Дворник: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
это хороший обычай
Но вы спросите дворника
Строка 25:
 
{{Q|Как торопятся, ― сказала она, показав лорнетом на [[улица|улицу]], где дворники сметали ветки [[можжевельник]]а и [[ель|елей]] в зелёные кучи. ― Торопятся забыть, что был Тимофей Варавка, ― вздохнула она. ― Но это хороший обычай посыпать улицы можжевельником, ― уничтожает [[пыль]]. Это надо бы делать и во время [[Крестный ход|крестных ходов]].<ref>''[[Максим Горький]].'' Собрание сочинений. Том 20. Москва, «ГИХЛ», 1952 г.</ref>|Автор=[[Максим Горький]], «[[Жизнь Клима Самгина (роман)|Жизнь Клима Самгина]]» <small>(Часть Вторая)</small>, 1928}}
 
{{Q|Нужно прямо сказать, в квартире, на 42 метрах полезной площади обитало [[привидение]].
Мы знаем, со стороны как организаций, так и отдельных лиц поступят звуки [[протест]]а. Откуда привидение? Не подло ли пичкать потребителя изящной словесности такими баснями?
Но вы спросите дворника того дома. Дворник все знает и всему [[свидетель]]. Вся [[история]] пошла от дворника.
— Въехал тут один. Не обрадовался. В первую же [[ночь]] с него привидение толстовку сорвало. Жилец — в домоуправление. Просит принять меры против такого [[хулиганство|хулиганства]]. А какие могут быть меры? Нет мер насчет привидения! Что там во вторую ночь вышло, не знаю, только наутро смельчак выбыл [[отдых]]ать в неизвестном направлении. Даже [[фикус]] любимый бросил. Сейчас фикус в домовом клубе стоит, согласно постановлению соцбыткомиссии. А [[квартира]] опять пустая. Особенно любил дворник рассказывать про какого-то отчаянного жильца, который польстился на кубатуру.
— С такими удобствами, говорит, можно потерпеть. Еще, говорит, неизвестно, что ужаснее — [[призрак]] или вредные соседи. На худой конец подружусь, говорит, с этим внематериальным телом, постараюсь найти ним общий язык, модус, говорит, вивенди. Был там модус или не было, однако ж, чуть стемнело, подошло к нему привидение и стало его членские книжки читать. 18 книжек. Всю ночь шуршало книжками и [[хохот]]ало. Что оно там нашло смешного — неизвестно. В общем, приходит жилец в домоуправление и тихо умоляет: «У меня, говорит, небольшой нервный шок случился, так что покорнейше прошу выписать меня из домовой книги. Теперь, говорит, мне всю жизнь надо лечиться электризацией и слабыми токами». Вот тебе и вивенди!
Прав был дворник или неправ, но в квартире, действительно, никто не мог удержаться. Мешали потусторонние силы. Но все же этому безобразному явлению был положен конец.
Появился новый кандидат на квартиру — некто Борджиев. На него дворник даже смотреть не хотел.
— Этот и до [[рассвет]]а не продержится. И не таких привидение обламывало.<ref>''[[Ильф и Петров]]'', Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска / сост., комментарии и дополнения (с. 430-475) М. Долинского. — М.: Книжная палата, 1989 г. — С. 86</ref>{{rp|34}}|Автор=[[Ильф и Петров]], «[[s:Победитель (Ильф и Петров)|Победитель]]», 1932}}
 
{{Q|Кончилось тем, что я, по робости натуры, звонил один раз и покорно ждал; гривенник заменил пятиалтынным; сам, вручая монету, произносил «[[спасибо]]», а Хома в ответ иногда буркал что-то нечленораздельное, а иногда ничего. Но не в этом суть: много характернее для охватившей империю огневицы (как [[солнце]] в капле, отражалась тогда империя в моем дворнике) было то, что Хома с каждой неделей становился все более значительным фактором моей жизни. Я ощущал Хому все [[время]], словно не удавшийся [[дантист]]у вставной [[зуб]]. Он уже давно не сочувствовал, когда у меня собирались гости: однажды позвонил в половине двенадцатого и спросил у Мотри, чи то не заседание, бо за [[пиво]]м не послали, и шо-то не слышно, шоб сливали, як усегда. В другой раз забрал мою [[почта|почту]] у [[письмо]]носца и, передавая пачку мне, заметил пронзительно: