Тишина: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
кто может ему препятствовать? |
и так |
||
Строка 6:
== Тишина в афоризмах и кратких высказываниях ==
<!-- цитаты в хронологическом порядке -->
{{Q|Великие предприятия, как и великие мысли, в тишине зреют.<ref name="Салтыков">[[Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин|М.Е. Салтыков-Щедрин]]. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 15. Книга 2. Москва, Художественная литература, 1973, «Пошехонские рассказы».</ref>|Автор=[[Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин|Михаил Салтыков-Щедрин]], «[[Пошехонские рассказы]]», 1884}}
Строка 24 ⟶ 25 :
{{Q|Тишина помогает погрузиться в себя, она необходима тем, кого интересует не только внешняя сторона жизни, — ведь её собственный внутренний мир — сплошной шум и [[хаос]], как улица в час пик.|Автор=[[Мюриэль Барбери]], «[[Элегантность ёжика]]», 2006}}
== Тишина в публицистике и мемуарной прозе ==
<!-- цитаты в хронологическом порядке -->
{{Q|Так говорил [[учитель]], не любивший насмерть [[Иван Андреевич Крылов|Крылова]] за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да [[дело]] разумей», ― и всегда рассказывавший с [[наслаждение]]м в лице и в [[глаза]]х, как в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как [[муха]] летит; что ни один из [[ученик]]ов в течение [[круглый год|круглого года]] не [[кашель|кашлянул]] и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там, или нет.|Автор=[[Николай Васильевич Гоголь|Николай Гоголь]], «[[Мертвые души]]», 1842}}▼
{{Q|Как самое правдивое [[общество]] всегда приближается к [[одиночество|одиночеству]], так самая великолепная речь в конце концов падает в тишину. Тишина слышна всем, всегда и везде.<ref>Роберт Силверберг. Умирающий изнутри // Сын человеческий. — СПб.: Эгос, 1993. — С. 423.</ref>|Автор=[[Генри Дэвид Торо]], «[[Неделя на реках Конкорда и Мерримака]]», 1849|Комментарий=перевод: В. Гриценко, 1993}}
{{Q|Даже [[w:Сунгача|Сунгача]], не замерзающая при своём истоке целую [[зима|зиму]] и теперь уже очистившаяся от [[лёд|льда]] вёрст на сто, и та безмолвно струит в [[снег|снежных]] берегах свои мутные воды, по которым плывёт то небольшая [[лёд|льдинка]], то обломок [[дерево|дерева]], то пучок прошлогодней [[трава|травы]], принесённой ветром. Мертвая тишина царит кругом, и только изредка покажется стая [[тетерев]]ов, или раздаётся в береговых кустах стук [[дятел|дятла]] и писк [[болото|болотной]] птицы...<ref name="Пржевальский">''[[:w:Пржевальский, Николай Михайлович|Н.М. Пржевальский]]''. «Путешествие в Уссурийском крае». 1867-1869 гг. — М.: ОГИЗ, 1947 г.</ref>|Автор=[[:w:Пржевальский, Николай Михайлович|Николай Пржевальский]], «Путешествие в Уссурийском крае», 1870}}▼
{{Q|Как я уже объяснил выше, в дореформенное время всего более ценилась тишина. О так называемом развитии народных сил и народного [[гений|гения]] только в [[литература|литературе]] говорили, да и то [[шёпот|шепотком]], а об тишине — везде и вслух. Но тишина могла быть достигнута только под условием духовного единения властей. Такого единения, при котором все власти в одну точку смотрят и ни о чём, кроме тишины, не думают. Отвечали за эту тишину губернаторы, предводители же ни за что не отвечали, а только носили белые [[штаны]].<ref>''...носили белые штаны.'' — Белые брюки были принадлежностью и парадного дворянского мундира, и парадной формы высших гражданских чинов.</ref> И за всем тем, ввиду тишины, первые даже не вполне естественным требованиям последних вынуждены были уступать.<ref name="Салтыков"/>|Автор=[[Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин|Михаил Салтыков-Щедрин]], «[[Пошехонские рассказы]]», 1884}}▼
{{Q|Сборщик чувствовал себя хуже и пошёл в свою палатку. Мы с товарищем вдвоём сели за [[ужин]], состоящий из консервов и [[чай (напиток)|чая]], как вдруг со стороны реки послышался плеск воды и храпение. То [[гиппопотам]]ы подвигались вверх по течению, спасаясь от солёной волны [[океан]]а. Схватив [[ружьё|ружья]], мы побежали к мешкам с [[соль]]ю, лежавшим у самого берега, уселись на них и старались разглядеть что-нибудь в темноте. С минуту царствовала полная тишина, потом снова раздались хрипение и тяжёлое, похожее на стон, [[дыхание]]. Казалось, это очень близко, в нескольких шагах; но [[ночь]] стояла безлунная — всё сливалось в большие тёмные массы, и никаких определённых очертаний различить было невозможно. На [[берег]]у было темно как в погребе, на поверхности реки лежали большие пятна [[железо|железного]] цвета, по которым от времени до времени пробегали более светлые струйки, — то [[вода]] волновалась от неуклюжих движений гиппопотамов. Плеск и тяжёлое дыхание всё яснее и яснее слышались в глубокой тишине. Чувствовалось, что это движется огромная, ленивая громада [[мясо|мяса]]; казалось, что [[гигант]]ские звери стонут от напряжённого усилия, что трудно им идти вверх по течению. Сначала шум мы слышали только в двух местах, потом, очевидно, пожаловало ещё несколько гиппопотамов, потому что ворчание и стоны раздавались со всех сторон и без малейшего перерыва, точно всё стадо решило, что дальше подвигаться не сто́ит. Сидя на мешках с солью и задерживая дыхание, мы жадно всматривались в темноту, чтоб различить хоть что-нибудь. В [[болото|болоте]], по другую сторону реки, запели хоры [[лягушка|лягушек]] каким-то странным кваканьем, похожим на человеческий голос. Казалось, что собралась какая-то сходка в деревне, в которой что-то случилось, но что именно, никто не знает и торопливо, с жаром допытывается у соседа. По временам разговор смолкал, — точно все прислушивались к чему-то, — водворялась тишина, только могучие груди гиппопотамов, по-прежнему, испускали тяжёлые вздохи.<ref>''[[Генрик Сенкевич|Сенкевич Г.]]'' Путевые очерки. — М.: Редакция журнала «Русская мысль», 1894 г. — С. 32.</ref>|Автор=[[Генрик Сенкевич|Генрик Сенкевич]], «[[s:Письма из Африки (Сенкевич; Лавров)/XIII|Письма из Африки]]», 1893}}▼
