Утка: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
мНет описания правки
+ гоголи и даты
Строка 1:
[[Файл:Ducks in plymouth, massachusetts.jpg|thumb|250px| Утка и селезень]]
'''Утка''' — собирательное название для водоплавающих [[птица|птиц]] с плоским клювом из нескольких родов семейства утиных, в частности: пеганок, нырков, савок, речных и мускусных уток и [[крохаль|крохалей]], всего более 110 видов. Распространены утки широко, в [[Россия|России]] — более 30 видов. Самцы уток называются [[селезень|се́лезнями]], птенцы утки — [[Гадкий утёнок и яУтёнок|утя́тами]]. Домашние утки произошли от [[кряква|кряквы]].
 
В переносном смысле «уткой» или «[[газетная утка|газетной уткой]]» традиционно называют — публикацию или распространение заведомо ложных сообщений. Ещё одно значение слова — специализированная медицинская посуда, средство ухода за лежачими или ограниченными в движении больными (мочеприёмник).
Строка 8:
Рано утром, чуть забрезжило, когда все в гостинице ещё спали, проснулись петушок с курочкой, достали яичко, облупили его и съели по половинке; скорлупу же бросили на очаг. Потом подкрались к спавшей ещё иголке, схватили её за головку и воткнули в подушку хозяйского кресла, а булавку сунули в его полотенце. Покружились, покружились петушок с курочкой да и полетели за тридевять полей домой — поминай их как звали!
Утка спала на дворе, под открытым небом, и слышала, как удрали её хозяева; тогда и она прибодрилась и, увидав ручей, поплыла, и откуда рысь взялась, поплыла-то она гораздо скорее, чем вчера тележку везла.<ref>''[[Братья Гримм]]''. Народные сказки, собранные братьями Гримм. — СПб.: Издание И.И.Глазунова, 1870 г. — Том I. — Стр.99</ref>|Автор=[[Братья Гримм]], «[[:s:Всякий сброд (Гримм/Снессорева)|Всякий сброд]]», 1830-е}}
 
{{Q|Смотрел, как переплывал реку дикий [[буйвол]]; течение увлекало его с собой, и он плыл вниз по [[река|реке]] вместе со стаей диких уток, но те вспорхнули на воздух перед самым [[водопад]]ом, а буйволу пришлось полететь головой вниз; это мне понравилось, и я сыграл такую бурю, что вековые деревья поплыли по [[вода|воде]] и превратились в щепки.|Автор=[[Ганс Христиан Андерсен]], «Райский сад», 1839}}
 
{{Q|Евсей Стахеевич повел глазами по красному углу, по хазовому концу гостиной, где малиновские покровительницы сияли и блистали [[шёлк]]ом, [[бронза|бронзой]], [[золото]]м, [[топаз|тяжеловесами]] и даже [[алмаз]]ами, и еще подумал про себя: «А женский пол наших обществ, цвет и душу собраний, надобно сравнивать только с птицами: [[женщины]] так же нарядны, так же казисты, так же нежны, легкоперы, вертлявы и голосисты. Например, вообразим, что это все уточки, и посмотрим, к какому виду этого богатого рода принадлежит каждая: председательша наша ― это [[кряква|кряковая утица]], крикуша, дородная, [[хлеб]]ная утка; [[прокурор]]ша ― это широконоска, цареградская, или так называемая саксонка; вот толстоголовая белоглазая чернеть, а вот чернеть красноголовая; вон докучливая лысуха, которая не стоит и заряда; вон [[крохали|крохаль хохлатый]], вон и [[Гоголи|гоголь]], рыженький зобок; вон остроносый [[нырок]], или запросто поганка; вон красный огневик, как жар горит и водится, сказывают, в норах в красной глине; а это [[свистунок|свистуха]], и нос у нее синий; а вот вертлявая шилохвость! Ну, а барышни наши ― все равно и это уточки; вот, например, рябенький, темно-русый чирочек; вот золотистый [[чирок]] в блесточках; вот миленькая крошечная грязнушка, а вот луточек, беленький, шейка тоненькая, с ожерельем самородным, чистенький, стройный, красавица уточка; вот к ней подходит и [[селезень]], который за все победы и удачи свои обязан гладеньким крылышкам да цветным зеркальцам, коими судьба или наследство его наделили! Он берет грудью, как [[сокол]], потому что, независимо от вишнево-лилового [[фрак]]а, жилет его ― неизъяснимого цвета, нового, какого нет в составе луча солнечного, и палевые к нему отвороты и серебряные пуговички с прорезью составляют главнейшие наступательные орудия разудалого хвата. Конечно, вихор и расчищенные по голове дорожки и изящная отчаянная повязка бахромчатого ошейника немало способствуют успехам его; но победоносный знает неодолимую силу своей жилетки и поэтому ходит обыкновенно по залам ― видите, как теперь, заложив большие персты обеих рук за окраины рукавных жилеточных проемов и придерживая очень искусно шляпу свою правым локотком»...<ref>''[[Владимир Иванович Даль|В.И.Даль (Казак Луганский)]]'', Повести. Рассказы. Очерки. Сказки. — М.-Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1961 г.</ref>|Автор= [[Владимир Иванович Даль|Владимир Даль]], «Бедовик», 1839}}
 
{{Q|В чаще [[лопух]]а было так же глухо и дико, как в густом [[лес]]у, и вот там-то сидела на [[яйца]]х утка. Сидела она уже давно, и ей порядком надоело это сидение, её мало навещали: другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать с нею. Наконец яичные скорлупки затрещали. «Пи! пи!» — послышалось из них: яичные желтки ожили и повысунули из скорлупок носики.
{{Q|А вот навстречу, переваливаясь словно утка, величаво и плавно несёт своё [[тело]] Вера Ивановна.<ref>[[Владимир Войнович]]. «Замысел» (сборник). Москва: Вагриус, 2000 г. </ref>|Автор= [[Владимир Войнович]], «Иванькиада, или рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру»}}
— Живо! Живо! — закрякала утка, и утята заторопились, кое-как выкарабкались и начали озираться кругом, разглядывая зелёные листья лопуха; мать не мешала им — зелёный цвет полезен для [[глаз]].|Автор=[[Ганс Христиан Андерсен]], «[[Гадкий утёнок]]», 1843}}
 
{{Q|— Это — презренная [[ложь]]! вскричал я. — Это нахальная [[газетная утка]] какого-нибудь бумагомарателя из-за копеечной построчной платы!… По крайней мере, что касается до меня, лично, то я никогда не [[вера|поверю]] ничему, выходящему из круга естественных явлений.<ref>Журнал «Будильникъ», № 2 за 1878 г., Эдгар По, «Гений фантазии», стр.19-20.</ref> |Автор=[[Эдгар По]], «Гений фантазии», 1844}}
 
{{Q|На этом-то пруде, в заводях или затишьях между [[тростник]]ами, выводилось и держалось бесчисленное множество уток всех возможных пород: [[кряква|кряковых]], полукряковых, шилохвостых, [[чирки|чирков]], нырков и пр. Небольшие стаи то и дело перелетывали и носились над [[вода|водою]], а от выстрела поднимались такие тучи, что охотник невольно хватался одной рукой за шапку и протяжно говорил: фу-у!|Автор=[[Иван Сергеевич Тургенев|Иван Тургенев]], «Льгов», 1847}}
 
{{Q|Вот он, деревянный [[дом]]ик, немного нагнувшийся на одну сторону от ветхости, ― место моего [[рождение|рождения]]; вот [[роща]] за этим домиком ― место моих детских забав; вот речка. Утка. Утка! Утка! в душный летний [[день]] я, бывало, купался в [[вода]]х твоих! по твоей гладкой поверхности спускал [[кораблик]]и!<ref>[[Иван Иванович Панаев|И.И. Панаев.]], «Избранная проза». Москва: «Правда», 1988 год</ref>|Автор= [[Иван Иванович Панаев|Иван Панаев]], «Раздел имения», 1860}}
 
{{Q|Тебе, ведь, случалось бывать за [[город]]ом, где ютятся старые-престарые избушки с [[солома|соломенными]] кровлями? Крыши у них поросли мхом, на коньке непременно гнездо [[аист]]а, стены покосились, окошки низенькие, и открывается всего только одно. [[Хлеб]]ные печи выпячивают на улицу свои толстенькие брюшки, а через изгородь перевешивается [[бузина]]. Если же где случится лужица [[вода|воды]], по которой плавает утка или утята, там уж, глядишь, приткнулась и корявая [[ива]].|Автор=[[Ганс Христиан Андерсен]], «Уж что муженёк сделает, то и ладно», 1861}}
 
