Цитаты о Льве Ландау: различия между версиями
[досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
MarkErbo (обсуждение | вклад) мордой об торт |
MarkErbo (обсуждение | вклад) м ба! какой подарок, кислощецкие |
||
Строка 47:
{{Q|Обычно [[Иосиф Виссарионович Сталин|Сталин]] отклонял просьбы об освобождении тех или иных людей. Иногда ему приходилось и уступать. Требование академика [[Пётр Леонидович Капица|П.Л. Капицы]] освободить молодого физика Л. Ландау было выполнено НКВД по указанию Сталина. Капица был нужен Сталину, так что пришлось пойти на уступку.<ref>''[[W:Медведев, Рой Александрович|Рой Медведев]]''. «О Сталине и сталинизме. Исторические очерки» — Москва. «Знамя», №№ 1-4, 1989 г.</ref>|Автор=[[W:Медведев, Рой Александрович|Рой Медведев]]. «О Сталине и сталинизме. Исторические очерки», 1989}}
{{Q|Не знаю, как на семинарах или в дружеском общении с собратьями по науке, но с простыми смертными Ландау никакой формы собеседования, кроме [[спор]]а, не признавал. Однако меня в спор втягивать ему не удавалось: со мной он считал нужным говорить о [[литература|литературе,]] а о литературе ― наверное, для [[эпатаж]]а! ― произносил такие благоглупости, что спорить было неинтересно.
Увидя на столе томик [[Анна Андреевна Ахматова|Ахматовой]]: «Неужели вы в состоянии читать эту [[скука|скучищу]]? То ли дело ― [[Вера Инбер]]», ― говорил Ландау. В ответ я повторяла одно, им же пущенное в ход словечко: «Ерундовина». Тогда он хватал с полки какую-нибудь историко-литературную книгу ― ну, скажем, [[:w:Жирмунский, Виктор Максимович|Жирмунского]], [[:w:Щёголев, Павел Елисеевич|Щёголева]], [[:w:Модзалевский, Лев Борисович|Модзалевского]] или [[Юрий Николаевич Тынянов|Тынянова]]. «А, [[ ― «Дау» ― это так вас
{{Q|Лева Ландау, освобожденный в апреле 39-го, пришел ко мне позднее ― во второй половине мая; не прямо из [[тюрьма|тюрьмы]] и, видимо, уже отдохнувший. Показался он мне таким же, как прежде, хотя и упомянул, что на следствии повредили ему два ребра. Впрочем, он быстро оборвал свой рассказ об избиениях, щадя то ли меня, то ли себя самого, более о себе не говорил, зато подробно расспрашивал обо всех предпринимаемых нами в Митину защиту шагах. Подробно расспросил об обыске у нас, о [[:w:Бронштейн, Матвей Петрович|Митином аресте]] в [[Киев]]е, о том, как его вели по перрону. О [[приговор]]е, о конфискации. О датах. В уме он явно что-то сопоставлял и прикидывал. Молчал, потом переспрашивал, снова молчал. (В Левиной наружности не произошло перемен: такой же, каким я его знала и раньше: длинный; когда усядется ― острые колени торчат, словно лезвия складного перочинного ножика; некрасивый: два зуба поверх верхней губы… И прекрасные, глубокие, чистые, темные [[глаза]], какие бывают на лицах только у итальянских Мадонн). Внезапно он спросил:
|