{{Q|Как характерен лапландский [[бор|сосновый бор]]! Деревья довольно редки и [[солнце]] пронизывает весь лес, покрывая светлый [[ягель]] причудливым узором теней. Но что особенно поражает ― это мёртвая тишина, которая царит [[весна|весной]] в лесу, конечно в тихую, безветренную погоду. В лесах средней и лесной полос России, как бы безветренно ни было, в лесу всегда можно уловить звуки. То [[птица]] где-нибудь перелетит с одной ветви на другую, то какая-нибудь букашка переползёт с места на место, одним словом всегда чувствуется дыхание жизни.<ref>''[[:w:Визе, Владимир Юльевич|В.Ю. Визе]]'', «Из путевых заметок по р. Умбе». Известия Архангельского общества изучения Русского севера. — 1912. №12.</ref>|Автор= [[:w:Визе, Владимир Юльевич|Владимир Визе]], «Из путевых заметок по р. Умбе», 1912}}▼
{{Q|Вечером позавчера долго стояли возле избы отца так страшно погибшей Доньки. Какие есть отличные [[люди]]! «Жалко [[дочь]]-то?» — «Нет». Смеётся. И потом: «Я через неё чуть не [[слепота|ослеп]], всё плакал об ней». Нынче вечером сидели на скамейке в Колонтаевке. Тепло, мёртвая тишина, запах сырой коры. Пятна неба за [[берёза]]ми. Думал о [[любовь|любви]].|Автор=«[[Устами Буниных]]», ''1 августа 1915 года''}}▼
{{Q|[[Горы]] (опять-таки красивый [[тироль]]ский пейзаж, как говорят бывалые люди), на склоне одной из этих гор вековой и дремучий лес криптомерий. [[Криптомерия]] по строению похожа на [[сосна|сосну]], тоже до половины голые стволы, а вверху густая темно-зеленая шапка, только [[ствол]]ы во много раз толще, на обхват ― три [[человек]]а. И этот лес для меня ― [[чудо]]. В нем такая тишина, что сколько бы ни говорили, ни кричали, как бы ни шумели горные [[водопад]]ы ― тишина только увеличивается. Она так тиха, так тиха ― я не умею тебе этого рассказать. Есть в этом [[лес]]у одно место, оно уже позади всех великолепий [[храм]]ов; я пришел туда под [[вечер]]. Между стволами видны были красные стены какого-то небольшого храма; пахло [[сырость]]ю, где-то там заходило [[солнце]] ― [[небо]] не видно оттуда; внизу шумел водопад далеким [[серебро|серебряным]] звоном; надо мной жужжала [[муха]]; я посидел и послушал эту тишину; потом вдруг где-то очень далеко ударил [[буддизм|буддийский]] колокол ― и тогда лес запел, легким, немного колеблющимся, скорбящим гулом. Это было настоящее [[рыдание]] над этим бедным миром, как будто сама вечность плакала о том, что он разлучен с нею; в [[грех]]е, в [[тоска|тоске]], в страстном ожидании. Я не могу вспомнить доброты и [[грусть|грусти]] более глубокой.<ref>''[[:w:Пунин, Николай Николаевич|Н.Н.Пунин]]'', Дневники. Письма. ― М.: АРТ, 2000 г.</ref>|Автор=[[:w:Пунин, Николай Николаевич|Николай Пунин]], Письма А. А. Ахматовой, 1926-1927}}▼
{{Q|...Если бы у [[Эммануэль Груши|Груши]] хватило [[мужество|мужества]], если бы он посмел ослушаться приказа, если бы он поверил в себя и в явную, насущную необходимость, — [[Франция]] была бы спасена. Но человек подначальный всегда следует предписаниям и не повинуется зову судьбы.▼
Груши энергично отвергает предложение. Нет, недопустимо еще дробить такую маленькую армию. Его задача — преследовать пруссаков, и только. Он отказывается действовать вопреки полученному приказу. Недовольные офицеры безмолвствуют. Вокруг Груши воцаряется тишина. И в этой тишине безвозвратно уходит то, чего не вернут уж ни слова, ни деяния, — уходит решающее мгновение. [[Победа]] осталась за Веллингтоном.<ref name="цвейг">''[[Стефан Цвейг]]'', [http://modernlib.net/books/cveyg_stefan/nevozvratimoe_mgnovenie/read/ «Невозвратимое мгновение»] (Из цикла «Звёздные часы человечества», №1), перевод с немецкого П. Бернштейна. — М.: АСТ, 2010 г.</ref>|Автор=[[Стефан Цвейг]], «Невозвратимое мгновение», 1927}}▼
{{Q|Там бор, подстеленный зелёным [[мох]]ом, [[сосны]] в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как [[луна|лунный]] свет. Тишина не такая, как в дачных [[бор]]ах: ведь и там в заутренний час тоже тихо, но тишина там искусственная и зависимая, то вдруг свистнет [[паровоз]], то [[петух]] закричит, тут тишина самостоятельная, через окружающие [[болото|болота]] никакие [[звук]]и со стороны невозможны.<ref name="Дневники-1928">''[[Михаил Михайлович Пришвин|М. М. Пришвин]]''. Дневники. 1928-1929 гг. — М.: Русская книга, 2004 г.</ref>|Автор=[[Михаил Михайлович Пришвин|Михаил Пришвин]] «Дневники», 1929}}▼
{{Q|Тишина. Слепит [[прожектор]]. Поворачивая [[взгляд]] в его сторону, я вижу лампу, которая кажется мне расплавившейся, ― не одну, а сразу несколько выплывающих друг из друга ламп видят мои не привыкшие к этому свету [[глаза]]. И не только один белый [[свет]] воспринимает зрение: целый [[спектр]] мигает, не утекая, перед глазами: сиреневое, зеленое [[облако]] ― и вдруг яркий кармин. Как они могут сниматься при свете [[юпитер (прожектор)|юпитеров]], когда приходится не то что думать о спасении своих глаз, а еще и [[мимика|мимировать]]!<ref>''[[w:Олеша, Юрий Карлович|Олеша Ю.К.]]'' «Книга прощания». — Москва, «Вагриус», 2001 г.</ref>|Автор=[[Юрий Карлович Олеша|Юрий Олеша]], «Книга прощания», 1959}}▼
{{Q|Для кого же лягушки поют? Для других лягушек, чтобы они спешили туда, где слышен лягушачий [[хор]]. Ведь лягушки собираются вместе и поют только там, где [[солнце]] прогрело воду. В теплой воде они откладывают икру, здесь будут быстрее всего развиваться [[головастик]]и. Но стоит рядом кашлянуть или заговорить ― сразу наступает тишина. Незнакомый шум может означать, что рядом [[враг]], вот [[лягушка|лягушки]] и затаиваются.<ref>[[w:Рязанцев, Сергей Валентинович|''С. И. Рязанцев'']]. «В мире запахов и звуков». (Занимательная оториноларингология). — М.: Терра, 1997 г.</ref>|Автор=[[w:Рязанцев, Сергей Валентинович|Сергей Рязанцев]], «В мире запахов и звуков», 1962}}▼