{{Q|Так же точно он описал в одной американской [[газета|газете]] полёт шара, перелетевшего из [[Европа|Европы]] через океан в Америку: Это описание было сделано так подробно, так точно, наполнено такими неожиданными, случайными [[факт]]ами, имело такой вид действительности, что все этому путешествию поверили, разумеется, только на несколько часов; тогда же по справкам оказалось, что никакого [[путешествие|путешествия]] не было и что [[рассказ]] Эдгара Поэ — [[газетная утка]]. Такая же сила [[воображение|воображения]], или, точнее, соображения, выказывается в [[рассказ]]ах о потерянном письме, об [[убийство|убийстве]], сделанном в [[Париж]]е [[орангутанг]]ом, в рассказе о найденном [[клад]]е и проч. <ref>«Время» (журнал братьев Достоевских), № 1 за 1861 год, (том I), стр. 230-231</ref>|Автор=[[Фёдор Михайлович Достоевский|Ф.М.Достоевский]], «Три рассказа [[Эдгар По|Эдгара Поэ]]», 1861}}
 
{{Q|— Есть зелёный луг, на том лугу [[берёза]], у той берёзы под кореньями утка; обруби у берёзы коренья и возьми утку домой; она станет нести тебе яички — один день [[золото]]е, другой день [[серебро|серебряное]].
Бедный [[брат]] пошёл к березе, достал утку и принёс домой; стала утка нести яички — один день золотое, другой день серебряное; стал он продавать их купцам да боярам и куда как разбогател скоро!
— [[Дети]], — говорит он, — молитесь богу; господь нашёл нас.<ref name="Афанас">«Народные русские сказки А. Н. Афанасьева»: В 3 томах — Литературные памятники. — М.: Наука, 1984—1985 г.</ref>|Автор=[[Александр Николаевич Афанасьев|Александр Афанасьев]], Народные русские сказки; «[[s:Народные русские сказки (Афанасьев)/Сказка про утку с золотыми яйцами|Сказка про утку с золотыми яйцами]]», 1863}}
 
{{Q|— Значит, это мой [[роман]] глупейший, мой? — крикнул он так громко, что даже у Амаранты заболело [[горло]]. — Ах, ты, [[глупость|безмозглая]] утка! Так-то вы, сударыня, смотрите на мои произведения?<ref>Чехов А. П., Сочинения в 18 томах, Москва: «Наука», 1974. том 1. (Рассказы. Повести. Юморески, 1880-1882). — стр. 54</ref>|Автор=[[Антон Павлович Чехов|Антоша Чеханте]], «Жёны артистов» 1880}}
 
{{Q|Утка это или не утка? Говорят, что [[камер-юнкер]] Бегичев и не имеющий чина Германович затевают в Москве «[[народ]]ный» театр и взывают к субсидии. Очень приятно. Бегичев любит [[театр]]; но энергии и деловитости в нём столько, сколько в произведениях Болеслава Маркевича [[правда|правды]]. Во всяком случае, «весьма и весьма приятно!» <ref>Чехов А. П., «Сочинения в 18 томах», Москва: «Наука», 1979. том 16, Сочинения. 1881-1902. — стр. 49</ref>|Автор=[[Антон Павлович Чехов|А.П.Чехов]], «Осколки московской жизни», 1881}}
 
{{Q|8 марта, понедельник. Lundi. Montag. '''Обед:'''
Строка 23 ⟶ 40 :
4) Желе из [[каштан]]ов. <ref>[[Антон Павлович Чехов|Чехов А. П.]], «Сочинения в 18 томах» Москва, «Наука», 1974. — том 1. (Рассказы. Повести. Юморески, 1880-1882), стр.145</ref>|Автор=[[Антон Павлович Чехов|Антоша Чеханте]], Календарь «Будильника» на 1882 год}}
 
{{Q|Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе. Есть такая порода уток: когда они летят, то их крылья, рассекая воздух, точно поют, или, лучше сказать, посвистывают. Фью-фью-фью-фью — раздаётся в воздухе, когда летит высоко над вами стадо таких уток, а их самих даже и не видно, так они высоко летят. На этот раз утки, описав огромный полукруг, спустились и сели как раз в то самое [[болото]], где жила [[лягушка]].|Автор=[[Всеволод Михайлович Гаршин |Всеволод Гаршин]], «Лягушка-путешественница», 1887}}
{{Q|В 1902 году усердно летала по [[газета]]м не совсем утка — скорее «проба пера» <...> будто [[французы]] или [[американцы]] какие-то получили или получают концессию на постройку второго великого пути через [[Сибирь]], двухрельсового, который пройдёт гораздо севернее ныне действующего, прорезав [[тундра|тундры]], горы, «разливы рек, подобные [[море|морям]]», [[тайга|тайгу]] и урманы. Не знаю, как известие было принято в [[Россия|России]]. Говорят, нашлись даже газеты, которые идею французов или американцев серьёзно поддерживали.<ref>[[Александр Валентинович Амфитеатров|Амфитеатров А. В.]], «Сибирские этюды». — СПб.: товарищество «Общественная польза», 1904. — стр. 346</ref>|Автор=[[Александр Валентинович Амфитеатров|Александр Амфитеатров]], «Сибирские этюды», 1904}}
 
{{Q|Зарево охватило треть [[небо|неба]], блестит в [[церковь|церковном]] кресте и в стёклах господского дома, отсвечивает в реке и в лужах, дрожит на деревьях; далеко-далеко на фоне зари летит куда-то ночевать стая диких уток… И подпасок, гонящий коров, и землемер, едущий в бричке через плотину, и гуляющие господа — все глядят на закат и все до одного находят, что он страшно красив, но никто не знает и не скажет, в чем тут [[красота]].|Автор=[[Антон Павлович Чехов|Антон Чехов]], «Красавицы», 1888}}
{{Q|[[Мороз]]ы были порядочные, но озябнешь и отогреешься, а на следующий день выезжаешь как ни в чём не бывало. За Олекмой река уже остановилась, оставались только полыньи… Однажды, проезжая мимо одной из них, мы увидели двух уток. На них нам указал [[ямщик]] кнутовищем. Трудно мне теперь передать вам это истинно жалостное зрелище. Утки были отсталые. Товарищи давно улетели, а они, застигнутые болезнью или недостатком сил для перелёта, остались умирать на этой холодной реке. Пока течение было ещё свободно хоть на середине, ― они плавали, спасаясь как-то от ледохода; потом пространство воды всё суживалось, потом остались только эти полыньи. Когда и они замерзнут, уткам предстояла гибель. Теперь они вдвоём метались по узкой полынье, охваченные холодным паром, а кругом на них смотрели вот такие же сумрачные и безучастно холодные горы. Я помню, что ямщик смеялся, скаля свои белые зубы… Мне стало немного жутко и холодно, и я запахнулся дохой, как будто это подо мной была эта тёмная, холодная глубина. Но мой товарищ сразу заволновался и вспыхнул. ― Стой! ― закричал он ямщику. ― Неужели вы способны проехать мимо?..― обратился он ко мне с горечью и, не ожидая, пока ямщик остановит лошадей, выскочил из кошевы, затем, скользя и падая на торосьях, кинулся к полынье. Ямщик смеялся, как сумасшедший, и я тоже не мог удержаться от [[улыбка|улыбки]] при виде того, как мой [[товарищ]], наклонившись над узкой, но длинной полыньёй, старался поймать уток. Птицы, разумеется, кинулись от него. Тогда мой маленький спутник перебежал на нижний конец полыньи, правильно рассчитав, что уток теперь понесёт течением к нему, особенно когда, заинтересованный этим эпизодом, я тоже вышел на лёд и погнал их книзу… Нырять они боялись, так как течение несло под лёд. Одна из этих птиц поднялась было на воздух, но другая, потерявшая силы, а может быть, когда-нибудь подстреленная, летать не могла, она только взмахнула крыльями и осталась. Тогда и другая, сделав круг над холодными льдами реки, вернулась к своей подруге. Я не могу вам описать, какое действие произвело это проявление великодушия на моего друга. Он стоял на льду, следя за полётом птицы, мелькавшей на фоне угрюмых гор, опушённых [[снег]]ами, и когда она самоотверженно шлепнулась в нескольких шагах на воду, с очевидным намерением разделить общую опасность, ― у него на глазах появились [[слёзы]]… Затем он решительно заявил, что мы можем, если угодно, ехать дальше, а он останется здесь, пока не поймает обеих уток. Я знал, что он непременно исполнит свою угрозу, и у нас началась своеобразная [[охота]], к которой, наконец, присоединился и ямщик. В результате одна птица, именно та, которая пыталась улететь, утонула. Она нырнула из моих рук, и течением её унесло под лёд… Другая очутилась в руках ямщика. Игнатович сильно вымок, и с рукавов его дохи лилась [[вода]]. Это было очень серьезно, так как до станции было ещё не близко. Я окутал его, чем мог, но на станке мы едва оттёрли его обмороженные пальцы, и целые сутки после этого мы не говорили друг с другом. Утку эту мы повезли дальше, и хотя я принимал участие в её спасении и под конец даже увлёкся этим благотворительным [[спорт]]ом, ― но всё-таки сознавал, что это сентиментально и глупо, тем более, что всюду наш третий пассажир вызывал справедливые, по-моему, насмешки станочников. Игнатович чувствовал это моё настроение и презирал меня. В конце концов, утка всё-таки издохла, и мы её кинули на [[дорога|дороге]], а сами поехали дальше.<ref>[[Владимир Галактионович Короленко|В.Г. Короленко]]. «Собрание сочинений в десяти томах», том 1. «Повести и рассказы». Москва: «Государственное издательство художественной литературы», 1953 год</ref>|Автор= [[Владимир Галактионович Короленко|Владимир Короленко]], «Мороз», 1901}}
 
