Тишина: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
тишана, она же безмолвие
страна тишины
Строка 53:
{{Q|Пока я заваривала в котелке [[чай]] (который нам потом пришлось пить по очереди из трёх глиняных кружек), хозяева с ребёнком и Артамоном куда-то исчезли и затем все вернулись с чисто вымытыми лицами и руками.
Бабушка Татьяна зажгла все свечи на ёлке; тишина в эти минуты в избе стояла напряжённая. Затем, поставив пред собою ребёнка, [[старуха]] положила на её плечи руки.|Автор=[[w:Лухманова, Надежда Александровна|Надежда Лухманова]], «Ёлка в зимнице», 1901}}
 
{{Q|— Вот мы и в [[гора]]х, — сказал мне товарищ, когда пароход стал, сокращаясь, удаляться. — Жизнь осталась где-то там, за этими горами, а мы вступаем в благословенную страну той тишины, которой нет имени на нашем языке.
Медленно работая веслами, он говорил и слушал, а [[озеро]] все шире обнимало нас. Звон [[колокол]]а казался то ближе, то дальше. «Где-то в горах, — думал я, — приютилась маленькая [[колокольня]] и одна славит своим звонким голосом мир и тишину воскресного утра, призывая идти к ней по горным тропинкам, над голубым озером…» <...>
— Мне кажется, что когда-нибудь я сольюсь с этой предвечной тишиной, у преддверия которой мы стоим, и что счастье только в ней. Помнишь Ибсена: «Ты слышишь, Майя, тишину?» Слышишь ли ты ее, ''эту тишину гор?''
Мы долго глядели на [[горы]] и на чистое нежное [[небо]] над ними, в котором была безнадежная [[грусть]] осени. Мы представили самих себя далеко в сердцевине гор, где не бывала еще нога человека… Солнце стоит над глубокими и со всех сторон замкнутыми долинами, орел парит в огромном [[пространство|пространстве]] между нами и небом… И только нас двое, и мы идем все дальше в глубину гор, как те, что гибнут в поисках эдельвейса… Не спеша работая вёслами и прислушиваясь к замирающему звону, мы говорили о путешествии в [[Савойя|Савойю]], о том, сколько времени мы можем пробыть там-то и там-то, но мысли наши снова невольно возвращались к мечтам о [[счастье]]. Красота новой для нас природы, красота искусства и религии всюду волновала нас юношеской жаждой возвысить до нее нашу жизнь, наполнить ее истинными радостями и разделить эти радости с людьми.<ref>''[[Иван Алексеевич Бунин|И. Бунин]]''. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г. — Т. 1. Стихотворения (1888—1911); Рассказы (1892—1901). — С. 455-456</ref>|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], «[[s:Тишина (Бунин)|Тишина]]», 1901}}
 
{{Q|— Вот мы и в [[гора]]х, — сказал мне товарищ, когда пароход стал, сокращаясь, удаляться. — Жизнь осталась где-то там, за этими горами, а мы вступаем в благословенную страну той тишины, которой нет имени на нашем языке.
Медленно работая веслами, он говорил и слушал, а [[озеро]] все шире обнимало нас. Звон [[колокол]]а казался то ближе, то дальше. «Где-то в горах, — думал я, — приютилась маленькая [[колокольня]] и одна славит своим звонким голосом мир и тишину воскресного утра, призывая идти к ней по горным тропинкам, над голубым озером…» <...>
— Мне кажется, что когда-нибудь я сольюсь с этой предвечной тишиной, у преддверия которой мы стоим, и что счастье только в ней. Помнишь Ибсена: «Ты слышишь, Майя, тишину?» Слышишь ли ты ее, ''эту тишину гор?''
Мы долго глядели на [[горы]] и на чистое нежное [[небо]] над ними, в котором была безнадежная [[грусть]] осени. Мы представили самих себя далеко в сердцевине гор, где не бывала еще нога человека… Солнце стоит над глубокими и со всех сторон замкнутыми долинами, орел парит в огромном [[пространство|пространстве]] между нами и [[небо]]м… И только нас двое, и мы идем все дальше в глубину гор, как те, что гибнут в поисках [[эдельвейс]]а…<ref>''[[Иван Алексеевич Бунин|И. Бунин]]''. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г. — Т. 1. Стихотворения (1888—1911); Рассказы (1892—1901). — С. 455-456</ref>|Автор=[[Иван Алексеевич Бунин|Иван Бунин]], «[[s:Тишина (Бунин)|Тишина]]», 1901}}
 
{{Q|На камне среди поляны стоял коленопреклоненный старец, незнакомый Тихону ― должно быть, схимник, живший в [[пустыня|пустыне]]. Чёрный облик его в золотисто-розовом небе был неподвижен, словно изваян из того же камня, на котором он стоял. И в лице ― такой восторг [[молитва|молитвы]], какого никогда не видал Тихон в лице человеческом. Ему казалось, что такая тишина кругом ― от этой молитвы, и для неё возносится благоухание лилово-розового [[вереск]]а к золотисто-розовому небу, подобно дыму кадильному.<ref>''[[Дмитрий Мережковский|Дм. С. Мережковский]]''. Собр. сочинений: в 4 т. Том 2. — М.: «Правда», 1990 г.</ref>| Автор=[[Дмитрий Мережковский|Дмитрий Мережковский]], «Пётр и Алексей», 1905}}