{{Q|Как все живое, и эти деревья [[смерть|смертны]]. Ветер может в конце концов повалить, [[ручей]] подточил корни, или без видимой глазу причины при молитвенной тишине [[секвойя]] вдруг падает, [[старость]]! Считают, она выражается в неровном распределении по стволу влаги. Падение секвой человек видит реже, чем падение [[звезда|звёзд]].<ref name="пес">''[[:w:Песков, Василий Михайлович|Песков В.М.]], [[:w:Стрельников, Борис Георгиевич|Стрельников Б.Г.]]'', «Земля за океаном». — М.: Молодая гвардия, 1977 г.</ref>|Автор=[[:w:Песков, Василий Михайлович|Василий Песков]], [[:w:Стрельников, Борис Георгиевич|Борис Стрельников]], «Земля за океаном», 1977}}▼
{{Q|Только не ходить в классы ― в [[шум]] и гам этот нервический [[коллектив]]а… И тогда оставшиеся полнедели с [[удовольствие]]м, а не на издыхании, проведут в школе. Когда болеют, ведь неделями тогда пропускают ― и догоняют, не страшно. Зато снимается [[страх]] и [[гипноз]], и ужас пропуска, и давление службы… Как благодетельно лечится [[ребёнок]] тишиной!.. Тишина ― это Благо… Когда утишишь себя ― тогда оно может вступить в тебя, почувствоваться. А иначе ты ― [[мусор|замусорен]], нутро твое перехлопоченное ― как перелопаченное: в лопастях лопающих пастей ― желаний разных.<ref name="Гачев">[[Георгий Дмитриевич Гачев|Георгий Гачев]], «Жизнемысли». — М.: изд. «Правда», Библиотека «Огонек» № 39, 1989 год</ref>|Автор=[[Георгий Дмитриевич Гачев|Георгий Гачев]], «Жизнемысли», 1979}}▼
{{Q|В [[Россия|России]] континентальный климат, и этот континентальный [[климат]] создает особенно суровую зиму и особенно жаркое [[лето]], длинную, переливающуюся всеми оттенками красок [[весна|весну]], в которой каждая неделя приносит с собой что-то новое, затяжную [[осень]], в которой есть и ее самое начало с необыкновенной прозрачностью [[воздух]]а, воспетое [[Фёдор Иванович Тютчев|Тютчевым]], и особой тишиной, свойственной только августу, и поздняя осень, которую так любил [[Александр Сергеевич Пушкин|Пушкин]]. Но в [[Россия|России]], в отличие от юга, особенно где-нибудь на берегах [[Белое море|Белого моря]] или [[Белое озеро|Белого озера]], необыкновенно длинные вечера с [[закат]]ным солнцем, которое создает на воде переливы красок, меняющиеся буквально в пятиминутные промежутки времени, целый «[[балет]] красок», и замечательные ― длинные-длинные ― [[восход]]ы солнца.<ref>''[[Дмитрий Сергеевич Лихачёв|Лихачев Д.С.]]'', Письма о добром и прекрасном. — М.: Детская литература, 1989 г.</ref>|Автор=[[Дмитрий Сергеевич Лихачёв|Дмитрий Лихачёв]], «Заметки о русском», 1984}}
{{Q|Но еще тише было в [[детство|детстве]]: то ли мне исполнилось пять и [[пурга|пуржило]] четыре дня, то ли исполнилось четыре, а пуржило пять дней. И все бесшумно. Тишина ― [[враг]]. Я не верю, что в молчании столько же [[смысл]]а, сколько в [[вечность|вечности]]. Молчание, увы, тоже состоит из слов. А еще тишина ― это как незрячий [[глаз]] человека, которого никто не видит. Но все боятся… <...>▼
В детстве, при наступлении внезапной тишины, я верил народу: это тихий [[ангел]] пролетает. То есть [[дурак]] рождается. Глупая примета. Учитывая число дураков, в мире должна стоять бесконечная, но внезапная тишина. Теперь уже тихих ангелов я бы просто извел. Тишина ― это [[одиночество]]. И от тишины нигде не укрыться. Даже на сцене [[Большой театр|Большого театра]]. Как сегодня. Среди славословий, оваций, [[гимн]]ов и гостей. Весь [[вечер]] держалось обычное ощущение, что пребываю в одиночной камере собственного тела. Без [[мебель|мебели]].<ref>''[[Нодар Джин|Джин Н.]]'' Учитель. ― М.: Вагриус, 1998 г.</ref>|Автор=[[Нодар Джин]]. «Учитель», 1998}}▼
{{Q|И еще нужно воскресить тот [[смех]] на [[резина|резиновой]] фабрике, когда приходилось останавливать [[конвейер]]. И тишину и [[пустота|пустоту]]. Пустоты людей, найденных в [[Помпеи|Помпеях]]. Пребывание в нетях. [[Блудница|Блудницы]], которых нет. Отсутствие ― это тоже плоть. Ведь тишина ― это такая же созданная словом [[тварь]], как пустота, запертая в комнате, или как отблеск [[фонарь|фонарей]] на мокрой ночной брусчатке, который размножается вегетативно, черенками. Или как вот эти отпечатки [[палец|пальцев]] на небе, хотя нет, это просто [[птицы]] разбились теперь на несколько стай. <ref>''[[Михаил Павлович Шишкин|Михаил Шишкин]]'', «Венерин волос» — М.: «Знамя», №4 за 2005 г.</ref>|Автор=[[Михаил Павлович Шишкин|Михаил Шишкин]], «Венерин волос», 2004}}▼
== Тишина в беллетристике и художественной прозе ==
<!-- цитаты в хронологическом порядке -->
▲{{Q|Так говорил [[учитель]], не любивший насмерть [[Иван Андреевич Крылов|Крылова]] за то, что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да [[дело]] разумей», ― и всегда рассказывавший с [[наслаждение]]м в лице и в [[глаза]]х, как в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как [[муха]] летит; что ни один из [[ученик]]ов в течение [[круглый год|круглого года]] не [[кашель|кашлянул]] и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там, или нет.|Автор=[[Николай Васильевич Гоголь|Николай Гоголь]], «[[Мертвые души]]», 1842}}
{{Q|В комнате была совершенная тишина. Розанов вздохнул, приподнялся от стенки дивана, налил себе рюмку [[водка|водки]], проглотил ее и принял снова свое спокойное положение. В это время [[дверь]] из коридора отворилась, и вошел [[коридорный]] лакей, а за ним высокая дама в длинном клетчатом плюшевом бурнусе, с густым [[вуаль|вуалем]] на лице.
