Пиявка: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
оформление и корф
Строка 3:
 
За одно кормление голодная пиявка массой 1,5—2 г способна высосать до 15 мл крови за один раз, увеличиваясь при этом в 7—9 раз по массе<ref name="Lent">{{статья|автор=Lent CM, Fliegner KH, Freedman E, Dickinson MH.|заглавие=Ingestive behaviour and physiology of the medicinal leech|издание=J Exp Biol.|год=1988|выпуск=Jul;137:513-27.}}</ref>. Высосанная кровь сохраняется в [[желудок|желудке]] в жидком состоянии [[месяц]]ами, не сворачиваясь, а жить без пищи пиявка может до двух лет. В переносном значении [[слово]] пиявка часто употребляется в качестве [[синоним]]а понятий: паразит, [[кровосос]], [[нахлебник]], захребетник.
 
== Пиявка в публицистике и научной литературе ==
{{Q|Смотрела на изображение Клеопатры, искала в нем царицы, предпочитающей смерть [[унижение|унижению]], и видела только женщину с желтым опухлым лицом, в чертах которого не было никакого выражения, ни даже выражения [[боль|боли]]! По обнаженной руке ее ползет пиявка и пробирается прямо к плечу; этот смешной [[аспид]] не стоил великой чести уязвить [[царица|царицу]]. Можно положить в заклад свою голову, что ни один человек в мире не узнал бы в этом изображении царицы Египетской, и я узнала потому, что Засс сказал мне, показывая на нее рукою: «Вот славная [[Клеопатра]]!»<ref>Избранные произведения кавалерист-девицы [[Надежда Андреевна Дурова|Н. А. Дуровой]]. — М.: Московский рабочий, 1983 г.</ref>|Автор=[[Надежда Андреевна Дурова|Надежда Дурова]], «Кавалерист-девица», 1835}}
 
{{Q|11 февраля. Сегодня [[Михаил Михайлович Сперанский|Сперанский]] очень плох, чрезвычайно плох, почти уже безнадежен! [[Ночь]]ю произошел перелом в [[болезнь|болезни]], повергший его в чрезвычайную слабость, начали делаться страшные приливы крови в голове, и от слабости отнялся [[язык (анатомия)|язык]]. Во втором часу утра, когда я там был, употребляли последние средства: облепили его горчицей и [[Шпанки|шпанскими мухами]], поставили за уши пиявки и обложили голову льдом. [[Доктор]]а объявили, что мало надежды. Сейчас (три четверти восьмого) прискакали сказать мне, что [[смерть|все кончилось]].<ref>''[[:w:Корф, Модест Андреевич|Корф М. А.]]'' барон. Записки. — М.: Захаров, 2003 г.</ref>|Автор=барон [[Модест Андреевич Корф|Модест Корф]], Из дневника, 11 февраля 1839 г.}}
 
{{Q|«Когда его раздевали и сажали в ванну, он сильно стонал, кричал, говорил, что это делают напрасно. Когда ставили пиявки, он повторял: „Не надо!“ Потом, когда они уже были поставлены, твердил: „Снимите пиявки, поднимите от рта пиявки!“ Его руку держали с силою, чтобы он их не касался».
Доктора[[Доктор]]а велели поставить, кроме пиявок, горчишники на конечности, потом мушку на затылок, лёд на голову и давать внутрь отвар [[алтей]]ного корня с [[лавровишня|лавровишневой]] водой. Обращение их было безжалостное: они распоряжались с ним, как с [[сумасшедший|сумасшедшим]], кричали перед ним, как перед [[труп]]ом. Приставали к нему, мяли, ворочали, поливали на голову какой-то едкий [[спирт]], и [[больной]] от этого стонал; спрашивали, продолжая поливать: «Что болит, [[Николай Васильевич Гоголь|Николай Васильевич]]? Говорите же!» Но тот стонал и не отвечал. За несколько часов до [[смерть|смерти]], когда он уже был почти в [[агония|агонии]], ему обкладывали всё тело горячим [[хлеб]]ом, при чём опять возобновился стон и пронзительный крик. Какое-то [[фантастика|фантастическое]] безобразие! Мы видели, впрочем, что во всей личности, в жизни Гоголя иногда мелькает это [[фантастика|фантастическое]], исполински-карикатурное, самое [[смех|смешное]] в самом страшном; и вот это же повторяется и в смерти.|Автор=[[Дмитрий Сергеевич Мережковский|Дмитрий Мережковский]], «[[s:Гоголь. Творчество, жизнь и религия (Мережковский)/Часть вторая/XIII|Гоголь. Творчество, жизнь и религия]]», 1906}}
 
== Пиявка в художественной прозе ==
{{Q|— Да, — прибавил {{comment|он|конректор Паульман}}, — бывают частые примеры, что некие фантазмы являются человеку и немало его беспокоят и мучат; но это есть телесная [[болезнь]], и против неё весьма помогают пиявки, которые должно ставить, с позволения сказать, к [[зад]]у, как доказано одним знаменитым уже умершим [[учёный|учёным]].|Автор=[[Эрнст Теодор Амадей Гофман]], «[[Золотой горшок]]», 1814|Комментарий=(вигилия вторая)}}
 
