Лён: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Лежим плоскими полосами
такая баба как лён на трепле
Строка 32:
 
{{Q|Мы лён на стлище. Так называется поле, на котором стелют лён. Лежим плоскими полосами. Нас обрабатывает солнце и бактерии, как их там зовут? А от меня по правую руку ― полка с Толстым. У меня на стлище лет десять лежит одно его слово. <...> А если я влюблен в [[камень]], в [[ветер]], если мне не нужен сегодня [[нож]]? Лён не кричит в мялке. Мне не нужна сегодня [[книга]] и движение вперед, мне нужна [[судьба]], горе, тяжелое, как красные [[коралл]]ы. <...> [[Тень]] не хочет протянуть мне руку. Я лён на стлище. Смотрю в [[небо]] и чувствую небо и [[боль]]. <...> Лён. Это не [[реклама]]. Я не служу в Льноцентре. Сейчас меня интересует больше [[живица|осмол]]. Подсечка деревьев насмерть. Это способ добывания [[скипидар]]а. С точки зрения [[дерево|дерева]] ― это ритуальное [[убийство]]. Так вот, лён. Лён, если бы он имел голос, кричал при обработке. Его дергают из земли, взяв за голову. С корнем. Сеют его густо, чтобы угнетал себя и рос чахлым и неветвистым. Лён нуждается в угнетении. Его дергают. Стелют на полях (в одних местах) или мочат в ямах и речках. Речки, в которых моют лён, ― проклятые, в них нет уже [[рыба|рыбы]]. Потом лён мнут и треплют. Я хочу [[свобода|свободы]]. Но если я ее получу, то пойду искать несвободы к женщине и к издателю.<ref>[[Виктор Борисович Шкловский|Виктор Шкловский]], «Ещё ничего не кончилось». — Москва: изд. Вагриус, 2003 г.</ref>|Автор=[[Виктор Борисович Шкловский|Виктор Шкловский]], «Третья фабрика», 1925}}
 
{{Q|А когда лес прошли и показалась [[деревня]], Михайла свернул с нужной дороги и наладил впрямик на Чертухино. «Что ж, что с дурцой, ― обдумал Михайла, ― это даже и лучше: такая баба как лён на трепле!» Оказалась же дельная баба, не поглядела, что Михайле за седьмой десяток перевалило, должно быть, натерпелась, в [[сирота|сиротстве]] побираясь по людям. <...> Оттого и любили в старину, когда для мужика были только трактиры да церкви, не только парни и девки, а и бабы и мужики ― посиделки! Нанималась в складчину на всю зиму самая просторная изба, и как только лён по домам перетреплют, так уж прясть собирались по [[вечер]]ам на поседки. По лавкам рассаживались с веретёнами бабы, в красном углу садились девки и парни, а мужики жались по уголкам да залезали куда-нибудь на полати; отсюда потом на луга и в лесную чащобу, когда солнце на другой бок после зимы повернётся, разливались наши старинные песни, которых теперь уже не помнят, а если и вспомнит кто, так мало кому интересно.<ref>''[[:w:Клычков, Сергей Антонович|Клычков С.А.]]'' Собрание сочинений: в двух томах. — М.: Эллис-Лак, 2000 г.</ref>|Автор=[[Сергей Антонович Клычков|Сергей Клычков]], «Князь мира», 1927}}
 
{{Q|На рассвете дня и на [[рассвет]]е года всё равно: опушка [[лес]]а является убежищем жизни. [[Солнце]] встаёт, и куда только ни попадёт луч, ― везде всё просыпается, а там внизу, в тёмных глубоких овражных местах, наверное, спят часов до семи. У края опушки лён с вершок ростом и во льну ― [[хвощ]]. Что это за диво восточное ― хвощ-минарет, в росе, в лучах [[восход]]ящего солнца! Когда обсохли хвощи, [[стрекоза|стрекозы]] стали сторожкими и особенно тени боятся…<ref name="Пришвин">''[[Михаил Михайлович Пришвин|М. Пришвин]]''. «Зелёный шум». Сборник. — М., «Правда», 1983 г.</ref>|Автор=[[Михаил Михайлович Пришвин|Михаил Пришвин]], «Лесная капель», 1943}}