Строка 35 ⟶ 71 :
{{Q|К сумеркам [[канонада]] стала стихать. Алпатыч вышел из [[подвал]]а и остановился в дверях. Прежде ясное вечернее [[небо]] все было застлано [[дым]]ом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий [[Месяц (неполная луна)|серп месяца]]. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему [[город]]у шелестом [[шаг]]ов, стонов, дальних [[крик]]ов и треска [[пожар]]ов.|Автор=[[Лев Николаевич Толстой|Лев Толстой]], «[[Война и мир]]» (Том третий), 1869}}
▲{{Q|Даже [[w:Сунгача|Сунгача]], не замерзающая при своём истоке целую [[зима|зиму]] и теперь уже очистившаяся от [[лёд|льда]] вёрст на сто, и та безмолвно струит в [[снег|снежных]] берегах свои мутные воды, по которым плывёт то небольшая [[лёд|льдинка]], то обломок [[дерево|дерева]], то пучок прошлогодней [[трава|травы]], принесённой ветром. Мертвая тишина царит кругом, и только изредка покажется стая [[тетерев]]ов, или раздаётся в береговых кустах стук [[дятел|дятла]] и писк [[болото|болотной]] птицы...<ref name="Пржевальский">''[[:w:Пржевальский, Николай Михайлович|Н.М. Пржевальский]]''. «Путешествие в Уссурийском крае». 1867-1869 гг. — М.: ОГИЗ, 1947 г.</ref>|Автор=[[:w:Пржевальский, Николай Михайлович|Николай Пржевальский]], «Путешествие в Уссурийском крае», 1870}}
{{Q|Лежал он одетый в неизменный свой архалук с [[патрон]]ами на груди и в черкесские синие шаровары. Папаха с малиновым верхом закрывала ему лоб до самых бровей. В одной руке Чертопханов держал охотничью нагайку, в другой ― шитый кисет, последний подарок Маши. На столе возле кровати стоял пустой штоф; а в головах, пришпиленные булавками к стене, виднелись два акварельных рисунка: на одном, сколько можно было понять, был представлен толстый человек с [[гитара|гитарой]] в руках ― вероятно, Недопюскин; другой изображал скачущего всадника… [[Лошадь]] походила на тех сказочных животных, которых рисуют дети на стенах и заборах; но старательно оттушёванные яблоки её масти и патроны на груди всадника, острые носки его [[сапог]]ов и громадные усы не оставляли места сомнению: этот рисунок долженствовал изобразить Пантелея Еремеича верхом на Малек-Аделе. Изумлённый становой не знал, что предпринять. Мёртвая тишина царствовала в комнате. «Да уж он скончался», ― подумал он и, возвысив голос, промолвил: ― Пантелей Еремеич! А, Пантелей Еремеич! Тогда произошло нечто необыкновенное. [[Глаза]] Чертопханова медленно раскрылись, потухшие зрачки двинулись сперва справа налево, потом слева направо, остановились на посетителе, увидали его… Что-то замерцало в их тусклой белизне, подобие взора в них проявилось; посиневшие [[губы]] постепенно расклеились, и послышался сиплый, уж точно гробовой голос:
Строка 44 ⟶ 78 :
{{Q|Прибавьте к этому неверное слабое освещение, которое, как в каком-нибудь старом готическом здании, падает косыми полосами сверху, точно из окон громадного купола, и вы получите слабое представление о том [[лес]]е, про который народ говорит, что в нём «в [[небо]] дыра». Как-то даже немного жутко сделается, когда прямо с солнцепёка войдёшь в густую тень вековых [[ель|елей]] и [[пихта|пихт]] и кругом охватит мёртвая тишина, которой не нарушают даже птичьи голоса. [[Птицы]] не любят такого леса и предпочитают держаться по опушкам, около лесных прогалин и в молодых зарослях.<ref>[[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|''Д.Н. Мамин-Сибиряк'']]. «Золото». Роман, рассказы, повесть. — Минск: «Беларусь», 1983 г.</ref>|Автор= [[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|Дмитрий Мамин-Сибиряк]], «Золотуха», 1883}}
▲{{Q|Как я уже объяснил выше, в дореформенное время всего более ценилась тишина. О так называемом развитии народных сил и народного [[гений|гения]] только в [[литература|литературе]] говорили, да и то [[шёпот|шепотком]], а об тишине — везде и вслух. Но тишина могла быть достигнута только под условием духовного единения властей. Такого единения, при котором все власти в одну точку смотрят и ни о чём, кроме тишины, не думают. Отвечали за эту тишину губернаторы, предводители же ни за что не отвечали, а только носили белые [[штаны]].<ref>''...носили белые штаны.'' — Белые брюки были принадлежностью и парадного дворянского мундира, и парадной формы высших гражданских чинов.</ref> И за всем тем, ввиду тишины, первые даже не вполне естественным требованиям последних вынуждены были уступать.<ref name="Салтыков"/>|Автор=[[Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин|Михаил Салтыков-Щедрин]], «[[Пошехонские рассказы]]», 1884}}
{{Q|Только что взошла [[луна]]. Была такая тишина, что если бы дышали [[мёртвый|мёртвые]] в своих [[гроб]]ах, я слышал бы их дыхание. Цвёл [[можжевельник]]. И смолистый запах его наполнял [[воздух]] и кружил мне голову.
