Надгробное слово (Шаламов): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
мНет описания правки
Нет описания правки
 
Строка 2:
 
== Цитаты ==
{{Q|Не спеша подбрасывая грунт в грабарку, мы говорили друг с другом. Я рассказал Федяхину об уроке, который давался [[декабристы|декабристам]] [[w:Нерчинская каторга|в Нерчинске]], — по «Запискам [[w:Волконская, Мария Николаевна|Марии Волконской]]» — три пуда руды на человека.
— А сколько, Василий Петрович, весит наша норма? — спросил Федяхин.
Я подсчитал — 800 пудов примерно.
Строка 17:
— Я скажу правду, — ответил я. — Лучше бы в тюрьму. Я не шучу. Я не хотел бы сейчас возвращаться в свою семью. Там никогда меня не поймут, не смогут понять. То, что им кажется важным, я знаю, что это пустяк. То, что важно мне — то немногое, что у меня осталось, ни понять, ни почувствовать им не дано. Я принесу им новый страх, ещё один страх к тысяче страхов, переполняющих их жизнь. То, что я видел, человеку не надо видеть и даже не надо знать. Тюрьма это другое дело. Тюрьма — что свобода. Это единственное место, которое я знаю, где люди не боясь говорили всё, что они думали. Где они отдыхали душой. Отдыхали телом, потому что не работали. Там каждый час существования был осмыслен.<ref>См. также [[Колымские рассказы|«Татарский мулла и чистый воздух»]].</ref>
— Ну, замолол, — сказал бывший профессор философии. — Это потому, что тебя на следствии не били. A кто прошел через [[w:допрос с пристрастием|метод номер три]], те другого мнения… <…> А ты? — обратился Глебов к Звонкову, забойщику нашей бригады, а в первой своей жизни крестьянину не то Ярославской, не то Костромской области.
— Домой, — серьёзно, без улыбки, ответил Звонков. — Кажется, пришелпришёл бы сейчас и ни на шаг бы от жены не отходил. Куда она, туда и я, куда она, туда и я. Вот только работать меня здесь отучили — потерял я любовь к земле. Ну, устроюсь где-либо…
— А ты? — рука Глебова тронула колено нашего дневального.
— Первым делом пошелпошёл бы в райком партии. Там, я помню, окурков бывало на полу бездна…
— Да ты не шути…
— Я и не шучу.
<…> Володя Добровольцев <…> [сказал]:
— А я, — и голос его был покоен и нетороплив, — хотел бы быть обрубком. Человеческим обрубком, понимаете, без рук, без ног. Тогда я бы нашелнашёл в себе силу плюнуть им в рожу за всё, что они делают с нами.<ref>Про это автор написал стихотворение [[Кипрей (Шаламов)|«Желание»]].</ref>|Комментарий=конец}}
 
==О рассказе==
{{Q|… это и реквием непревзойдённой художественной силы, и документ наивысшего уровня подлинности. В том, что все упоминаемые в этом рассказе люди <…> не выдуманы, сомневаться не приходится.<ref>Шаламов В. Т. [https://shalamov.ru/research/217/ Колымские рассказы. Избранные произведения] / Сост. и комм. В. В. Есипов. — СПб.: Вита Нова, 2012.</ref>|Автор=[[Валерий Васильевич Есипов|Валерий Есипов]], «Об историзме „Колымских рассказов“», 2012}}
 
* см. [[Ефим Леонидович Гофман|Ефим Гофман]], [https://shalamov.ru/research/395/ «Загадка „Надгробного слова“»], 2017
 
== Примечания ==