{{Q|Утка вообще была не совсем довольна своим [[супруг]]ом, а теперь окончательно рассердилась:
{{Q|Маленькая дикая утка лишилась своего [[друг]]а ранней весной. По крайней мере, он исчез, а так как местность изобиловала смертельными [[враг]]ами, то предположение о его [[смерть|смерти]] было более чем правдоподобно. Всё её внимание теперь поглощалось [[гнездо]]м и будущим потомством, заключённым в яйцах. Всю вторую половину июня она их особенно берегла, оставляя ежедневно только на самое короткое время, чтобы слетать за кормом, предварительно прикрыв их чучелкой, сделанной из пуха, выщипанного из собственной груди.
— Ты посмотри на других-то, [[лень|лентяй]]! Вон наши соседи, гуси или лебеди, — любо на них посмотреть. Живут [[душа]] в душу… Небось [[лебедь]] или [[гусь]] не бросит своего гнезда и всегда впереди выводка. Да, да… А тебе до [[дети|детей]] и дела нет. Только и думаешь о себе, чтобы набить зоб. [[Лентяй]], одним [[слово]]м… Смотреть-то на тебя даже противно! |Автор=[[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|Дмитрий Мамин-Сибиряк]], «Серая шейка», 1891}}
Однажды утром, когда утка улетала, предоставив чучелке охрану гнезда, она услыхала сильный треск в густом ближайшем [[ивняк]]е, но стойко продолжала путь. Когда она вернулась, в голосе её соседки дикой утки ещё звучала испуганная нотка, а внизу, около её собственного гнезда оказались следы человеческих ног.<ref>''[[Эрнест Сетон-Томпсон]]''. «Из жизни гонимых». — М.: В. М. Саблин, 1910 г.</ref>|Автор=[[Эрнест Сетон-Томпсон]], «Путешествие дикой утки», 1901}}
 
{{Q|– ...Я понимаю, конечно, можно сказать что мы ведём себя дерзко и мерзко, что врать дурно; но в некоторых случаях [[ложь]], эта небесная [[голубь|голубка]], куда милее [[правда|правды]], не так ли?
{{Q|В чаще [[лопух]]а было так же глухо и дико, как в густом [[лес]]у, и вот там-то сидела на [[яйца]]х утка. Сидела она уже давно, и ей порядком надоело это сидение, её мало навещали: другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать с нею. Наконец яичные скорлупки затрещали. «Пи! пи!» — послышалось из них: яичные желтки ожили и повысунули из скорлупок носики.
– О..., я с тобой полностью согласен, да вот и [[Генрик Ибсен]] тоже... со своей ''[[Дикая утка|Дикой уткой]]''.
— Живо! Живо! — закрякала утка, и утята заторопились, кое-как выкарабкались и начали озираться кругом, разглядывая зелёные листья лопуха; мать не мешала им — зелёный цвет полезен для [[глаз]].|Автор=[[Ганс Христиан Андерсен]], «Гадкий утёнок»}}
– Жаль, в первый раз слышу. Это, должно быть, горячая штучка. Прости, а его хвалёная утка..., в конечном счёте она всё-таки крякает, в [[смысл]]е, заливает или прямо режет правду-матку? <ref name="Allais"/>{{rp|311}}|Автор= [[Альфонс Алле]], «Подслушанный отрывок беседы», 1895}}
 
{{Q|Но, пожалуй, самым забавным оказалось <…> [[мгновение]] духовного открытия, когда со всей пронзительностью, не допускавшей двойных толкований, меня осенило, что соседняя комната была занята вовсе не обычными [[французы|французами]], <…> а... двумя в высшей степени странными [[животное|животными]]: [[волк]]ом и уткой. <…>
{{Q|Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе. Есть такая порода уток: когда они летят, то их крылья, рассекая воздух, точно поют, или, лучше сказать, посвистывают. Фью-фью-фью-фью — раздаётся в воздухе, когда летит высоко над вами стадо таких уток, а их самих даже и не видно, так они высоко летят. На этот раз утки, описав огромный полукруг, спустились и сели как раз в то самое [[болото]], где жила [[лягушка]].|Автор=[[Всеволод Михайлович Гаршин |Всеволод Гаршин]], «Лягушка-путешественница»}}
Что за дичь! – волк и утка в комнате привокзального отеля! Но, с другой стороны, почему бы и нет? Всё на свете когда-то становится возможным, пускай даже и в [[Марсель|Марселе]], в обычной затрапезной гостинице неподалёку от [[вокзал]]а... Неподалёку от вокзала, – скажу я вам как знаток [[вопрос]]а, – возможно всё.
 
И вот ещё что было удивительным: вопреки подозрениям или даже уверенности моих проницательных [[читатель|читателей]] и, в особенности, читательниц, волк не только не пытался сожрать утку, но даже, как бы это сказать, совершенно напротив: если он даже и старался её как-то придушить или продырявить, то в основном своими отвратительными волчьими ласками... <ref name="Allais"/>{{rp|152}}|Автор=[[Альфонс Алле]], «Маленький [[волк]] и толстая утка», 1895}}
{{Q|Вот он, деревянный [[дом]]ик, немного нагнувшийся на одну сторону от ветхости, ― место моего [[рождение|рождения]]; вот [[роща]] за этим домиком ― место моих детских забав; вот речка. Утка. Утка! Утка! в душный летний [[день]] я, бывало, купался в [[вода]]х твоих! по твоей гладкой поверхности спускал [[кораблик]]и!<ref>[[Иван Иванович Панаев|И.И. Панаев.]], «Избранная проза». Москва: «Правда», 1988 год</ref>|Автор= [[Иван Иванович Панаев|Иван Панаев]], «Раздел имения» }}
 
{{Q|Тысячи тысяч [[птица|птиц]] большими и малыми стаями тянулись к [[юг]]у. Некоторые шли в обратном направлении, другие — наискось в сторону. Вереницы их то подымались кверху, то опускались вниз, и все разом, ближние и дальние, проектировались на фоне [[небо|неба]], в особенности внизу, около [[горизонт]]а, который вследствие этого казался как бы затянутым паутиной. Я смотрел, как очарованный. Выше всех были [[орёл|орлы]]. Распластав свои могучие крылья, они парили, описывая большие круги. Что для них расстояния!? Некоторые из них кружились так высоко, что едва были заметны. Ниже их, но все же высоко над землею, летели [[гусь|гуси]]. Эти осторожные птицы шли правильными косяками и, тяжело, вразброд махая [[крылья]]ми, оглашали [[воздух]] своими сильными [[крик]]ами. Рядом с ними летели [[казарка|казарки]] и [[лебедь|лебеди]]. Внизу, ближе к земле, с шумом неслись торопливые утки. Тут были стаи грузной [[кряква|кряквы]], которую легко можно было узнать по свистящему шуму, издаваемому ее крыльями, и совсем над водою тысячами летели [[чирок|чирки]] и другие мелкие утки.<ref name="Уссури">[[Владимир Клавдиевич Арсеньев|''В.К. Арсеньев'']]. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.</ref>|Автор=[[Владимир Клавдиевич Арсеньев|Владимир Арсеньев]], «[[s:По Уссурийскому краю/Полный текст/Глава 5. НИЖНЕЕ ТЕЧЕНИЕ РЕКИ ЛЕФУ|По Уссурийскому краю]]», 1917}}
 
