Борис Викторович Шергин: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
звягливо и рогато
Коваль
Строка 27:
 
== Цитаты о Шергине ==
{{Q|Совсем еще недавно в Москве на Рождественском бульваре жил Борис Викторович Шергин. Белобородый, в синем стареньком костюме, сидел он на своей железной кровати, закуривал папироску «Север» и ласково расспрашивал гостя:
― Где вы работаете? Как живете? В каких краях побывали? До того хорошо было у Шергина, что мы порой забывали, зачем пришли, а ведь пришли, чтоб послушать самого хозяина. Борис Викторович Шергин был великий [[певец]]. За окном громыхали [[трамвай|трамваи]] и самосвалы, пыль московская оседала на стеклах, и странно было слушать музыку и слова былины, пришедшие из давних времен: ''А и ехал Илия путями дальными, Наехал три дороженьки нехоженых…'' Негромким был его голос. Порою звучал глуховато, порой по-юношески свежо. На стене, над головой певца, висел [[корабль]], вернее модель корабля. Ее построил отец Бориса Викторовича ― архангельский помор, корабел, певец, [[художник]]. И сам Борис Викторович был помор архангельский, корабел, певец и художник, и только одним отличался он от отца: Борис Викторович Шергин был русский [[писатель]] необыкновенной северной красоты, поморской силы.<ref>[[:w:Коваль, Юрий Иосифович|''Юрий Коваль'']]. «Опасайтесь лысых и усатых» — М.: Книжная палата, 1993 г.</ref>|Автор=[[Юрий Иосифович Коваль|Юрий Коваль]], «Веселье сердечное», 1993}}
 
{{Q|У меня с собою две книги: дневники [[Михаил Пришвин|Михаила Пришвина]] и сборник рассказов Бориса Шергина о мастерах Севера: корабельщиках, судоводителях, сказочниках, [[плотник]]ах, промысловиках. Ни один стоящий человек, кажется, не обойден его вниманием. Большая книга, неудобно таскать с собой, а пришлось купить: в [[Москва|Москве]] такую не найдешь, а [[книга]] удивительна. Именно размышлениями о человеческом предназначении. И у Пришвина то же: постоянное вопрошание о смысле жизни и через это вопрошание ― поразительное погружение в глубь себя, в жизнь природы. «…Ряд лет я записываю разговорную речь, главным образом у себя на родине, в пределах бывшей Архангельской губернии. Промышляю словесный [[жемчуг]]… на [[пароход]]ах и на шхунах, по пристаням и по берегам песенных рек нашего Севера…» Шергин производит впечатление какой-то необыкновенной человеческой целостности, неразъятости. Нигде, в дневнике даже, не обнаружишь в нем никакой трещины, никакого излома, без которого немыслим уже современный писатель… А Пришвин очень мучился, прежде чем дошел до спокойного понимания себя и своей задачи, много испытывал, проверял себя ― сближением с самыми разными людьми, путешествиями.<ref>''[[:w:Голованов, Василий Ярославович|Василий Голованов]]'', «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий». — М.: Вагриус, 2002 г.</ref>|Автор=[[:w:Голованов, Василий Ярославович|Василий Голованов]], «Остров, или оправдание бессмысленных путешествий», 2002}}