Глупов и глуповцы: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
«рабочей моделью» |
Сидорычи просто являются патриархами |
||
Строка 29:
Чтоб достигнуть этого, они прежде всего стараются как-нибудь подправить историю. «У меня, — говорит один, — такой предок был, что однажды [[железо|железную]] кочергу в узел связал — во какой!» — «А у меня, — перебивает другой, — дедушка, живши в Париже, в Глупов за солёными [[огурец|огурцами]] нарочных посылал!» — «А мой папаша, — вступается третий, — так тот на одну француженку целых три состояния хватил побоку!» Одним словом, все полезли в историю, все подыскивают что-нибудь доблестное, но [[крестовый поход|крестовых походов]] найти не могут.
Согласитесь, однако ж, что без крестовых походов нельзя.|Автор=}} <br />
{{Q|Не подлежит спору, что не все Сидорычи обращались в [[полиция|полицию]], что иные и впрямь предпочитали наказывать дома. Но это [[доказательство]] тогда только было бы бесподобно, если б Иванушки согласились подкрепить его засвидетельствованием, что им от того было легче и что дома они чувствовали особенную приятность. Однако ж добиться этого признания трудно, во-первых, по многочисленности Иванушек и, во-вторых, по чрезвычайному разнообразию их [[вкус]]ов. Кто знает? может быть, даже у них сохранились об этом предмете [[воспоминания]]... весьма горестные?
Но допустим невозможное, допустим, что Иванушки, вопреки интересам [[спина|спины]], в один голос признают Сидорычей [[патриарх]]ами. Необходимо ещё убедиться в том, какие побуждения заставляли их быть патриархами, и можно ли вменить им этот факт в действительную заслугу.
— Во-первых, я полагаю, что Сидорычи если и были патриархами, то были ими именно вследствие совершенного отсутствия корпоративного смысла. Патриарх бьёт, но в то же время проливает слёзы; патриарх таскает за волосы, но в то же время верует, что в нём это любви действо таким образом проявляется. У Сидорычей не то. Сидорычи просто являются патриархами потому только, что даже сечение не умеют подчинить известной регламентации. Между ними не выискалось достаточно крепкой личности, которая взяла бы на себя труд разъяснить истинные начала глуповской [[цивилизация|цивилизации]], и на основании этих начал составить «Краткое руководство для деятельных отношений к Иванушкам».|Автор=}} <br />
== Цитаты об очерке ==
{{Q|[[Очерк]] этот не только центральный для всего цикла, но вероятнее всего, что по нему и весь цикл должен был получить свое заглавие, а самый очерк предназначался быть вступлением к нему. По крайней мере, именно в этом очерке намечается введение к теме «глуповское возрождение», которая развивается с такой подробностью во всех других очерках этого цикла. Попутно ставится вопрос — «что есть [[Глупов]]?» и разрешается в том [[смысл]]е, что Глупов реально не связан ни а одним из [[город]]ов, но связан со всеми с ними вместе. Отсюда — иронически продолжает сатирик — может возникнуть мысль, что Глупов есть «нечто обширнейшее»; но, явно издеваясь над [[цензура|цензурой]], сатирик ставит на вид читателям, что «такое предположение меня огорчает»... Что Глупов есть Россия — было ясно для читателей; а для цензуры Салтыков сообщал: «Глупов есть Глупов: это большое наведенное место, которого [[абориген]]ы именуются глуповцами»... Далее в столь же [[ирония|иронических]] тонах описывалась [[география]] и [[топография]] Глупова, при чем попрежнему (как и в очерке «Наши глуповские дела») утверждалось, что «[[история|истории]] у Глупова нет». Но тут же вскрывалось тождество между Глуповым и Россией фразою истории «глуповцы некогда имели торговые сношения с [[Византия|Византией]]», фразою, перешедшей впоследствии в [[История одного города|Историю одного города]]. Население Глупова, рассказывается дальше в этом очерке, состоит из уже знакомых нам Сидорычей и Иванушек; о Сидорычах и повествуется в дальнейшем изложении очерка. Так как он не увидел в 1862 году света, то Салтыков в следующем году перенес ряд мест из него (о Сидорычах за границей) в очерк «Русские „гулящие люди“ за границей», позднее вошедшем в цикл «[[Признаки времени|Признаков времени]]» (1869 г.) Приходится только сожалеть, что Салтыков в своё время не мог напечатать очерк «Глупов и глуповцы» и назвать его именем весь стройный по мысли и цельный по выполнению глуповский цикл, который ему пришлось годом позднее разбить на две отдельные книги «[[Сатиры в прозе|Сатир в прозе]]» и «[[Невинные рассказы|Невинных рассказов]]».<ref>''[[w:Иванов-Разумник, Разумник Васильевич|Иванов-Разумник Р. В.]]''. «Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество» (часть первая, 1826 — 1868). — М.: Федерация, 1930 г.</ref>|Автор=[[Разумник Васильевич Иванов-Разумник|Разумник Иванов-Разумник]], «М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество», 1930}}
{{Q|Зловещая и [[символ]]ичная картина эта представляется нам первой «рабочей моделью» [[Апокалипсис]]а, которым завершится [[История одного города]]. Если в более позднем тексте история, как известно, «прекратила течение свое», то в «[[Наши глуповские дела|Наших глуповских делах]]» история превращается в труху, [[мусор]] или же сгорает ([[эсхатология|эсхатологический]] образ мирового [[пожар]]а). Но нельзя не отметить и существенной разницы между двумя текстами Щедрина. В Истории одного города прекращает течение [[история]] как таковая, т.е. [[процесс]] изменений — а по сути, само [[время]]. Но в «Наших глуповских делах» речь идет лишь о [[прошлое|прошлом]], которое никому не известно и, следовательно, не существует. Тем не менее уже в раннем произведении писателя содержится мысль о возможности прекращения и исчезновения истории, столь важная для Истории одного города. А в очерке «Глупов и глуповцы» (1862) возникает мысль о том, что [[общество]], лишенное истории, неминуемо ощущает [[беспокойство]], а следовательно, будет пытаться «подправить историю», которой нет.<ref>''[[w:Назаренко, Михаил Иосифович|Назаренко М. Н.]]''. «Мифопоэтика М. Е. Салтыкова-Щедрина» ("История одного города", "Господа Головлевы", "Сказки"). — Киев: 2002 г.</ref>|Автор=[[
== Источники ==
| |||