{{Q|Смотрела на изображение Клеопатры, искала в нем царицы, предпочитающей смерть [[унижение|унижению]], и видела только женщину с желтым опухлым лицом, в чертах которого не было никакого выражения, ни даже выражения [[боль|боли]]! По обнаженной руке ее ползет пиявка и пробирается прямо к плечу; этот смешной [[аспид]] не стоил великой чести уязвить [[царица|царицу]]. Можно положить в заклад свою голову, что ни один человек в мире не узнал бы в этом изображении царицы Египетской, и я узнала потому, что Засс сказал мне, показывая на нее рукою: «Вот славная [[Клеопатра]]!»<ref>Избранные произведения кавалерист-девицы [[Надежда Андреевна Дурова|Н. А. Дуровой]]. — М.: Московский рабочий, 1983 г.</ref>|Автор=[[Надежда Андреевна Дурова|Надежда Дурова]], «Кавалерист-девица», 1835}}
 
{{Q|— А ты, любезный, помолчал бы, — перебил [[помещик]]. — Вы, [[доктор]], знаете: ведь это он назначил пиявки к шее [[дочь|дочери]]; по его милости мы испортили [[артерия|артерию]]… Доктора пригласили в столовую закусить. Помещица осталась с дочерью в детской. [[Фельдшер]] тоже был в столовой.
Строка 24 ⟶ 30 :
 
{{Q|Тут нужен [[коммерция|коммерческий]] расчет; тут все надо поставить на другую ногу; выдержка нужна. [[Дворяне]] этого не соображают. Мы и видим сплошь да рядом, что они затевают суконные, бумажные и другие фабрики, а в конце концов ― кому все эти фабрики попадают в руки? Купцам. Жаль; потому [[купец]] ― та же пиявка; а только делать нечего.<ref>''[[Иван Сергеевич Тургенев|Тургенев И.С.]]'' «Накануне». «Отцы и дети». — М.: «Художественная литература», 1979 г.</ref>|Автор=[[Иван Сергеевич Тургенев|Иван Тургенев]], «Новь», 1877}}
 
{{Q|«Когда его раздевали и сажали в ванну, он сильно стонал, кричал, говорил, что это делают напрасно. Когда ставили пиявки, он повторял: „Не надо!“ Потом, когда они уже были поставлены, твердил: „Снимите пиявки, поднимите от рта пиявки!“ Его руку держали с силою, чтобы он их не касался».
Доктора велели поставить, кроме пиявок, горчишники на конечности, потом мушку на затылок, лёд на голову и давать внутрь отвар [[алтей]]ного корня с [[лавровишня|лавровишневой]] водой. Обращение их было безжалостное: они распоряжались с ним, как с [[сумасшедший|сумасшедшим]], кричали перед ним, как перед [[труп]]ом. Приставали к нему, мяли, ворочали, поливали на голову какой-то едкий [[спирт]], и [[больной]] от этого стонал; спрашивали, продолжая поливать: «Что болит, [[Николай Васильевич Гоголь|Николай Васильевич]]? Говорите же!» Но тот стонал и не отвечал. За несколько часов до [[смерть|смерти]], когда он уже был почти в [[агония|агонии]], ему обкладывали всё тело горячим [[хлеб]]ом, при чём опять возобновился стон и пронзительный крик. Какое-то [[фантастика|фантастическое]] безобразие! Мы видели, впрочем, что во всей личности, в жизни Гоголя иногда мелькает это [[фантастика|фантастическое]], исполински-карикатурное, самое [[смех|смешное]] в самом страшном; и вот это же повторяется и в смерти.|Автор=[[Дмитрий Сергеевич Мережковский|Дмитрий Мережковский]], «[[s:Гоголь. Творчество, жизнь и религия (Мережковский)/Часть вторая/XIII|Гоголь. Творчество, жизнь и религия]]», 1906}}
 
{{Q|Справа и слева неслись желтые песчаные [[танк]]и, набитые [[доброволец|добровольцами]], и один танк, выскочив на бархан, вдруг перевернулся, и люди стремглав посыпались с него, и тут мы выскочили из пыли, и Эрмлер вцепился в мое [[плечо]] и заорал, указывая вперед. И я увидел пиявок, сотни пиявок, которые крутились на солончаке в низине между [[бархан]]ами. Я стал стрелять, и другие тоже начали стрелять, а Эрмлер всевозился со своим самодельным ракетометателем и никак не мог привести его в действие. Все кричали и ругали его, и даже грозили побить, но никто не мог оторваться от [[карабин]]ов. Кольцо облавы смыкалось, и мы уже видели вспышки выстрелов с краулеров, идущих навстречу, и тут Эрмлер просунул между мной и водителем ржавую трубу своей [[пушка|пушки]], раздался ужасный рев и грохот, и я повалился, оглушенный и ослепленный, на дно краулера. [[Солончак]] заволокло густым черным [[дым]]ом, все машины остановились, а люди прекратили стрельбу и только орали, размахивая [[карабин]]ами. Эрмлер в пять минут растратил весь свой боезапас, краулеры съехали на солончак, и мы принялись добивать все живое, что здесь осталось после ракет Эрмлера. Пиявки метались между [[машина]]ми, их давили [[гусеница]]ми, а я все стрелял, стрелял, стрелял…|Автор=[[Аркадий и Борис Стругацкие]]. «Полдень. XXII век». 1967}}