От деревьев вытягивались длинные тени, и белые полосы лунного света спокойно лежали на чёрной земле. [[могила|Могильные]] насыпи, памятники с чугунными плитами и [[мрамор]] статуй слегка расплывались в серебристом тумане.|Автор=[[Иероним Иеронимович Ясинский|Иероним Ясинский]], «Город мёртвых», 1885}}
▲{{Q|Сборщик чувствовал себя хуже и пошёл в свою палатку. Мы с товарищем вдвоём сели за [[ужин]], состоящий из консервов и [[чай (напиток)|чая]], как вдруг со стороны реки послышался плеск воды и храпение. То [[гиппопотам]]ы подвигались вверх по течению, спасаясь от солёной волны [[океан]]а. Схватив [[ружьё|ружья]], мы побежали к мешкам с [[соль]]ю, лежавшим у самого берега, уселись на них и старались разглядеть что-нибудь в темноте. С минуту царствовала полная тишина, потом снова раздались хрипение и тяжёлое, похожее на стон, [[дыхание]]. Казалось, это очень близко, в нескольких шагах; но [[ночь]] стояла безлунная — всё сливалось в большие тёмные массы, и никаких определённых очертаний различить было невозможно. На [[берег]]у было темно как в погребе, на поверхности реки лежали большие пятна [[железо|железного]] цвета, по которым от времени до времени пробегали более светлые струйки, — то [[вода]] волновалась от неуклюжих движений гиппопотамов. Плеск и тяжёлое дыхание всё яснее и яснее слышались в глубокой тишине. Чувствовалось, что это движется огромная, ленивая громада [[мясо|мяса]]; казалось, что [[гигант]]ские звери стонут от напряжённого усилия, что трудно им идти вверх по течению. Сначала шум мы слышали только в двух местах, потом, очевидно, пожаловало ещё несколько гиппопотамов, потому что ворчание и стоны раздавались со всех сторон и без малейшего перерыва, точно всё стадо решило, что дальше подвигаться не сто́ит. Сидя на мешках с солью и задерживая дыхание, мы жадно всматривались в темноту, чтоб различить хоть что-нибудь. В [[болото|болоте]], по другую сторону реки, запели хоры [[лягушка|лягушек]] каким-то странным кваканьем, похожим на человеческий голос. Казалось, что собралась какая-то сходка в деревне, в которой что-то случилось, но что именно, никто не знает и торопливо, с жаром допытывается у соседа. По временам разговор смолкал, — точно все прислушивались к чему-то, — водворялась тишина, только могучие груди гиппопотамов, по-прежнему, испускали тяжёлые вздохи.<ref>''[[Генрик Сенкевич|Сенкевич Г.]]'' Путевые очерки. — М.: Редакция журнала «Русская мысль», 1894 г. — С. 32.</ref>|Автор=[[Генрик Сенкевич|Генрик Сенкевич]], «[[s:Письма из Африки (Сенкевич; Лавров)/XIII|Письма из Африки]]», 1893}}
{{Q|В следующий раз я попал на Светлое озеро уже поздней осенью, когда выпал первый [[снег]]. Лес и теперь был хорош. Кое-где на [[берёза]]х ещё оставался жёлтый лист. [[Ель]] и [[сосна|сосны]] казались зеленее, чем летом. Сухая осенняя [[трава]] выглядывала из-под снега жёлтой щёткой. Мёртвая тишина царила кругом, точно природа, утомлённая летней кипучей работой, теперь [[отдых]]ала. Светлое озеро казалось больше, потому что не стало прибрежной зелени. Прозрачная [[вода]] потемнела, и в берег с шумом била тяжёлая осенняя волна…<ref>[[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|''Д.Н. Мамин-Сибиряк'']]. Избранные произведения для детей. — М.: Государственное Издательство Детской Литературы, 1962 г.</ref>|Автор=[[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|Дмитрий Мамин-Сибиряк]], «Приёмыш», 1905}}
Строка 69 ⟶ 99 :
— Гляди, — сказал он, поворачивая голову своего пленника так, чтобы на нее падал свет. — Гляди, я поймал-таки [[змея|змею]]. А, жена, ты ничего не видела, но я его высмотрел, и наконец-то, наконец он у меня в руках!
— Аббат! — изумленно прошептала Сайсели.|Комментарий=перевод Г. Рубцова, Н. Рыкова, 1959 г.|Автор=[[Генри Райдер Хаггард]], «Хозяйка Блосхольма» (глава 18. Из тьмы к свету), 1909}}
▲{{Q|Как характерен лапландский [[бор|сосновый бор]]! Деревья довольно редки и [[солнце]] пронизывает весь лес, покрывая светлый [[ягель]] причудливым узором теней. Но что особенно поражает ― это мёртвая тишина, которая царит [[весна|весной]] в лесу, конечно в тихую, безветренную погоду. В лесах средней и лесной полос России, как бы безветренно ни было, в лесу всегда можно уловить звуки. То [[птица]] где-нибудь перелетит с одной ветви на другую, то какая-нибудь букашка переползёт с места на место, одним словом всегда чувствуется дыхание жизни.<ref>''[[:w:Визе, Владимир Юльевич|В.Ю. Визе]]'', «Из путевых заметок по р. Умбе». Известия Архангельского общества изучения Русского севера. — 1912. №12.</ref>|Автор= [[:w:Визе, Владимир Юльевич|Владимир Визе]], «Из путевых заметок по р. Умбе», 1912}}
▲{{Q|Вечером позавчера долго стояли возле избы отца так страшно погибшей Доньки. Какие есть отличные [[люди]]! «Жалко [[дочь]]-то?» — «Нет». Смеётся. И потом: «Я через неё чуть не [[слепота|ослеп]], всё плакал об ней». Нынче вечером сидели на скамейке в Колонтаевке. Тепло, мёртвая тишина, запах сырой коры. Пятна неба за [[берёза]]ми. Думал о [[любовь|любви]].|Автор=«[[Устами Буниных]]», ''1 августа 1915 года''}}