{{Q|― [[Враньё|Врёшь]]! Утка ещё не летела. Кого стрелял? <ref name="Коваль"></ref>|Автор= [[Юрий Коваль]], «У Кривой сосны» }}
 
{{Q|— Да как же, помилуйте! — обратилась взволнованная примадонна ко мне. — Я по пьесе должна газетную утку [[убийство|убивать]]. Я требую [[ружьё]]. А бутафор мне говорит: «Вам из ружья стрелять нельзя, вы всю публику перепугаете».<ref>[[Влас Михайлович Дорошевич|Дорошевич В.М.]], Собрание сочинений. том VIII. Сцена. — Москва: товарищество И.Д.Сытина, 1907. — стр. 97</ref>|Автор=[[Влас Михайлович Дорошевич|Влас Дорошевич]], «[[s:Оперетка (Дорошевич)|Оперетка]]», 1900}}
 
{{Q|[[Мороз]]ы были порядочные, но озябнешь и отогреешься, а на следующий день выезжаешь как ни в чём не бывало. За Олекмой река уже остановилась, оставались только полыньи… Однажды, проезжая мимо одной из них, мы увидели двух уток. На них нам указал [[ямщик]] кнутовищем. Трудно мне теперь передать вам это истинно жалостное зрелище. Утки были отсталые. Товарищи давно улетели, а они, застигнутые болезнью или недостатком сил для перелёта, остались умирать на этой холодной реке. Пока течение было ещё свободно хоть на середине, ― они плавали, спасаясь как-то от ледохода; потом пространство воды всё суживалось, потом остались только эти полыньи. Когда и они замерзнут, уткам предстояла гибель. Теперь они вдвоём метались по узкой полынье, охваченные холодным паром, а кругом на них смотрели вот такие же сумрачные и безучастно холодные горы. Я помню, что ямщик смеялся, скаля свои белые зубы… Мне стало немного жутко и холодно, и я запахнулся дохой, как будто это подо мной была эта тёмная, холодная глубина. Но мой товарищ сразу заволновался и вспыхнул. ― Стой! ― закричал он ямщику. ― Неужели вы способны проехать мимо?..― обратился он ко мне с горечью и, не ожидая, пока ямщик остановит лошадей, выскочил из кошевы, затем, скользя и падая на торосьях, кинулся к полынье. Ямщик смеялся, как сумасшедший, и я тоже не мог удержаться от [[улыбка|улыбки]] при виде того, как мой [[товарищ]], наклонившись над узкой, но длинной полыньёй, старался поймать уток. Птицы, разумеется, кинулись от него. Тогда мой маленький спутник перебежал на нижний конец полыньи, правильно рассчитав, что уток теперь понесёт течением к нему, особенно когда, заинтересованный этим эпизодом, я тоже вышел на лёд и погнал их книзу… Нырять они боялись, так как течение несло под лёд. Одна из этих птиц поднялась было на воздух, но другая, потерявшая силы, а может быть, когда-нибудь подстреленная, летать не могла, она только взмахнула крыльями и осталась. Тогда и другая, сделав круг над холодными льдами реки, вернулась к своей подруге. Я не могу вам описать, какое действие произвело это проявление великодушия на моего друга. Он стоял на льду, следя за полётом птицы, мелькавшей на фоне угрюмых гор, опушённых [[снег]]ами, и когда она самоотверженно шлепнулась в нескольких шагах на воду, с очевидным намерением разделить общую опасность, ― у него на глазах появились [[слёзы]]… Затем он решительно заявил, что мы можем, если угодно, ехать дальше, а он останется здесь, пока не поймает обеих уток. Я знал, что он непременно исполнит свою угрозу, и у нас началась своеобразная [[охота]], к которой, наконец, присоединился и ямщик. В результате одна птица, именно та, которая пыталась улететь, утонула. Она нырнула из моих рук, и течением её унесло под лёд… Другая очутилась в руках ямщика. Игнатович сильно вымок, и с рукавов его дохи лилась [[вода]]. Это было очень серьезно, так как до станции было ещё не близко. Я окутал его, чем мог, но на станке мы едва оттёрли его обмороженные пальцы, и целые сутки после этого мы не говорили друг с другом. Утку эту мы повезли дальше, и хотя я принимал участие в её спасении и под конец даже увлёкся этим благотворительным [[спорт]]ом, ― но всё-таки сознавал, что это сентиментально и глупо, тем более, что всюду наш третий пассажир вызывал справедливые, по-моему, насмешки станочников. Игнатович чувствовал это моё настроение и презирал меня. В конце концов, утка всё-таки издохла, и мы её кинули на [[дорога|дороге]], а сами поехали дальше.<ref>[[Владимир Галактионович Короленко|В.Г. Короленко]]. «Собрание сочинений в десяти томах», том 1. «Повести и рассказы». Москва: «Государственное издательство художественной литературы», 1953 год</ref>|Автор= [[Владимир Галактионович Короленко|Владимир Короленко]], «Мороз», 1901}}
{{Q|Ежедневная [[жизнь]]..., она обладает громадной въедливой [[сила|силой]] инерции (особенно если в ней кое-что нравится или, тем более, доставляет [[удовольствие]]). А ему и в самом деле очень многое в ней нравилось: слишком многое, чтобы пренебречь этой уткой..., ''кровавой'' уткой под [[соус]]ом, я хотел сказать. [[Алкоголь]], беседа с [[друг]]ом, приятная [[женщина]], хороший [[стол]], [[стул]] или пол, всё это не оставляло его равнодушным ни в жизни, ни на [[бумага|бумаге]], ни под бумагой.<ref name="Allais">{{книга|автор=[[Юрий Ханон]]|заглавие= «[[Альфонс Алле|Альфонс]], которого не было» |ссылка=|место=СПб.|издательство=Центр Средней Музыки & Лики России|год=2013|страниц=544}}</ref>{{rp|53}}|Автор=[[Юрий Ханон]], «[[Альфонс Алле|Альфонс]], которого не было»}}
 
{{Q|Маленькая дикая утка лишилась своего [[друг]]а ранней весной. По крайней мере, он исчез, а так как местность изобиловала смертельными [[враг]]ами, то предположение о его [[смерть|смерти]] было более чем правдоподобно. Всё её внимание теперь поглощалось [[гнездо]]м и будущим потомством, заключённым в яйцах. Всю вторую половину июня она их особенно берегла, оставляя ежедневно только на самое короткое время, чтобы слетать за кормом, предварительно прикрыв их чучелкой, сделанной из пуха, выщипанного из собственной груди.
{{Q|Зарево охватило треть [[небо|неба]], блестит в [[церковь|церковном]] кресте и в стёклах господского дома, отсвечивает в реке и в лужах, дрожит на деревьях; далеко-далеко на фоне зари летит куда-то ночевать стая диких уток… И подпасок, гонящий коров, и землемер, едущий в бричке через плотину, и гуляющие господа — все глядят на закат и все до одного находят, что он страшно красив, но никто не знает и не скажет, в чем тут [[красота]].|Автор=[[Антон Павлович Чехов|Антон Чехов]], «Красавицы»}}
Однажды утром, когда утка улетала, предоставив чучелке охрану гнезда, она услыхала сильный треск в густом ближайшем [[ивняк]]е, но стойко продолжала путь. Когда она вернулась, в голосе её соседки дикой утки ещё звучала испуганная нотка, а внизу, около её собственного гнезда оказались следы человеческих ног.<ref>''[[Эрнест Сетон-Томпсон]]''. «Из жизни гонимых». — М.: В. М. Саблин, 1910 г.</ref>|Автор=[[Эрнест Сетон-Томпсон]], «Путешествие дикой утки», 1901}}
 
