О композиции «Евгения Онегина»: различия между версиями

Содержимое удалено Содержимое добавлено
Новая страница: ««'''О композиции „Евгения Онегина“'''» — незаконченная статья Юрия Тынянова, написанная в 1921—1922 годах, и впервые опубликованная лишь в 1974. Сначала он собирался написать статью «Ленский» (сохранилось пять разных начал),...»
 
(нет различий)

Текущая версия от 17:35, 22 июля 2021

«О композиции „Евгения Онегина“» — незаконченная статья Юрия Тынянова, написанная в 1921—1922 годах, и впервые опубликованная лишь в 1974. Сначала он собирался написать статью «Ленский» (сохранилось пять разных начал), но после шестой попытки изменил замысел, а ещё позже решил сосредоточиться на общетеоретических вопросах, в итоге написав книгу «Проблема стихотворного языка»[1]. Положения статьи были использованы в статье «Пушкин», опубликованной в 1928.

Цитаты править

  •  

… художественная проза с самого начала новой русской литературы в звуковом отношении организуется не менее заботливо, чем стих. Она развивается у Ломоносова под влиянием теории красноречия, с применением правил ораторского ритма и эвфонии <…>. Но звуковые особенности прозы Ломоносова и Карамзина, будучи ощутительными для их современников, теряют свою ощутимость с течением времени; к явлениям окончаний известных ритмических разделов в их прозе (клаузулам) мы склонны относиться скорее как к явлениям синтактико-семантическим, нежели к звуковым, а явления эвфонии в их прозе учитываются нами с трудом.

  •  

Деформация звука ролью значения — конструктивный принцип прозы; деформация значения ролью звучания — конструктивный принцип поэзии. Частичные перемены соотношения этих двух элементов — движущий фактор и прозы и поэзии.
Благодаря этому проза и поэзия — замкнутые семантические категории; прозаический смысл всегда отличен от поэтического; с этим согласуется тот факт, что и синтаксис, и самая лексика поэзии и прозы существенно различны.

  •  

Крупнейшей семантической единицей прозаического романа является герой — объединение под одним внешним знаком разнородных динамических элементов.

  •  

Там, где речь шла о тех литературных родах, где стих, по-видимому, должен бы играть второстепенную, служебную роль — в драме, например, — Пушкин всегда подчёркивал примат словесной, стиховой стороны в таких произведениях

  •  

По-видимому, <…> стиховой план, стиховой герой были для Пушкина чем-то таким, к чему нельзя было предъявлять требование, как к плану и к герою повести или романа.
В «Евгении Онегине» «несовершенство» плана и «характеров» перестает быть оправданною, подразумеваемою особенностью стиховой формы и само становится моментом композиции. Было бы ошибочно думать, что это «несовершенство» было и для Пушкина извиняемым или хотя бы оправдываемым; что обозначение пропуска строф и стихов диктовалось действительно желанием не прерывать связи романа; что Пушкин чувствовал незавершённость плана и стремился закончить роман. В предисловии к первой главе «Онегина» <…> Пушкин говорит о «недостатке плана» полуиронически <…>. Заявление о форме плана стоит в связи с аналогичными отступлениями, делающими предметом романа сам роман (с этой точки зрения «Евгений Онегин» — не роман, а роман романа). <…>
Анализ пропущенных строф убеждает, что с точки зрения связи и плана можно было бы не отмечать ни одного пропуска — ибо все они касаются либо отступлений, либо деталей и бытовых подробностей, и только немногие вносят новые черты в самое действие, план (не говоря уже о пустых цифрах). Собственно, уже одно существование пустых цифр, ненаписанных строф освобождает нас от указания на особую роль пропусков, как и на то, что сами удалённые строфы и строки были удалены не по их несовершенству или личным и цензурным соображениям[2].

  •  

Роман этот сплошь литературен: герои и героини являются на фоне старых романов как бы пародическими тенями; «Онегин» как бы воображаемый роман…

  •  

… общий композиционный строй его произведений восходит к плану, прозаической схеме; таким образом, отступления «Евгения Онегина» — несомненно основной композиционный замысел, а не вторичное явление, вызванное стихом (недаром один критик назвал их «наростами Стерна»), — но никогда оно не делалось само по себе самостоятельным, ощутимым моментом произведения, всегда оно так и оставалось подпочвой.
Сопряжение прозы с поэзией, бывшее в «Евгении Онегине» композиционным замыслом, делалось ощутимым само по себе и становилось само в ходе произведения источником важных следствий.

  •  

Деформирующим элементом в «Евгении Онегине» был стих; слово как элемент значащий отступило перед стиховым словом, было затемнено им. Это коснулось малых групп романа в стихах: второстепенные слова, словечки, выражающие отношения грамматических категорий, силою стиха, своею метрическою ролью в нём приравнивались к равноправным словам; то же произошло и с условными обозначениями, в прозе являющимися всегда сближением с действительностью (сокращённые слова, начальные буквы); играя роль метрического, а иногда и рифмующего, <…> слова эти деформировались и относительно своего смысла, приобретали по соседству некоторую смысловую (комическую) окраску; при вводе в стиховой механизм интонационных словечек — они становились конкретными до степени звукового жеста.
Отрезки романа, обычно построенные разно в прозе, производят впечатление мотивированных реальной действительностью. Эти отрезки могут не соответствовать развитию фабулы, но силою большего сродства худож[ественной] прозы с прозаическою речью, — неизбежно выделение существенного от менее важного (хотя бы и в условном значении этого слова); стиховые отрезки воспринимаются именно как стиховые, единообразие их освящено стихом — существенное приравнено к несущественному: динамика Стерна в «Тристраме Шенди» казалась отступлением, в «Евгении Онегине», где отступления приравнены к «действию» самим стихом, — этого не происходит. Эмоциональная смена в прозаическом романе всегда ощутима, в стиховых отрезках она естественно создаётся самим стихом. Деформирующим элементом в «Евгении Онегине» был стих. Таким образом: метрическая природа стиха, далее, его звуковая в узком смысле природа и, наконец, строфа.

Примечания править

  1. Чудаков А. П. Комментарии к статье // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М.: Наука, 1977. — С. 415-6.
  2. М. Гофман. Пропущенные строфы «Евгения Онегина» // Пушкин и его современники. — Вып. XXXIII—XXXV. — Пб., 1922. — С. 2.