{{Q|Неисчислимо блестят в темноте костры, так же неисчислимы над ними [[звёзды]]. Тихонько подымается озаренный дымок. [[Солдат]]ы в лохмотьях, женщины в лохмотьях, [[старик]]и, дети сидят кругом костров, сидят усталые. Как на засеянном небе тает [[дым]]чатый след, так над всей громадой людей неощутимым утомлением замирает порыв острой радости. В этой мягкой темноте, в отсвете костров, в этом бесчисленном людском море погасает мягкая улыбка, ― тихонько наплывает сон. Костры гаснут. Тишина.<ref name="желе">''[[Александр Серафимович Серафимович|А. С. Серафимович]]''. Сборник «Железный поток». — М., "Правда", 1981 г.</ref>|Автор=[[Александр Серафимович Серафимович|Александр Серафимович]], «[[Железный поток]]», 1924}}
{{Q|― [[Тундра]] ― такое пустынное небо, белёсое, точно оно отсутствует, ― такая пустая тишина, прозрачная [[пустыня|пустынность]], ― и нельзя идти, ибо ноги уходят в ржавь и воду, и [[трава]] и вереск выше сосен и [[берёза|берёз]], потому что сосны и берёзы человеку ниже колена, и растёт [[морошка]], и летят над тундрой дикие [[гуси]], и дуют над тундрой «морянки», «стриги с севера к полуночнику», ― и над всем [[небо]], от которого тихо, как от смерти, ― и летом белые, зелёные ― ночи; и ночью белое женское платье кажется зеленоватым; ― а самоеды в одеждах, как тысячелетье…|Автор=[[Борис Андреевич Пильняк|Борис Пильняк]], «Заволочье», 1925}}
▲{{Q|[[Горы]] (опять-таки красивый [[тироль]]ский пейзаж, как говорят бывалые люди), на склоне одной из этих гор вековой и дремучий лес криптомерий. [[Криптомерия]] по строению похожа на [[сосна|сосну]], тоже до половины голые стволы, а вверху густая темно-зеленая шапка, только [[ствол]]ы во много раз толще, на обхват ― три [[человек]]а. И этот лес для меня ― [[чудо]]. В нем такая тишина, что сколько бы ни говорили, ни кричали, как бы ни шумели горные [[водопад]]ы ― тишина только увеличивается. Она так тиха, так тиха ― я не умею тебе этого рассказать. Есть в этом [[лес]]у одно место, оно уже позади всех великолепий [[храм]]ов; я пришел туда под [[вечер]]. Между стволами видны были красные стены какого-то небольшого храма; пахло [[сырость]]ю, где-то там заходило [[солнце]] ― [[небо]] не видно оттуда; внизу шумел водопад далеким [[серебро|серебряным]] звоном; надо мной жужжала [[муха]]; я посидел и послушал эту тишину; потом вдруг где-то очень далеко ударил [[буддизм|буддийский]] колокол ― и тогда лес запел, легким, немного колеблющимся, скорбящим гулом. Это было настоящее [[рыдание]] над этим бедным миром, как будто сама вечность плакала о том, что он разлучен с нею; в [[грех]]е, в [[тоска|тоске]], в страстном ожидании. Я не могу вспомнить доброты и [[грусть|грусти]] более глубокой.<ref>''[[:w:Пунин, Николай Николаевич|Н.Н.Пунин]]'', Дневники. Письма. ― М.: АРТ, 2000 г.</ref>|Автор=[[:w:Пунин, Николай Николаевич|Николай Пунин]], Письма А. А. Ахматовой, 1926-1927}}
▲{{Q|...Если бы у [[Эммануэль Груши|Груши]] хватило [[мужество|мужества]], если бы он посмел ослушаться приказа, если бы он поверил в себя и в явную, насущную необходимость, — [[Франция]] была бы спасена. Но человек подначальный всегда следует предписаниям и не повинуется зову судьбы.
▲Груши энергично отвергает предложение. Нет, недопустимо еще дробить такую маленькую армию. Его задача — преследовать пруссаков, и только. Он отказывается действовать вопреки полученному приказу. Недовольные офицеры безмолвствуют. Вокруг Груши воцаряется тишина. И в этой тишине безвозвратно уходит то, чего не вернут уж ни слова, ни деяния, — уходит решающее мгновение. [[Победа]] осталась за Веллингтоном.<ref name="цвейг">''[[Стефан Цвейг]]'', [http://modernlib.net/books/cveyg_stefan/nevozvratimoe_mgnovenie/read/ «Невозвратимое мгновение»] (Из цикла «Звёздные часы человечества», №1), перевод с немецкого П. Бернштейна. — М.: АСТ, 2010 г.</ref>|Автор=[[Стефан Цвейг]], «Невозвратимое мгновение», 1927}}
{{Q|Ещё [[ночь]], но скоро [[рассвет]].
[[Воздух]] тёплый и влажный, напоённый сладким запахом [[магнолия|магнолий]], [[тубероза|тубероз]], [[резеда|резеды]]. Ни один [[лист]] не шелохнётся. Тишина. Ихтиандр идёт по песчаной дорожке сада. На поясе мерно покачиваются [[кинжал]], [[очки]], ручные и ножные [[перчатки]] — «лягушечьи лапы».<ref>''[[Александр Романович Беляев|Беляев А.Р.]]'' «Человек-амфибия». Москва, «Детская литература», 2001 г.</ref>|Автор=[[Александр Романович Беляев|Александр Беляев]], «Человек-амфибия», 1928}}
▲{{Q|Там бор, подстеленный зелёным [[мох]]ом, [[сосны]] в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как [[луна|лунный]] свет. Тишина не такая, как в дачных [[бор]]ах: ведь и там в заутренний час тоже тихо, но тишина там искусственная и зависимая, то вдруг свистнет [[паровоз]], то [[петух]] закричит, тут тишина самостоятельная, через окружающие [[болото|болота]] никакие [[звук]]и со стороны невозможны.<ref name="Дневники-1928">''[[Михаил Михайлович Пришвин|М. М. Пришвин]]''. Дневники. 1928-1929 гг. — М.: Русская книга, 2004 г.</ref>|Автор=[[Михаил Михайлович Пришвин|Михаил Пришвин]] «Дневники», 1929}}
{{Q|Тишина кругом. Будто [[старуха|старушку]] [[огурец|огуречным]] рассолом залило. В задумчивости он пришёл, в полсвиста походный [[марш]] высвистывает.<ref>''[[Саша Чёрный]]''. Солдатские сказки. — Новосибирск, «Сибирская книга», 1994 г.</ref>|Автор=[[Саша Чёрный]], «Катись горошком», 1932}}
