Круглый год (сборник): различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
литература искала общения с жизнью, а обрела общение с пустяками
Строка 84:
=== «Первое мая» ===
{{Q|[[Апрель]] был ужасен. Это был месяц какой-то неизобразимой паники.<ref>Салтыков-Щедрин говорит о том действии, которое имело на общество апрельское покушение на [[Александр II|Александра II]], подробнее об этом [[w:Круглый год (сборник)|в статье о сборнике «Круглый год»]].</ref> Все вдруг замутилось, заметалось, не верило ни ушам, ни глазам. И сквозь всю эту смуту явственно проходила одна-струя: homo homini lupus. <small><Человек человеку волк.></small> Говорилось, выкрикивалось и даже печаталось нечто невероятное, неслыханное. Мало было оцепенения, в которое погрузилось общество; нашлись охочие люди, которые припомнили свои личные счеты и спешили дисконтировать их в форме извещений и угроз. [[Почва]] колебалась под ногами; завтрашний день представлялся [[загадка|загадкою]]; исчезало всякое мерило как для оценки собственных поступков, так и для оценки поступков других лиц; становилось невозможным или, по крайней мере, рискованным презирать заведомо зазорных людей. Казалось, нет уголка, в котором назойливо, не переставая, на все тоны, не звучала одна — везде одна и та же — [[мысль]]: что́ будет дальше? Эта бесплодная, без содержания, мысль задерживала всякую деятельность, забивала ум, чувство, волю и вызывала наружу худшие инстинкты человека, от малодушия до вероломства включительно. Люди слабодушные отыскивали на дне совести что-нибудь постыдное и держались за это постыдное, как за якорь спасения. И, в довершение всего, московские кликуши, от внутреннего ликования, словно сбесились.|Автор=}}
<br>
 
{{Q|Общество, не имеющее литературы, не сознает себя [[общество]]м, а только беспорядочным сбродом [[индивидуум]]ов; страна, лишенная литературы, стои́т вне общей мировой связи и привлекает [[любопытство]] лишь в качестве диковины; об государстве и говорить не́чего: оно немыслимо без литературы уже по тому одному, что самым происхождением своим обязано литературе. Вот у вотяков нет ни письмен, ни сказаний, ни даже [[песня|песен]], есть только предание, что была когда-то какая-то [[книга]], да ее [[корова]] съела, но именно потому-то в этом племени так мало устойчивости, что недалеко время, когда оно и само, быть может, сделается преданием. Каким же образом общество, страна, [[государство]] могут призывать к своему суду литературу, когда они всем ей обязаны, кругом ею облагодетельствованы?
— Но ведь никто и не отрицает, mon oncle, что литература одна из необходимых функций общественного и государственного [[организм]]а...
Строка 97:
— В гнусном-с. Повторяю, кто дал ей полномочие судить и рядить?
— Послушай! я только что сейчас доказывал тебе, что литература от самого господа бога снабжена всеми возможными полномочиями... Однако ж так как ты настойчиво возвращаешься к этой теме и при этом, очевидно, имеешь в виду ''современную'' русскую литературу, то изволь, будем беседовать. Ты ставишь вопрос прямо: современная русская литература подрывает основы, на которых держится общество... Подумай, однако ж, нет ли тут смешения? Не приписываешь ли ты литературе то, что принадлежит самому обществу или, по крайней мере, той его части, которой специально присвоивается это название? Я, с своей стороны, убежден, что литература наша не только ничего не выдумывает в этом случае, но, довольствуясь одним констатированием, фактов, стоит далеко ниже действительности. Ужели литература разожгла [[аппетит]]ы Юханцевых, Ландсбергов, Ковальчуковых? ужели она породила эти легионы сорванцов, у которых на языке — «государство», а в мыслях — [[пирог]] с [[коррупция|казенной начинкой]]? Уверяю тебя, не литература произвела эти явления. Аппетиты разожглись сами собой, вследствие наплыва целой массы праздных людей, оставшихся за бортом с упразднением [[крепостное право|крепостного права]]. Конечно, литература не пропустила этого [[факт]]а; но разве была какая-нибудь возможность игнорировать его? Подумай! ведь требовать от литературы подобного нелепого воздержания значило бы навсегда осудить ее оставаться при [[Пошехонские рассказы|анекдотах о пошехонцах]]. Ты думаешь, очевидно, что литература наша нарочно цепляется за известные факты, что она ''предвидит'' те волнения, которые она должна произвести в обществе, что эти волнения ей нравятся, одним словом, что, не будь вмешательства литературы, не существовало бы ни вопросов, ни волнений. Друг мой! не ты один высказываешь подобные убеждения: они сплошь и рядом высказываются и в самой литературе теми литературными [[золотарь|золотарями]], которых целые массы в последнее время загромоздили ее. Но все это — [[ложь]] и наглая [[клевета]], и литература, выставляя на позор факты, которые так тебя поражают, не только не подрывает подрытого, но, напротив, пробуждает общественную [[совесть]]. Правда, что общество наше — [[лицемерие|лицемерно]] и посмеивается над основами «потихоньку», но разве лицемерие когда-либо и где бы то ни было представляло силу, достаточную для существования общества? Разве лицемерие — не [[гной]], не язва, не [[гангрена]]? Вот этого-то «права лицемерить» литература и не признает за обществом. Она говорит ему: или держись крепко унаследованных [[принцип]]ов, или кайся! По-моему, такие обличения имеют скорее [[характер]] охранительный, нежели разрушительный, и ежели я и сам по временам сетую на современную русскую литературу, то отнюдь не за [[смелость]] и настойчивость ее обличений, а, напротив, за то, что она робка, неустойчива и совсем-совсем невлиятельна. Помилуй! один [[Эзопов язык|езоповский язык]] чего стоит! Подумай, ка́к это трудно, изнурительно, почти погано!|Автор=}}
<br>
 
=== «Первое ноября» ===
{{Q|А между тем мнение, что [[идеал]]ы пошатнулись и [[вера]] в чудеса упразднилась, всё-таки остаётся истиною. Но причину этого явления следует искать совсем не в общении литературы с жизнью, а скорее в тех чересчур своеобразных формах, в которых осуществилось это общение.
На деле как-то совершенно неожиданно вышло, что [[жизнь]] поступилась литературе не существенными своими интересами, не тем внутренним содержанием, которое составляет источник её радостей и горестей, а только бесчисленной массой [[пустяк]]ов. И в то же время сделалось ясным, что старинный афоризм «не твоё дело» настолько заматерел и въелся во все закоулки жизни, что слабым рукам оказалось совершенно не под силу бороться с ним. И таким образом в конце концов оказалось, что литература искала общения с жизнью, а обрела общение с пустяками, — какая [[неожиданность]] может быть горчее и чувствительнее этой?|Автор=}}
<br>
== Цитаты о сборнике ==
{{Q|...может быть, невольно для него самого <Салтыкова-Щедрина>, звучит сознание той [[жертва|жертвы]], какую его крупный [[талант]] волей-неволей обязан нести на [[алтарь]] мелкой срочной [[журналист|журнальной]] деятельности...<ref>''[[w:Буренин, Виктор Петрович|Буренин В. П.]]''. «Литературные очерки». — СПб.: «[[w:Новое время (газета)|Новое время]]», № 1383, 1880 г.</ref>|Автор=[[w:Виктор Петрович Буренин|Виктор Буренин]], «Литературные очерки», 1880}}