{{Q|В 1902 году усердно летала по [[газета]]м не совсем утка — скорее «проба пера» <...> будто [[французы]] или [[американцы]] какие-то получили или получают концессию на постройку второго великого пути через [[Сибирь]], двухрельсового, который пройдёт гораздо севернее ныне действующего, прорезав [[тундра|тундры]], горы, «разливы рек, подобные [[море|морям]]», [[тайга|тайгу]] и урманы. Не знаю, как известие было принято в [[Россия|России]]. Говорят, нашлись даже газеты, которые идею французов или американцев серьёзно поддерживали.<ref>[[Александр Валентинович Амфитеатров|Амфитеатров А. В.]], «Сибирские этюды». — СПб.: товарищество «Общественная польза», 1904. — стр. 346</ref>|Автор=[[Александр Валентинович Амфитеатров|Александр Амфитеатров]], «Сибирские этюды», 1904}}
{{Q|— Значит, это мой [[роман]] глупейший, мой? — крикнул он так громко, что даже у Амаранты заболело [[горло]]. — Ах, ты, [[глупость|безмозглая]] утка! Так-то вы, сударыня, смотрите на мои произведения?<ref>Чехов А. П., Сочинения в 18 томах, Москва: «Наука», 1974. том 1. (Рассказы. Повести. Юморески, 1880-1882). — стр. 54</ref>|Автор=[[Антон Павлович Чехов|Антоша Чеханте]], «Жёны артистов» }}
 
{{Q|Подошли к огромному [[пруд]]у и сели на скамеечке.
{{Q|― И два часа, пожалуйста, вообще не вставайте. Захочется в [[туалет]] ― утка. Никаких ложных стеснений.<ref>[[Татьяна Соломатина]]. Девять месяцев, или «Комедия женских положений». Москва: «Эксмо», 2010 год</ref>|Автор= [[Татьяна Соломатина]], «Девять месяцев», или «Комедия женских положений»}}
В нескольких шагах шелестел своими сухими листьями [[камыш]]. Слева вода казалась зелёной, так низко спустились над ней [[лист]]ья огромных [[ива|плакучих ив]]. Хлюпая своими широкими носами, две утки ловили [[ряска|ряску]].
— Хорошо здесь. Ведь этакое [[богатство]] во всех [[смысл]]ах! — сказал Константин Иванович и вздохнул.|Автор=[[Борис Александрович Лазаревский|Борис Лазаревский]], «Урок», 1906}}
 
{{Q|Предостерегающе-тревожно крякала проснувшаяся на пруду утка.|Автор=[[Иван Бунин]], «Суходол», 1911}}
{{Q|«Тааах-тиииу-туууххх!» ― широко рассыпалось [[эхо]], [[дым]] выскочил клубком на воду. [[Охотник]]и, уже не боясь, треща сучьями, продрались к берегу и еще успели заметить трех уток, стремительно уходящих над [[озеро]]м. А две утки остались на воде. Одна лежала неподвижно, желтея брюшком, другая завалилась на бок, старалась нырнуть, но только опускала голову в воду, слабо подрагивала [[крыло]]м. Дым от [[ружьё|ружья]], смешиваясь с туманом, расходился пеленой по воде.<ref>''[[Юрий Павлович Казаков|Казаков Ю.П.]]'' «Лёгкая жизнь». — М.: «Азбука», 2007 г.</ref>|Автор=[[Юрий Павлович Казаков|Юрий Казаков]], «На охоте», 1956}}
 
{{Q|Однажды, когда я таким образом сидел у окна и любовался спавшей пристанью, в воздухе с шумом и свистом пронеслась стая кряковых уток. Слышно было, как она опустилась в воду у противоположного берега, и чёрные точки долго бороздили темную речную струю, оставляя позади себя длинный, двоившийся след. [[Река]] вскрылась, и теперь по всему течению кипела не менее хлопотливая [[работа]], чем на пристанях: [[кряква|кряквы]], шилохвостки, [[гоголи]], [[чирки]] и другие представители утиной породы торопливо вили гнёзда по разным укромным местечкам, чтобы через несколько недель выплыть на Чусовую с целым выводком крошечных жёлтеньких [[утёнок|утят]]. |Автор=[[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|Дмитрий Мамин-Сибиряк]], «На реке Чусовой», 1912}}
{{Q|И здесь как нельзя к столу пришлась ему наука и личный пример глумливого [[заяц|зайца]], шкурника и даже [[чиновник]]а Сапека, благодаря которому нервный ранимый [[солитёр]] с комплексом отдельного человека, [[Альфонс Алле]] смог достроить свой метод «саркастического [[конформизм]]а» <...> Отныне ''всё'', что бы он ни сказал (и сделал), заранее будет носить торговую марку [[блеф]]а, «пускания [[дым]]а» в [[глаза]] — или [[газетная утка|газетной утки]], а достигнутым на этом поприще [[триумф]]ом он переплюнет не только самого себя, но и свой [[труп]]... И даже спустя двадцать лет после его [[смерти|смерти]] расхожая фраза «да это всё Алле!» по-прежнему значила: пошёл травить! [[ерунда]]! ничего всерьёз! Одним словом — ш-ш-ш..., не ш’утка, не утка..., но и не [[гусь]].<ref>''[[Юрий Ханон]]'' «Чёрные Аллеи». Центр Средней Музыки, С-Петербург, 2013, 648 с., стр.388</ref>|Автор= [[Юрий Ханон]], «Чёрные Аллеи», 2013}}
 
{{Q|Тысячи тысяч [[птица|птиц]] большими и малыми стаями тянулись к [[юг]]у. Некоторые шли в обратном направлении, другие — наискось в сторону. Вереницы их то подымались кверху, то опускались вниз, и все разом, ближние и дальние, проектировались на фоне [[небо|неба]], в особенности внизу, около [[горизонт]]а, который вследствие этого казался как бы затянутым [[паутина|паутиной]]. Я смотрел, как очарованный. Выше всех были [[орёл|орлы]]. Распластав свои могучие крылья, они парили, описывая большие круги. Что для них расстояния!? Некоторые из них кружились так высоко, что едва были заметны. Ниже их, но все же высоко над землею, летели [[гусь|гуси]]. Эти осторожные птицы шли правильными косяками и, тяжело, вразброд махая [[крылья]]ми, оглашали [[воздух]] своими сильными [[крик]]ами. Рядом с ними летели [[казарка|казарки]] и [[лебедь|лебеди]]. Внизу, ближе к земле, с шумом неслись торопливые утки. Тут были стаи грузной [[кряква|кряквы]], которую легко можно было узнать по свистящему шуму, издаваемому ее крыльями, и совсем над водою тысячами летели [[чирок|чирки]] и другие мелкие утки.<ref name="Уссури">[[Владимир Клавдиевич Арсеньев|''В.К. Арсеньев'']]. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.</ref>|Автор=[[Владимир Клавдиевич Арсеньев|Владимир Арсеньев]], «[[s:По Уссурийскому краю/Полный текст/Глава 5. НИЖНЕЕ ТЕЧЕНИЕ РЕКИ ЛЕФУ|По Уссурийскому краю]]», 1917}}
{{Q|И прежде всего – это, разумеется, не перевод. Никакой не перевод, чтобы вы знали заранее. А если и перевод, то какой-то совсем другой, – не тот, о котором обычно говорят. Пожалуй, именно таким образом сам Альфонс не раз ''переводил''... [[кальвадос]]..., или утку с [[кровь]]ю (и я не скажу ''на что)''. Однако [[литература|литературу]]..., если не [[ошибка|ошибаюсь]], литературу у них так (как утку) переводить не принято.<ref name="Allais"></ref>{{rp|58-59}}|Автор=[[Юрий Ханон]], «[[Альфонс Алле|Альфонс]], которого не было»}}
 