{{Q|Ниже ― зелёные склоны, лес, а главное, над всем этим ― необыкновенный [[снег]]овой воздух и абсолютная тишина. Только снизу доносился шум [[река|речки]], да где-то под камнем булькал невидимый ключ. Я долго сидел, наслаждаясь тишиной, горами, запахами. Рядом со мной цвели [[бессмертник]]и, но такие, каких я не видал раньше ― голубые с тёмно-фиолетовой серединкой.<ref>''[[Александр Викторович Ельчанинов|А.В. Ельчанинов]]''. «Записи» (1926-1934) [http://orel.rsl.ru/nettext/history/elchaninov Св. Александр Ельчанинов. Записи.] — Москва: «Русский путь», 1992 г.</ref>|Автор=[[Александр Викторович Ельчанинов|Александр Ельчанинов]], «Записи», 1934}}▼
{{Q|Они шли и все говорили о том, о сем. Вначале они говорили оттого, что вырвались из [[скука|скучного]] сидения в Ольховке и им было весело. А потом стали говорить оттого, что страшно было [[молчание|молчать]]: такая немыслимая стояла кругом тишина. [[Ночь]]ю они долго сидели у костра, глядя в [[огонь]]. Утром Майгула пошел набрать в котелок воды для [[чай (напиток)|чая]]. Спустился к ключу, только хотел нагнуться ― и задрожал. Через ключ перекинулось, в плесени, [[дерево]], а на дереве, свернувшись кольцами, выложив на них круглую плоскую головку, лежал громадный [[полоз]] и смотрел на Майгулу.<ref>''[[w:Фадеев, Александр Александрович|Фадеев А.А.]]'' Собрание сочинений в трёх томах, Том 1. — Москва, «Художественная литература», 1981 г.</ref>|Автор=[[Александр Александрович Фадеев|Александр Фадеев]], «Землетрясение», 1934}}
Строка 97 ⟶ 114 :
{{Q|Кручинин между тем методически продолжал осмотр. В комнате и во всей квартире царила мёртвая тишина. Просто трудно было представить, что [[женщина]], одеваясь, может производить так мало [[шум]]а. Кручинин закончил осмотр и остановился над [[рояль|роялем]], вглядываясь в чёрное [[зеркало]] его полированной крышки. Его лицо отразило мучительное напряжение мысли. Происходило то, что редко случается с Кручининым, ― так редко, что Грачик наперечёт мог бы вспомнить подобные случаи, ― он торопился найти какое-то решение и не находил его. Его [[взгляд]], ещё раз обежав комнату, задержался на… пудренице Фаншетты. Кручинин взял её и, слегка тряхнув пушок над крышкой рояля, подул на образовавшийся тонкий слой белой пыли. На чёрном фоне рояля остался характерный рисунок папиллярных линий.<ref name="шпан">''[[w:Шпанов, Николай Николаевич|Шпанов Н.]]'' Искатели истины. М.: Трудрезервиздат, 1955 г.</ref>|Автор=[[Николай Николаевич Шпанов|Николай Шпанов]], «Искатели истины», 1947}}
▲{{Q|Тишина. Слепит [[прожектор]]. Поворачивая [[взгляд]] в его сторону, я вижу лампу, которая кажется мне расплавившейся, ― не одну, а сразу несколько выплывающих друг из друга ламп видят мои не привыкшие к этому свету [[глаза]]. И не только один белый [[свет]] воспринимает зрение: целый [[спектр]] мигает, не утекая, перед глазами: сиреневое, зеленое [[облако]] ― и вдруг яркий кармин. Как они могут сниматься при свете [[юпитер (прожектор)|юпитеров]], когда приходится не то что думать о спасении своих глаз, а еще и [[мимика|мимировать]]!<ref>''[[w:Олеша, Юрий Карлович|Олеша Ю.К.]]'' «Книга прощания». — Москва, «Вагриус», 2001 г.</ref>|Автор=[[Юрий Карлович Олеша|Юрий Олеша]], «Книга прощания», 1959}}
▲{{Q|Для кого же лягушки поют? Для других лягушек, чтобы они спешили туда, где слышен лягушачий [[хор]]. Ведь лягушки собираются вместе и поют только там, где [[солнце]] прогрело воду. В теплой воде они откладывают икру, здесь будут быстрее всего развиваться [[головастик]]и. Но стоит рядом кашлянуть или заговорить ― сразу наступает тишина. Незнакомый шум может означать, что рядом [[враг]], вот [[лягушка|лягушки]] и затаиваются.<ref>[[w:Рязанцев, Сергей Валентинович|''С. И. Рязанцев'']]. «В мире запахов и звуков». (Занимательная оториноларингология). — М.: Терра, 1997 г.</ref>|Автор=[[w:Рязанцев, Сергей Валентинович|Сергей Рязанцев]], «В мире запахов и звуков», 1962}}
{{Q|Красный [[трамвай]] с белой крышей, повизгивая, огибает нашу службу. А мне идти через [[сквер]], где много больше [[снег]]а, и белые [[дерево|деревья]], и роются красные, зеленые, синие дети, и это красное, синее, зеленое ― все облеплено снегом и живет. И тихо сидят [[старуха|старухи]] на скамейках, и вообще тихо, хотя рядом и повизгивает трамвай, огибая нашу службу, но все равно тихо, потому что тишина ― это вовсе не отсутствие звуков. А впереди, в этом же сквере стоит заброшенная [[церковь]], и купол у нее такой голубой, что растворяется в небе.<ref>''[[w:Битов, Андрей Георгиевич|Битов А.Г.]]'' Жизнь в ветренную погоду. ― М.: Вагриус, 1999 г.</ref>|Автор=[[Андрей Георгиевич Битов|Андрей Битов]], «Бездельник», 1962}}
Строка 106 ⟶ 119 :
{{Q|Тут только я понял, что никогда в жизни не слышал настоящей тишины. Всегда что-нибудь да звучало: в безмолвии летнего полдня застрекочет [[кузнечик]] или прошелестит [[лист]]ок. И даже глубокой [[ночь]]ю потрескивают, рассыхаясь, деревянные стены дома, тихонько бормочет [[огонь]] в очаге, чуть слышно причитает [[ветер]] под застрехами.|Автор=[[Клиффорд Саймак]], «[[Вся плоть — трава]]», 1965}}
