Котлован (повесть): различия между версиями

 

{{Q|Пришлось мне обращаться к Генеральному [[прокурор]]у СССР, поскольку все та же несокрушимая В. Н. Занина констатировала: «Оснований для пересмотра приговора не усмотрено». Но еще год прошел, прежде чем получил я наконец ответ из [[чуваши|Чувашии]]: «Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по протесту первого заместителя Генерального прокурора РСФСР [[приговор]] суда изменила, исключила из обвинения Галочкина эпизоды, связанные с распространением произведений А. Платонова «Котлован» и М. Булгакова «[[Собачье сердце]]», и дело в этой части прекратила за отсутствием в его действиях состава [[преступление|преступления]]. В остальной части приговор оставлен без изменений».<ref name="Бакланов"/>|Автор =[[Григорий Яковлевич Бакланов|Григорий Бакланов]], «Жизнь, подаренная дважды», 1999}}

 

{{Q|''«В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчёт с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования»''. Это первое предложение повести «Котлован». Что-то здесь задевает [[сознание]]: какое-то закравшееся нарушение разворачивает его, как разворачивает ледяная кочка налетевшие на неё сани. Осознать, в чём оно, это что-то, пока ещё возможно, ― пока не сделан следующий шаг в глубину текста. Оно ― в словосочетании ''«тридцатилетие личной жизни»''; оно в том, что это словосочетание обладает той предельной избыточностью, которая и доводит [[язык]] до его собственных границ, туда, где брезжит иное, внеязыковое понимание [[смысл]]ов; и оно, наконец, в том, что это словосочетание на самом деле не несёт в себе никаких нарушений ― напротив, является не просто правильным, а сверхправильным, правильным до такой степени, в какой земные существа не нуждаются: для них было бы достаточно сказать ''«в день тридцатилетия Вощеву дали расчёт»''. Однако ''«в день тридцатилетия личной жизни…»'' более понятно ― более понятно для каких-то других существ, которые словно ничего не знают о жизни воплощённого мира и его обитателях, но зато хорошо знают, что жизнь вне воплощения, вне личины, вне личности ― не личная жизнь ― никакими тридцатилетиями не измеряется. Потому что [[жизнь]] в целом ― до и после личной ― [[время|времени]] не подвластна. «Ибо не было времени, когда бы я не существовал, равно как и ты, и эти владыки народов, и в будущем все мы не прекратим существовать», ― говорит «[[Бхагавадгита]]» голосом одного из таких существ.

''«В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нём и задумчивости среди общего темпа труда»''. В этом ― втором ― предложении «Котлована» уже нельзя указать, в чём именно сосредоточено то непостижимое что-то, которое с корнем выворачивает сознание из почвы земного бытия, сообщая ему о земном же бытии. ''Что-то'' ― здесь уже во всем и везде: в самом существе языка [[Андрей Платонов|Платонова]], которое обращено вовсе не к человеческому сознанию и изъясняется вовсе не с человеческими существами, а с существом равным себе или стоящим выше. Ему, этому высшему существу, показана жизнь в избранном сгустке вещества, который называется земным миром. И свойства именно его сознания, божественно безучастного, удалённого и всепринимающего, учитывает на каждом шагу существо языка Платонова, и в особенности там, где является [[смерть]], которая не представляет для этого сознания трагически значительного события...<ref>''[[:w:Отрошенко, Владислав Олегович|Владислав Отрошенко]]''. Эссе из книги «Тайная история творений». — М.: «Октябрь», №12, 2001 г. Журнальный зал в РЖ, «Русский журнал».</ref>|Автор=[[:w:Отрошенко, Владислав Олегович|Владислав Отрошенко]]. Эссе из книги «Тайная история творений», 2001}}

 

== Источники ==