{{Q|Помню я эти [[именины]]. Хозяин «Вены», незабвенный [[покойник]] Иван Сергеевич Соколов, постарался: украсил моё место [[цветы|цветами]] и за свой счёт, в виде [[подарок|подарка]], отпечатал [[юмор]]истическое меню на двадцать четыре персоны.
{{Q|Коленька рисовал плаунцов, [[головастик]]ов и крохотных лягушек в альбом, озаглавленный «[[Жук]]и, лягушки и [[земноводные]]» (к земноводным он в первую очередь причислял уток). Несмотря на всё старанье дворника Доната содержать пруд в чистоте, он непреодолимо затягивался тиной и покрывался [[ряска|ряской]], распространяя нехороший запах, а в жаркие дни высыхал окончательно: в углу оставалась лишь маленькая грязная лужа, где изнемогали на солнцепёке последние головастики. Утки перебирались в корыто.<ref>''[[Юрий Павлович Анненков|Анненков Ю.П.]]'' «Повесть о пустяках». - М: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001 г.</ref>|Автор=[[Юрий Павлович Анненков|Юрий Анненков]] ''(Б. Темирязев)'', «Повесть о пустяках», 1934}}
Вот оно. Огромное красное 26 января, а под ним:
«Закуски острые, [[сатирикон]]ские; [[водка]] горькая; как [[цензура]], борщёк [[аванс]]овый, [[осетрина]] по-русски, без опечаток; [[газетная утка|утка не газетная]], трубочки с [[крем]]ом a la годовой подписчик».
Бедный остряк Иван Сергеевич! И косточки твои, верно, уже рассыпались...|Автор=[[Аркадий Тимофеевич Аверченко|Аркадий Аверченко]], «Моя старая шкатулка», 1920}}
 
{{Q|Коленька рисовал [[плавунец|плаунцов]], [[головастик]]ов и крохотных лягушек в альбом, озаглавленный «[[Жук]]и, лягушки и [[земноводные]]» (к земноводным он в первую очередь причислял уток). Несмотря на всё старанье дворника Доната содержать пруд в чистоте, он непреодолимо затягивался тиной и покрывался [[ряска|ряской]], распространяя нехороший запах, а в жаркие дни высыхал окончательно: в углу оставалась лишь маленькая грязная лужа, где изнемогали на солнцепёке последние головастики. Утки перебирались в корыто.<ref>''[[Юрий Павлович Анненков|Анненков Ю.П.]]'' «Повесть о пустяках». - М: Изд-во Ивана Лимбаха, 2001 г.</ref>|Автор=[[Юрий Павлович Анненков|Юрий Анненков]] ''(Б. Темирязев)'', «Повесть о пустяках», 1934}}
{{Q|Можно было, конечно, остаться еще и на вечернюю зорьку, подождать того часа, когда [[земля]] подернется густеющей дремой, а [[небо]] еще полно прежнего озарения. В эту пору утка, прокоротав светлое время на [[хлеб]]ных верхах, откуда заведомо зрим и слышим любой [[конь|конный]] и пеший, всякий [[пёс]] и [[лиса|лис]], покидает дневную кормежку и тянет к воде. На безопасной высоте она ведет свой едва ставший на крыло выводок к еще недавно тихому родному болоту, в один день истоптанному десятками охотничьих бродней, осыпанному [[свинец|свинцом]], горелыми пыжами и окурками, чтобы забиться в крепи и перебыть там, вслушиваясь и тревожась, до первых утренних отсветов… Вечерний подлет длится каких-то полчаса, когда стрелок, слившись с одиноким [[куст]]ом, хорошо видит птицу, а она его ― нет. Темный утиный рисунок четко, чеканно проступает на рьяной палевости [[заря|зари]]. Матерая крачка сторожко поводит аккуратной, точеной головкой, посматривает, что там, внизу, коротко вскрякивает, наставляя несмышленый молодняк, несчастливо родившийся в пору предельно усовершенствованных «тозов» и «зауэров», выцеливающих их хрупкое бытие. В этот момент и бьют утку влет хорошей, крепкой [[дробь]]ю, чтобы не рикошетила от плотного пера мелкой, бессильной [[пшено|пшенкой]], а разила кучно и наповал. Еще как сказать, что лучше: утренняя ли охота на воде или вот такая, в сухой лет, когда удачно схваченная на мушку дичь с тупым звуком падает на прибрежный бугор и стрелок не опасается ее потерять, как часто теряют подранка в болотной чаще. Здесь она сама себя добивает наверняка, грохаясь о твердь с подлетной высоты.<ref>''[[:w:Носов, Евгений Иванович|Евгений Носов]]'', «Темная вода». ― М.: Новый мир, № 8, 1993 г.</ref>|Автор=[[:w:Носов, Евгений Иванович|Евгений Носов]], «Тёмная вода», 1993}}
 
{{Q|«Тааах-тиииу-туууххх!» ― широко рассыпалось [[эхо]], [[дым]] выскочил клубком на воду. [[Охотник]]и, уже не боясь, треща сучьями, продрались к берегу и еще успели заметить трех уток, стремительно уходящих над [[озеро]]м. А две утки остались на воде. Одна лежала неподвижно, желтея брюшком, другая завалилась на бок, старалась нырнуть, но только опускала голову в воду, слабо подрагивала [[крыло]]м. Дым от [[ружьё|ружья]], смешиваясь с туманом, расходился пеленой по воде.<ref>''[[Юрий Павлович Казаков|Казаков Ю.П.]]'' «Лёгкая жизнь». — М.: «Азбука», 2007 г.</ref>|Автор=[[Юрий Павлович Казаков|Юрий Казаков]], «На охоте», 1956}}
{{Q|На [[Колыма|Колыме]] первыми принимаются за хвощ таёжные [[гусь|гуси]]-гуменники. Пасутся на хвощовых [[луг]]овинках, выщипывают сладкую зелень, выкапывают [[клубень]]ки. Жируют до самой осени. На [[Лена (река)|Лене]] утки поступают более мудро. Не тратят понапрасну своих сил. Ждут, когда весенний паводок затопит ленские острова и вымоет из песка [[хвощ]]овые клубеньки. И [[трава]], и клубеньки с водяным потоком умчатся вниз по реке и скопятся в полосе прибоя сплошным валом. Вот тут-то и появляются [[чирок-свистунок|чирки-свистунки]], шилохвосты и разные другие утки. Берут готовенький продукт: ни копать, ни драть не надо.<ref>''[[:w:Смирнов, Алексей Всеволодович|Смирнов А.В.]]'', «Мир растений», М: Молодая гвардия, 1982 г., стр.146</ref>|Автор=[[:w:Смирнов, Алексей Всеволодович|Алексей Смирнов]], «Мир растений», 1982}}
 
{{Q|Серафим вспомнил, как в прошлом году поздней осенью выпал первый снег и тонким ледком затянуло реку. И отставшая от перелёта утка, обессилевшая в борьбе со снегом, опустилась на молодой лёд. Серафим вспомнил, как выбежал на лёд человек, какой-то заключённый и, смешно растопырив руки, пытался поймать утку. Утка отбегáла по льду до промоины и ныряла под лёд, выскакивая в следующей полынье. Человек бежал, проклиная птицу; он измучился не меньше утки и продолжал бегать за ней от промоины к промоине. Два раза он проваливался на льду и, грязно ругаясь, долго выползал на льдину. Кругом стояло много людей, но ни один не помог ни утке, ни охотнику.<ref>''[[Варлам Шаламов|Шаламов В.Т.]]'', собрание сочинений, Москва: «Художественная литература» «Вагриус», 1998, том 1. </ref>|Автор= [[Варлам Шаламов]], «Колымские рассказы», 1961}}
{{Q|На этом-то пруде, в заводях или затишьях между тростниками, выводилось и держалось бесчисленное множество уток всех возможных пород: кряковых, полукряковых, шилохвостых, [[чирки|чирков]], нырков и пр. Небольшие стаи то и дело перелетывали и носились над [[вода|водою]], а от выстрела поднимались такие тучи, что охотник невольно хватался одной рукой за шапку и протяжно говорил: фу-у!|Автор=[[Иван Сергеевич Тургенев|Иван Тургенев]], «Льгов»}}
 
{{Q|А вот навстречу, переваливаясь словно утка, величаво и плавно несёт своё [[тело]] Вера Ивановна.<ref>[[Владимир Войнович]]. «Замысел» (сборник). Москва: Вагриус, 2000 г.</ref>|Автор= [[Владимир Войнович]], «Иванькиада, или рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру», 1976}}
{{Q|Но, пожалуй, самым забавным оказалось <…> [[мгновение]] духовного открытия, когда со всей пронзительностью, не допускавшей двойных толкований, меня осенило, что соседняя комната была занята вовсе не обычными [[французы|французами]], <…> а... двумя в высшей степени странными [[животное|животными]]: [[волк]]ом и уткой. <…>
Что за дичь! – волк и утка в комнате привокзального отеля! Но, с другой стороны, почему бы и нет? Всё на свете когда-то становится возможным, пускай даже и в [[Марсель|Марселе]], в обычной затрапезной гостинице неподалёку от [[вокзал]]а... Неподалёку от вокзала, – скажу я вам как знаток [[вопрос]]а, – возможно всё.
И вот ещё что было удивительным: вопреки подозрениям или даже уверенности моих проницательных [[читатель|читателей]] и, в особенности, читательниц, волк не только не пытался сожрать утку, но даже, как бы это сказать, совершенно напротив: если он даже и старался её как-то придушить или продырявить, то в основном своими отвратительными волчьими ласками... <ref name="Allais"></ref>{{rp|152}}|Автор=[[Альфонс Алле]], «Маленький [[волк]] и толстая утка» }}
 
