Владимир Фёдорович Одоевский: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
всё перенёс, кр. тривиальной 1-й; «Странный человек» и «Похвальное слово невежеству» банальны |
Нет описания правки |
||
Строка 16:
Музыка древних была точно изображением философии нашего времени. И не потому ли древние по какому-то невольному чувству разумели под музыкой соединение всех наук?|Комментарий=неоконченное изложение системы [[Шеллинг]]а<ref>М. И. Медовой. Примечания к публикациям Одоевского // Русские эстетические трактаты первой трети XIX в. Т. 2. — М.: Искусство, 1974.</ref>, возможно, неоригинальное|Автор=«Гномы XIX столетия», около 1825}}
{{Q|Наше ухо загрубело от стука паровой машины, на пальцах мозоли от ассигнаций, акций и прочей подобной бумаги; говорить ныне об наслаждениях [[искусство|искусства]] то же, что рассказывать о запахах [[кактус]]а лишённому обоняния <…>! уничтожение чувства изящного произошло непроизвольно; его постепенное огрубление воспитано долгими днями; сначала мы убили в себе чувство религиозное; потом философы вроде [[Иеремия Бентам|Бентама]] доказали нам, что полезно одно полезное, что всё бесполезное вредно; мы душою вдались в эту пользу, назвали её прекрасными именами: [[промышленность]]ю, [[обогащение]]м, делом, — что по закону тяжести обратилось в простейшее и более верное выражение: ''желудок''. Желудочные интересы поглотили всё…<ref name="са">[[w:Сакулин, Павел Никитич|Сакулин П. Н.]] [[Из истории русского идеализма. Князь В. Ф. Одоевский]]. Мыслитель. — Писатель. Т. 1, ч. 1. — М.: изд. братьев М. и С. Сабашниковых, 1913. — С. 90, 573.</ref>|Автор=«Письмо к чулошному фабриканту о средствах предохранить кошелёк от концертных билетов и бессовестных журналов, книгопродавческих спекуляций и проч.», около 1835}}
{{Q|[[Осип Сенковский|Критик]] [[Библиотека для чтения|«Библиотеки для чтения»]], ссылаясь на какую-то программу [[Современник (журнал)|«Современника»]], которой не было и нет ни в печати, ни в рукописи, о которой, следовательно, никому знать нельзя, [[Вообще нет ничего нового в политическом свете|объявляет]], что «Современник» ''есть род бранно-периодического альманаха, что этот журнал, <…> учреждается нарочно против «Библиотеки для чтения» '' <…>.
Строка 86:
{{Q|А! моя некрология! Посмотрим. (''Читает''.)
«На сих днях скончался такой-то и такой-то Василий Кузьмич Аристидов, искренно оплакиваемый <…>. Кому не известны его зоркий ум, его неутомимая деятельность, его непоколебимое прямодушие? <…> Здесь кстати заметим нашим врагам, завистникам, порицателям, нашим строгим ценителям и судьям, что почтеннейший Василий Кузьмич всегда отдавал нам справедливость: в продолжение многих лет был постоянным подписчиком и читателем нашей газеты. <…> Он знал и верил, что мы за правду готовы жизнию пожертвовать
{{Q|Ах, да, [[опера]]! вот музыки я никогда не любил — так, душа к ней не лежала… Ну, да нужды нет, только бы вечер убить… Что это за аллегория такая? человек и сквозь огонь и сквозь воду проходит… то есть ему здесь разные испытания… посмотрим-ка поближе (''на сцене''), э! вода-то картонная, да и огонь-то тоже… да ещё молодец-то пересмеивается с актрисой… оно и здесь, как везде: снаружи подумаешь невесть что, а внутри пустошь, крашеная бумага да верёвки, которыми всё двигается. (''Обращается к зрителям.'') <…> Послушайте, господа, что вы видите здесь — совершенный вздор; вот, здесь парни в высоких шапках — маги, что ли, что они за околесную несут и про добродетель и про награды, такие и между вами есть, — всё неправда. Они толкуют так потому, что за то деньги получают; да кто и выдумал-то всё это, тоже из денег хлопотал; в этом вся штука! Поверьте мне: я в самом деле и сквозь воду и сквозь огонь прошёл — а всё вышло ничего; жил, имел деньги — было хорошо, а вот теперь что я такое? так! ничто! Слышите, что ли? Никто не слышит, все смотрят на сцену… видно, что-нибудь хорошо, отойти подальше. (''В партер.'') Так! я этого ожидал! в награду за добродетель, за подвиги — исполнение всех желаний, и свет, и покой, и любовь — да! дожидайся… Однако ж, как подумаешь, если б в самом деле добыть такое тёпленькое местечко, где бы ничего не видать, не слыхать, забыть обо всем!.. Занавес опустилась — вот и всё! все идут по домам, всякого ждёт семья, друзья… а меня? меня никто не ждёт! Эта глупая пьеса на меня тоску навела. Куда бы деваться? не оставаться же здесь в пустом, тёмном театре… Ах! если б уснуть? Бывало, что и неприятное случится, заляжешь в постелю, заведёшь глаза, и все позабудешь, а теперь вот и сна нет! Грустно!.. (''Несётся по городу.'') Ух! вот как проходишь мимо этих домов, даже жутко становится, так и слышится: вот здесь бранят, там проклинают, там насмехаются надо мною… и ушей нечем себе зажать, и глаз не можешь закрыть — всё видишь, всё слышишь… Куда это меня тянет?.. Никак, за город?.. а! кладбище! да! вот и моя [[могила]]… вот и моё тёпленькое местечко! Здесь и он лежит! у, какой! и червяк у него ползёт по лицу! А всё-таки ему веселее моего; по крайней мере он ничего не чувствует… Да и мне даже здесь лучше, нежели там; хоть и не слышишь людского говора… Ох, грустно! грустно…}}
| |||