», 1965. — С. 121.</ref>.}}

{{Q|Мне кажется, что писатель, имеющий в виду не одни интересы минуты, не обязывается выставлять иных идеалов, кроме тех, которые исстари волнуют человечество. А именно свобода, равноправность и справедливость.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Неизменным предметом моей литературной деятельности был протест против произвола, лганья, хищничества, предательства, пустомыслия и т. д. Ройтесь, сколько хотите во всей массе мною написанного, — ручаюсь, ничего другого не найдёте.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Нет более просветляющего, очищающего душу чувства, как то, которое ощущает человек при знакомстве с великим художественным произведением.|Комментарий=В должности руководителя вятской губернской канцелярии.<ref name="зр"/>.}}

{{Q|… ничто так не обескураживает пророка, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех.<ref name="М"/>.}}

Передо мною расстилалась неоглядная пустыня, обрамлённая всякого рода присутственными местами, которые как-то хмуро, почти свирепо глядели на меня зияющими отверстиями своих бесчисленных окон, дверей и ворот. При взгляде на эти чёрные пятна, похожие на выколотые глаза, в душе невольно рождалось ощущение упразднённости. Казалось, что тут витают не люди, а только тени людей. Да и те не постоянно прижились, а налетают урывками; появятся, произведут какой-то таинственный шелест, помечутся в бесцельной тоске и опять исчезнут, предоставив упразднённое место в жертву оргии архивных крыс, экзекуторов и сторожей.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Писатель, которого сердце не переболело всеми болями того общества, в котором он действует, едва ли может претендовать в литературе на значение выше посредственного и очень скоропреходящего.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Система самовосхваления может быть причиною сновидений, бесспорно весьма приятных, но вместе с тем и крайне обидного пробуждения.<ref name="зр"/>.}}

{{Q|<«Эзоповская» манера> и не безвыгодна, потому что, благодаря её обязательности, писатель отыскивает такие пояснительные черты и краски, в которых при прямом изложении предмета не было бы надобности, но которые все-таки не без пользы врезываются в память читателя.<ref name="М"/>.}}

=== Иносказательная сатира ===

{{Q|Дозволяется при встрече с начальством вежливыми и почтительными телодвижениями выражать испытываемое при семсём удовольствие.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Небоящиеся чинов оными награждены не будут, боящемуся же всё дастся.<ref name="М"/>.}}

{{Q|Прежде всего замечу, что истинный администратор никогда не должен действовать иначе, как чрез посредство мероприятий. Всякое действие не есть действие, а есть мероприятие. Приветливый вид, благосклонный взгляд суть такие же меры внутренней политики, как экзекуция. Обыватель всегда в чем-нибудь виноват.<ref name="М"/>.}}

== Цитаты о Салтыкове-Щедрине ==

Он писатель, по преимуществу [скорбный] и негодующий.<ref>''Чернышевский Н. Г. Чернышевский.'' Статья о «[[Губернские очерки|Губернских очерках]]» // Современник. — 1857. — № 6.</ref>.|Автор=[[Николай Чернышевский]], 1857}}

{{Q|Михаил Евграфович Салтыков — это всеми уважаемый диагност наших общественных зол и недугов.<ref name="М"/>.|Автор=[[Иван Михайлович Сеченов|Иван Сеченов]]}}

{{Q|С появлением каждой новой вещи Щедрина валился целый угол старой жизни. Кто помнит впечатление от его «[[Помпадуры и помпадурши|Помпадуров и помпадурш]]», его «[[История одного города|глуповцев]]» и его «Балалайкина»<ref group="комм.">Балалайкин — персонаж ряда произведений Салтыкова, в первую очередь, «[[Современная идиллия|Современной идиллии]]».</ref>, знает это. Явление, за которое он брался, не могло выжить после его удара. Оно становилось смешно и позорно. Никто не мог отнестись к нему с уважением. И ему оставалось только умереть.<ref name="М"/>.|Автор=[[Михаил Петрович Соловьёв|Михаил Соловьёв]]}}

{{Q|Это писатель ничуть или мало уступающий [[Лев Толстой|Льву Толстому]], а в энергичной, страстной борьбе со злом, в той силе анализа, с которой он умел разбираться в разных общественных течениях, может быть, даже превосходящий Толстого.<ref name="М"/>.|Автор=[[Александр Иванович Эртель|Александр Эртель]]}}

* см. [[Игорь Северянин]], «[[s:Салтыков-Щедрин (Северянин)|«Салтыков-Щедрин»]]», 1926

{{Q|Невозможно понять историю России во второй половине XIX века без помощи Щедрина.<ref>Правда. — 1936. — 10 декабря.</ref><ref>История русской литературы. — {{М.}}, 1939. — С. 273.</ref><ref name="М"/>.|Автор=[[Максим Горький]]}}

{{Q|Это огромный писатель, гораздо более поучительный и ценный, чем о нём говорят.<ref name="М"/>.|Автор=Максим Горький}}

{{Q|… несравнимо сильнее всех книг Щедрина подействовал на меня его портрет. <…> Из-под густых бровей и тяжелых надбровий прямо в глаза вам смотрит отчаянный, почти безумный в своей горечи, какой-то вопрошающий ваг взгляд — взгляд великого русского писателя. И в этих глазах — весь путь, всевсё наследие, школа мысли и чувства тех, кто любил свою родину «сквозь слёзы», кто боролся за все прекрасное в ней, выйдя один на один, как богатырь в поле, на схватку с безобразными масками, искажавшими это прекрасное.|Автор=[[Мариэтта Сергеевна Шагинян|Мариэтта Шагинян]], «Воспоминания»}}

{{Q|Особняком среди «[[Сумасшествие|сумасшедших]]» авторов в России стоит Салтыков-Щедрин с его «[[История одного города|Историей одного города]]», снискавшей ему славу «антипатриота», «прокурора» и т. п. Читатели, не обидевшиеся ни на [[Николай Гоголь|Гоголя]], ни на [[Всеволод Гаршин|Гаршина]], ни на Чехова, почему-то часто обижаются на Щедрина (например, [[Алексей Сергеевич Суворин|Суворин]], выступивший в «Вестнике Европы» под псевдонимом ''А.&nbsp;Б-ов''). Читатели и критики воспринимают в «Истории одного города» [[сатира|сатирические]] аллюзии на россйискую историю и сильный дидактический заряд того рода, который позволяет ставить Щедрина в один ряд с [[Александр Николаевич Радищев|Радищевым]] и [[Пётр Яковлевич Чаадаев|Чаадаевым]], авторами скорее почитаемыми, нежели читаемыми. По [[ошибка|ошибке]] радикалы записали Щедрина в «свои», хотя в «[[Глупов]]е» не одна бочка [[дёготь|дегтя]] сознательно вылита на всех [[мечта]]телей о [[Золотой век|Золотом веке]], на [[социалист]]ов, фурьеристов, сен-симонистов, на [[Дмитрий Михайлович Щербатов|князя Щербатова]] и [[Владимир Фёдорович Одоевский|Владимира Одоевского]]. На самом деле, как мне кажется, проблема заключается в том, что Щедрин не называет и даже не считает [[Глупов]] сумасшедшим домом, хотя точно так же отказывает ему в праве на «нормальность». Глупов ― это гоголевский [[Нос (повесть)|Нос]], разгуливающий сам по себе.|Автор=[[w:Буйда, Юрий Васильевич|Юрий Буйда]], «Щина», 2000}}