{{Q|― Стрелял?
{{Q|Однажды, когда я таким образом сидел у окна и любовался спавшей пристанью, в воздухе с шумом и свистом пронеслась стая кряковых уток. Слышно было, как она опустилась в воду у противоположного берега, и чёрные точки долго бороздили темную речную струю, оставляя позади себя длинный, двоившийся след. [[Река]] вскрылась, и теперь по всему течению кипела не менее хлопотливая [[работа]], чем на пристанях: кряквы, шилохвостки, гоголи, [[чирки]] и другие представители утиной породы торопливо вили гнёзда по разным укромным местечкам, чтобы через несколько недель выплыть на Чусовую с целым выводком крошечных жёлтеньких утят. |Автор=[[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|Дмитрий Мамин-Сибиряк]], «На реке Чусовой»}}
Шурка кивнул: ― Утицу.
― [[Враньё|Врёшь]]! Утка ещё не летела. Кого стрелял? <ref name="Коваль"></ref>|Автор= [[Юрий Коваль]], «У Кривой сосны», 1979}}
 
{{Q|На [[Колыма|Колыме]] первыми принимаются за хвощ таёжные [[гусь|гуси]]-гуменники. Пасутся на хвощовых [[луг]]овинках, выщипывают сладкую зелень, выкапывают [[клубень]]ки. Жируют до самой осени. На [[Лена (река)|Лене]] утки поступают более мудро. Не тратят понапрасну своих сил. Ждут, когда весенний паводок затопит ленские острова и вымоет из песка [[хвощ]]овые клубеньки. И [[трава]], и клубеньки с водяным потоком умчатся вниз по реке и скопятся в полосе прибоя сплошным валом. Вот тут-то и появляются [[чирок-свистунок|чирки-свистунки]], шилохвосты и разные другие утки. Берут готовенький продукт: ни копать, ни драть не надо.<ref>''[[:w:Смирнов, Алексей Всеволодович|Смирнов А.В.]]'', «Мир растений», М: Молодая гвардия, 1982 г., стр.146</ref>|Автор=[[:w:Смирнов, Алексей Всеволодович|Алексей Смирнов]], «Мир растений», 1982}}
{{Q|Подошли к огромному [[пруд]]у и сели на скамеечке.
В нескольких шагах шелестел своими сухими листьями [[камыш]]. Слева вода казалась зелёной, так низко спустились над ней листья огромных [[ива|плакучих ив]]. Хлюпая своими широкими носами, две утки ловили [[ряска|ряску]].
— Хорошо здесь. Ведь этакое [[богатство]] во всех [[смысл]]ах! — сказал Константин Иванович и вздохнул.|Автор=[[Борис Александрович Лазаревский|Борис Лазаревский]], «Урок», 1906}}
 
{{Q|Помню я эти [[именины]]. Хозяин «Вены», незабвенный [[покойник]] Иван Сергеевич Соколов, постарался: украсил моё место [[цветы|цветами]] и за свой счёт, в виде [[подарок|подарка]], отпечатал [[юмор]]истическое меню на двадцать четыре персоны.
Вот оно. Огромное красное 26 января, а под ним:
«Закуски острые, [[сатирикон]]ские; [[водка]] горькая; как [[цензура]], борщёк [[аванс]]овый, [[осетрина]] по-русски, без опечаток; [[газетная утка|утка не газетная]], трубочки с [[крем]]ом a la годовой подписчик».
Бедный остряк Иван Сергеевич! И косточки твои, верно, уже рассыпались...|Автор=[[Аркадий Тимофеевич Аверченко|Аркадий Аверченко]], «Моя старая шкатулка»}}
 
{{Q|— Попал. Утка! С [[яблоко|яблоками]]. Она, кажется, хорошо прожарилась.
— Она, кажется, и соусом по дороге облилась.
— Да? Как это мило с её стороны!|Автор=[[Григорий Горин]]|Комментарий=, «[[Тот самый Мюнхгаузен]]», 1980-е}}
 
{{Q|Подсадные утки жили у Булыги в сарае, в соломенном закутке. И как только я сунулся туда, заорали, оглашенные, стали носиться под ногами, хлопать крыльями. Я поймал подсадную, засунул её в кошёлку-плетёнку и побежал краем леса к болоту, к шалашу. Утка тяжело переваливалась в садке, крякала под самым локтем, а под ногами на все лады пели-трещали лужицы, схваченные утренним [[лёд|льдом]]. По клюквенной тропке, вдоль неглубокой канавы, я бежал к Кузяевскому болоту. В темноте ещё я был на месте. Высадил подсадную на воду и спрятался в шалаше под старой ёлкой, вышедшей из лесу к болоту.<ref name="Коваль">[[Юрий Коваль]]. «Солнечное пятно» (сборник рассказов). Москва: Вагриус, 2002 г.</ref>|Автор= [[Юрий Коваль]], «Лесник Булыга», 1985}}
{{Q|Предостерегающе-тревожно крякала проснувшаяся на пруду утка.|Автор=[[Иван Бунин]]|Комментарий=«Суходол», 1911}}
 
{{Q|Можно было, конечно, остаться еще и на вечернюю зорьку, подождать того часа, когда [[земля]] подернется густеющей дремой, а [[небо]] еще полно прежнего озарения. В эту пору утка, прокоротав светлое время на [[хлеб]]ных верхах, откуда заведомо зрим и слышим любой [[конь|конный]] и пеший, всякий [[пёс]] и [[лиса|лис]], покидает дневную кормежку и тянет к воде. На безопасной высоте она ведет свой едва ставший на крыло выводок к еще недавно тихому родному болоту, в один день истоптанному десятками охотничьих бродней, осыпанному [[свинец|свинцом]], горелыми пыжами и окурками, чтобы забиться в крепи и перебыть там, вслушиваясь и тревожась, до первых утренних отсветов… Вечерний подлет длится каких-то полчаса, когда стрелок, слившись с одиноким [[куст]]ом, хорошо видит птицу, а она его ― нет. Темный утиный рисунок четко, чеканно проступает на рьяной палевости [[заря|зари]]. Матерая крачка сторожко поводит аккуратной, точеной головкой, посматривает, что там, внизу, коротко вскрякивает, наставляя несмышленый молодняк, несчастливо родившийся в пору предельно усовершенствованных «тозов» и «зауэров», выцеливающих их хрупкое бытие. В этот момент и бьют утку влет хорошей, крепкой [[дробь]]ю, чтобы не рикошетила от плотного пера мелкой, бессильной [[пшено|пшенкой]], а разила кучно и наповал. Еще как сказать, что лучше: утренняя ли охота на воде или вот такая, в сухой лет, когда удачно схваченная на мушку дичь с тупым звуком падает на прибрежный бугор и стрелок не опасается ее потерять, как часто теряют подранка в болотной чаще. Здесь она сама себя добивает наверняка, грохаясь о твердь с подлетной высоты.<ref>''[[:w:Носов, Евгений Иванович|Евгений Носов]]'', «Темная вода». ― М.: Новый мир, № 8, 1993 г.</ref>|Автор=[[:w:Носов, Евгений Иванович|Евгений Носов]], «Тёмная вода», 1993}}
{{Q|Смотрел, как переплывал реку дикий [[буйвол]]; течение увлекало его с собой, и он плыл вниз по [[река|реке]] вместе со стаей диких уток, но те вспорхнули на воздух перед самым [[водопад]]ом, а буйволу пришлось полететь головой вниз; это мне понравилось, и я сыграл такую бурю, что вековые деревья поплыли по [[вода|воде]] и превратились в щепки.|Автор=[[Ганс Христиан Андерсен]], «Райский сад»}}
 
{{Q|― И два часа, пожалуйста, вообще не вставайте. Захочется в [[туалет]] ― утка. Никаких ложных стеснений.<ref>[[Татьяна Соломатина]]. Девять месяцев, или «Комедия женских положений». Москва: «Эксмо», 2010 год</ref>|Автор= [[Татьяна Соломатина]], «Девять месяцев», или «Комедия женских положений», 2010}}
{{Q|Так же точно он описал в одной американской [[газета|газете]] полёт шара, перелетевшего из [[Европа|Европы]] через океан в Америку: Это описание было сделано так подробно, так точно, наполнено такими неожиданными, случайными [[факт]]ами, имело такой вид действительности, что все этому путешествию поверили, разумеется, только на несколько часов; тогда же по справкам оказалось, что никакого [[путешествие|путешествия]] не было и что [[рассказ]] Эдгара Поэ — [[газетная утка]]. Такая же сила [[воображение|воображения]], или, точнее, соображения, выказывается в [[рассказ]]ах о потерянном письме, об [[убийство|убийстве]], сделанном в [[Париж]]е [[орангутанг]]ом, в рассказе о найденном [[клад]]е и проч. <ref >«Время» (журнал братьев Достоевских), № 1 за 1861 год, (том I), стр. 230-231</ref>|Автор=[[Фёдор Михайлович Достоевский|Ф.М.Достоевский]], «Три рассказа [[Эдгар По|Эдгара Поэ]]»}}
 
{{Q|Ежедневная [[жизнь]]..., она обладает громадной въедливой [[сила|силой]] инерции (особенно если в ней кое-что нравится или, тем более, доставляет [[удовольствие]]). А ему и в самом деле очень многое в ней нравилось: слишком многое, чтобы пренебречь этой уткой..., ''кровавой'' уткой под [[соус]]ом, я хотел сказать. [[Алкоголь]], беседа с [[друг]]ом, приятная [[женщина]], хороший [[стол]], [[стул]] или пол, всё это не оставляло его равнодушным ни в жизни, ни на [[бумага|бумаге]], ни под бумагой.<ref name="Allais">{{книга|автор=[[Юрий Ханон]]|заглавие= «[[Альфонс Алле|Альфонс]], которого не было» |ссылка=|место=СПб.|издательство=Центр Средней Музыки & Лики России|год=2013|страниц=544}}</ref>{{rp|53}}|Автор=[[Юрий Ханон]], «[[Альфонс Алле|Альфонс]], которого не было», 2013}}
{{Q|Тебе, ведь, случалось бывать за [[город]]ом, где ютятся старые-престарые избушки с [[солома|соломенными]] кровлями? Крыши у них поросли мхом, на коньке непременно гнездо [[аист]]а, стены покосились, окошки низенькие, и открывается всего только одно. [[Хлеб]]ные печи выпячивают на улицу свои толстенькие брюшки, а через изгородь перевешивается [[бузина]]. Если же где случится лужица [[вода|воды]], по которой плавает утка или утята, там уж, глядишь, приткнулась и корявая [[ива]].|Автор=[[Ганс Христиан Андерсен]], «Уж что муженёк сделает, то и ладно», 1861}}
 
{{Q|И здесь как нельзя к столу пришлась ему наука и личный пример глумливого [[заяц|зайца]], шкурника и даже [[чиновник]]а Сапека, благодаря которому нервный ранимый [[солитёр]] с комплексом отдельного человека, [[Альфонс Алле]] смог достроить свой метод «саркастического [[конформизм]]а» <...> Отныне ''всё'', что бы он ни сказал (и сделал), заранее будет носить торговую марку [[блеф]]а, «пускания [[дым]]а» в [[глаза]] — или [[газетная утка|газетной утки]], а достигнутым на этом поприще [[триумф]]ом он переплюнет не только самого себя, но и свой [[труп]]... И даже спустя двадцать лет после его [[смерти|смерти]] расхожая фраза «да это всё Алле!» по-прежнему значила: пошёл травить! [[ерунда]]! ничего всерьёз! Одним словом — ш-ш-ш..., не ш’утка, не утка..., но и не [[гусь]].<ref>''[[Юрий Ханон]]'' «Чёрные Аллеи». Центр Средней Музыки, С-Петербург, 2013, 648 с., стр.388</ref>|Автор= [[Юрий Ханон]], «Чёрные Аллеи», 2013}}
{{Q|Утка вообще была не совсем довольна своим [[супруг]]ом, а теперь окончательно рассердилась:
— Ты посмотри на других-то, [[лень|лентяй]]! Вон наши соседи, гуси или лебеди, — любо на них посмотреть. Живут [[душа]] в душу… Небось [[лебедь]] или [[гусь]] не бросит своего гнезда и всегда впереди выводка. Да, да… А тебе до [[дети|детей]] и дела нет. Только и думаешь о себе, чтобы набить зоб. [[Лентяй]], одним [[слово]]м… Смотреть-то на тебя даже противно! |Автор=[[Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк|Дмитрий Мамин-Сибиряк]], «Серая шейка» }}
 
{{Q|И прежде всего – это, разумеется, не перевод. Никакой не перевод, чтобы вы знали заранее. А если и перевод, то какой-то совсем другой, – не тот, о котором обычно говорят. Пожалуй, именно таким образом сам Альфонс не раз ''переводил''... [[кальвадос]]..., или утку с [[кровь]]ю (и я не скажу ''на что)''. Однако [[литература|литературу]]..., если не [[ошибка|ошибаюсь]], литературу у них так (как утку) переводить не принято.<ref name="Allais"/>{{rp|58-59}}|Автор=[[Юрий Ханон]], «[[Альфонс Алле|Альфонс]], которого не было», 2013}}
{{Q|Утка отбегáла по льду до промоины и ныряла под [[лёд]], выскакивая в следующей полынье.<ref>[[Варлам Шаламов|Шаламов В.Т.]], собрание сочинений, Москва: «Художественная литература» «Вагриус», 1998, том 1. </ref>|Автор= [[Варлам Шаламов]], «Колымские рассказы» }}
 
{{Q|Утка тяжело переваливалась в садке, крякала под самым локтем, а под ногами на все лады пели-трещали лужицы, схваченные утренним [[лёд|льдом]]. <ref name="Коваль">[[Юрий Коваль]]. «Солнечное пятно» (сборник рассказов). Москва: Вагриус, 2002 г.</ref>|Автор= [[Юрий Коваль]], «Лесник Булыга» }}
 
{{Q|Утка это или не утка? Говорят, что [[камер-юнкер]] Бегичев и не имеющий чина Германович затевают в Москве «[[народ]]ный» театр и взывают к субсидии. Очень приятно. Бегичев любит [[театр]]; но энергии и деловитости в нём столько, сколько в произведениях Болеслава Маркевича [[правда|правды]]. Во всяком случае, «весьма и весьма приятно!» <ref>Чехов А. П., «Сочинения в 18 томах», Москва: «Наука», 1979. том 16, Сочинения. 1881-1902. — стр. 49</ref>|Автор=[[Антон Павлович Чехов|А.П.Чехов]], «Осколки московской жизни» }}
 
{{Q|— Это — презренная [[ложь]]! вскричал я. — Это нахальная [[газетная утка]] какого-нибудь бумагомарателя из-за копеечной построчной платы!… По крайней мере, что касается до меня, лично, то я никогда не [[вера|поверю]] ничему, выходящему из круга естественных явлений.<ref>Журнал «Будильникъ», № 2 за 1878 г., Эдгар По, «Гений фантазии», стр.19-20.</ref> |Автор=[[Эдгар По]], «Гений фантазии»}}
 
{{Q|– ...Я понимаю, конечно, можно сказать что мы ведём себя дерзко и мерзко, что врать дурно; но в некоторых случаях [[ложь]], эта небесная [[голубь|голубка]], куда милее [[правда|правды]], не так ли?
– О..., я с тобой полностью согласен, да вот и [[Генрик Ибсен]] тоже... со своей ''[[Дикая утка|Дикой уткой]]''.
– Жаль, в первый раз слышу. Это, должно быть, горячая штучка. Прости, а его хвалёная утка..., в конечном счёте она всё-таки крякает, в [[смысл]]е, заливает или прямо режет правду-матку? <ref name="Allais"/>{{rp|311}}|Автор= [[Альфонс Алле]], «Подслушанный отрывок беседы», 1895}}
 
== Утка в стихах ==
Строка 148 ⟶ 150 :
* [[Кряква]]
* [[Чирок]]
* [[Нырок]]
* [[Чирок-трескунок]]
* [[Гоголи|Гоголь]]
* [[Чирок-свистунок]]
* [[Птичий помёт]]
* [[Белая ворона]]