Александр Васильевич Дружинин: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
оргии в банях (на посошок)
Строка 122:
 
{{Q|К 1861 году Дружинин, как и Тургенев, перестал быть сотрудником «Современника». Не знаю, разошелся ли он лично с Некрасовым к тому времени (как вышло это у Тургенева), но по направлению он, сделавшись редактором «Библиотеки для чтения» (которую он оживил, но материально не особенно поднял), стал одним из главарей эстетической школы, противником того утилитаризма и тенденциозности, какие он усматривал в новом руководящем персонале «Современника» ― в [[Николай Гаврилович Чернышевский|Чернышевском]] и его школе, в [[Николай Александрович Добролюбов|Добролюбове]] с его «Свистком» и в том обличительном тоне, которым эта школа приобрела огромную популярность в молодой публике. Если Тургеневу принадлежит фраза о Чернышевском и Добролюбове: «Один ― простая [[змея]], а другой ― [[кобра|змея очковая]]», то Дружинин по своему тогдашнему настроению мог быть также ее [[автор]]ом. Он и в всемирной литературе не признавал, например, [[Генрих Гейне|Гейне]], потому что поэт, по его убеждению, не должен так уходить в «злобы дня» и пускать в ход сарказм и издевательство. Как критик он уже сказал тогда свое слово и до смерти почти что не писал статей по текущей русской литературе. В «Веке» он продолжал тогда свои юмористические фельетоны, утратившие и ту соль, какая значилась когда-то в его «Записках Чернокнижникова». Студентом в Дерпте, усердно читая все журналы, я знаком был со всем, что Дружинин написал выдающегося по литературной критике. Он до сих пор, по-моему, не оценен еще как следует. В эти годы перед самой эпохой реформ Дружинин был самый выдающийся критик художественной [[беллетристика|беллетристики]], с определенным эстетическим [[кредо|credo]]. И все его ближайшие собраты ― Тургенев, Григорович, Боткин, Анненков ― держались почти такого же credo. Этого отрицать нельзя.<ref name="боб"/>|Автор=[[Пётр Дмитриевич Боборыкин|Пётр Боборыкин]], «Воспоминания», 1913}}
 
{{Q|Позднее, когда я ближе познакомился с Григоровичем (в 1861 году я только изредка видал его, но близко знаком не был), я от него слыхал бесконечные рассказы о тех «афинских вечерах», которые «заказывал» Дружинин. Затрудняюсь передать здесь ― со слов этого свидетеля и участника тех эротических оргий ― подробности, например, ёлки, устроенной Дружининым под Новый год… в «семейных банях». Григорович известен был за краснобая, и кое-что из его свидетельских показаний надо было подвергать «очистительной» критике; но не мог же он все выдумывать?! И от П. И. В. (оставшегося до поздней старости целомудренным в разговоре) я знал, что Дружинин был эротоман и проделывал даже у себя в кабинете разные «опыты» ― такие, что я затрудняюсь объяснить здесь, в чем они состояли. Я узнал обо всем этом позднее; но, когда являлся к нему и студентом, и уже профессиональным писателем, ― никак бы не мог подумать, что этот высокоприличный русский джентльмен с такой чопорной манерой держать себя и холодноватым тоном мог быть героем даже и не похождений только, а разных эротических затей. Вообще, надо сказать правду (и ничего обсахаривать и прикрашивать я не намерен): та компания, что собиралась у Дружинина, то есть самые выдающиеся литераторы 50-х и 60-х годов, имели старинную барскую наклонность к скабрезным анекдотам, стихам, рассказам.<ref name="боб"/>|Автор=[[Пётр Дмитриевич Боборыкин|Пётр Боборыкин]], «Воспоминания», 1913}}
 
{{Q|При этом не следует забывать, что другой лагерь, лагерь «[[художник]]ов», ― Дружинин с его [[педантизм]]ом и дурного тона небесностью, Тургенев с его чересчур стройными видениями и злоупотреблением [[Италия|Италией]], ― часто давал врагу как раз ту вербную халву, которую легко было хаять. <...>