▲{{Q|Ниже ― зелёные склоны, лес, а главное, над всем этим ― необыкновенный [[снег]]овой воздух и абсолютная тишина. Только снизу доносился шум [[река|речки]], да где-то под камнем булькал невидимый ключ. Я долго сидел, наслаждаясь тишиной, горами, запахами. Рядом со мной цвели [[бессмертник]]и, но такие, каких я не видал раньше ― голубые с тёмно-фиолетовой серединкой.<ref>''[[Александр Викторович Ельчанинов|А.В. Ельчанинов]]''. «Записи» (1926-1934) [http://orel.rsl.ru/nettext/history/elchaninov Св. Александр Ельчанинов. Записи.] — Москва: «Русский путь», 1992 г.</ref>|Автор=[[Александр Викторович Ельчанинов|Александр Ельчанинов]], «Записи», 1934}}
▲{{Q|Как все живое, и эти деревья [[смерть|смертны]]. Ветер может в конце концов повалить, [[ручей]] подточил корни, или без видимой глазу причины при молитвенной тишине [[секвойя]] вдруг падает, [[старость]]! Считают, она выражается в неровном распределении по стволу влаги. Падение секвой человек видит реже, чем падение [[звезда|звёзд]].<ref name="пес">''[[:w:Песков, Василий Михайлович|Песков В.М.]], [[:w:Стрельников, Борис Георгиевич|Стрельников Б.Г.]]'', «Земля за океаном». — М.: Молодая гвардия, 1977 г.</ref>|Автор=[[:w:Песков, Василий Михайлович|Василий Песков]], [[:w:Стрельников, Борис Георгиевич|Борис Стрельников]], «Земля за океаном», 1977}}
▲{{Q|Только не ходить в классы ― в [[шум]] и гам этот нервический [[коллектив]]а… И тогда оставшиеся полнедели с [[удовольствие]]м, а не на издыхании, проведут в школе. Когда болеют, ведь неделями тогда пропускают ― и догоняют, не страшно. Зато снимается [[страх]] и [[гипноз]], и ужас пропуска, и давление службы… Как благодетельно лечится [[ребёнок]] тишиной!.. Тишина ― это Благо… Когда утишишь себя ― тогда оно может вступить в тебя, почувствоваться. А иначе ты ― [[мусор|замусорен]], нутро твое перехлопоченное ― как перелопаченное: в лопастях лопающих пастей ― желаний разных.<ref name="Гачев">[[Георгий Дмитриевич Гачев|Георгий Гачев]], «Жизнемысли». — М.: изд. «Правда», Библиотека «Огонек» № 39, 1989 год</ref>|Автор=[[Георгий Дмитриевич Гачев|Георгий Гачев]], «Жизнемысли», 1979}}
{{Q|Иногда появлялся [[чирок]]. Загнанный, обезумевший, носился он над [[камыш]]ами, и на всем его пути гремела канонада. Из мощных стволов в чирка неслась мелкая [[дробь]], [[картечь]] и даже [[кабан]]ьи пули. За полетом несчастной [[птицы]], у которой от [[страх]]а и усталости остались одни перья да кости, можно было следить по грохоту. Оглушающая волна залпов прокатывалась над камышами и стихала за [[лес]]ом. Потом наступила тишина.|Автор=[[:w:Пронин, Виктор Алексеевич|Виктор Пронин]], «Охота пуще неволи», 1980}}
Строка 117 ⟶ 128 :
{{Q|Вдруг Чунка дотянулся до огромного, спелого [[инжир]]а с красной разинутой пастью, осторожно сорвал его, окликнул Деспину и, [[поцелуй|поцеловав]] инжир, перебросил его ей Деспина ловко поймала его, ослепительно улыбнулась Чунке и, для устойчивости слегка откинувшись спиной на ствол дерева, стала двумя пальчиками очищать инжир от кожуры. Тетушка Хрисула, видевшая все это, от возмущения онемела. В тишине некоторое время было слышно, как шкурки ― шлеп! Деспина ей что-то отвечала, и, судя по движению ее рук, она показывала, что съела инжир, очистив его от шкурки и тем самым нейтрализовав действие оскверняющего поцелуя.<ref name="сандро">''[[Фазиль Абдулович Искандер|Ф. А. Искандер]]''. «[[Сандро из Чегема]]». Книга 2. — М.: «Московский рабочий», 1989 г.</ref>|Автор=Фазиль Искандер, «[[Сандро из Чегема]]» (книга вторая), 1989}}
▲{{Q|Но еще тише было в [[детство|детстве]]: то ли мне исполнилось пять и [[пурга|пуржило]] четыре дня, то ли исполнилось четыре, а пуржило пять дней. И все бесшумно. Тишина ― [[враг]]. Я не верю, что в молчании столько же [[смысл]]а, сколько в [[вечность|вечности]]. Молчание, увы, тоже состоит из слов. А еще тишина ― это как незрячий [[глаз]] человека, которого никто не видит. Но все боятся… <...>
▲В детстве, при наступлении внезапной тишины, я верил народу: это тихий [[ангел]] пролетает. То есть [[дурак]] рождается. Глупая примета. Учитывая число дураков, в мире должна стоять бесконечная, но внезапная тишина. Теперь уже тихих ангелов я бы просто извел. Тишина ― это [[одиночество]]. И от тишины нигде не укрыться. Даже на сцене [[Большой театр|Большого театра]]. Как сегодня. Среди славословий, оваций, [[гимн]]ов и гостей. Весь [[вечер]] держалось обычное ощущение, что пребываю в одиночной камере собственного тела. Без [[мебель|мебели]].<ref>''[[Нодар Джин|Джин Н.]]'' Учитель. ― М.: Вагриус, 1998 г.</ref>|Автор=[[Нодар Джин]]. «Учитель», 1998}}
▲{{Q|И еще нужно воскресить тот [[смех]] на [[резина|резиновой]] фабрике, когда приходилось останавливать [[конвейер]]. И тишину и [[пустота|пустоту]]. Пустоты людей, найденных в [[Помпеи|Помпеях]]. Пребывание в нетях. [[Блудница|Блудницы]], которых нет. Отсутствие ― это тоже плоть. Ведь тишина ― это такая же созданная словом [[тварь]], как пустота, запертая в комнате, или как отблеск [[фонарь|фонарей]] на мокрой ночной брусчатке, который размножается вегетативно, черенками. Или как вот эти отпечатки [[палец|пальцев]] на небе, хотя нет, это просто [[птицы]] разбились теперь на несколько стай. <ref>''[[Михаил Павлович Шишкин|Михаил Шишкин]]'', «Венерин волос» — М.: «Знамя», №4 за 2005 г.</ref>|Автор=[[Михаил Павлович Шишкин|Михаил Шишкин]], «Венерин волос», 2004}}
== Тишина в стихах ==
<!-- цитаты в хронологическом порядке -->
{{Q|На нивы жёлтые нисходит тишина;
В остывшем воздухе от меркнущих селений,
| |||