Довид Кнут: различия между версиями

[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Русская литература в изгнании
→‎Цитаты о Довиде Кнуте: торопился жить
Строка 104:
 
{{Q|Однажды в «Хамелеоне» появился юноша с лицом [[олива|оливкового]] цвета, с черными как смоль вьющимися волосами ― настоящий [[цыган]]енок. Это был Довид Кнут. В первый же вечер он поднялся на невысокую эстраду и начал читать стихи из книги, странно озаглавленной «Моих тысячелетий», ― стихи о [[Бессарабия|бессарабских]] степях, о кочующих таборах цыган, о звенящих песках [[пустыня|пустыни]] и о женщине, имя которой было ― Сара. Поздно [[ночь]]ю мы вышли втроем: Довид, я и эта Сара, смуглая красавица с библейским лицом. Мы шли без цели, через спящий, всегда немного загадочный ночной [[Париж]], любовались гирляндами уличных фонарей, и где-то, на берегу [[Сена|Сены]], Довид снова начал читать стихи... <...> Довид Кнут считался уже известным [[поэт]]ом, о стихах его было написано немало хвалебных рецензий, а он занимался тем, что с утра до вечера развозил по городу на «трипортере», трехколесном [[велосипед]]е, какие-то товары, и этим зарабатывал на пропитание. Потом стало трудно, не хватило сил, и он поступил в мастерскую, красил шелковые шарфы-пушуары… В стихотворении «Благодарность» Кнут говорил о своей «дороге скудной», но это не так или относилось только к бытовой стороне его жизни, а по-настоящему [[душа]] его «рвалась и клокотала». Он любил жизнь во всех ее проявлениях, но больше всего любил [[поэзия|Поэзию]] ― именно с большой буквы. стихах Довида Кнута странно переплетались два мира: мир [[русские|русский]] и мир [[евреи|еврейский]], и всегда, постоянно, в душе поэта звучали эти две основные темы ― русская всечеловечность и голоса еврейских [[пророк]]ов, и обе эти темы как-то незаметно сливались. «Особенный, еврейско-русский воздух… Блажен, кто им когда-либо дышал».<ref name="Седых">''[[:w:Андрей Седых|Андрей Седых]]''. «Далёкие, близкие. Воспоминания». — М.: Захаров, 2003 г.</ref>|Автор=[[:w:Андрей Седых|Андрей Седых]], «Далёкие, близкие. Воспоминания», 1979}}
 
{{Q|Последней [[любовь]]ю его была [[Ариадна Скрябина]], дочь [[Александр Скрябин|композитора]], ― молоденькая, хрупкая, экзальтированная женщина, память о которой нужно бережно хранить: она отдала жизнь за други своя… Ариадна не знала полумер, не умела останавливаться на полпути. Она полюбила Довида Кнута, полюбила [[евреи|евреев]] и сама перешла в еврейство. Как все прозелиты, в своей новой вере она была необычайно страстна, порой даже нетерпима. Однажды Кнут пришел с ней в редакцию «Последних Новостей». Возник беспорядочный разговор, и кто-то рассказал в шутку еврейский анекдот. Как разволновалась Ариадна! Слезы брызнули из ее глаз. Мы с Довидом долго старались ее успокоить, а она все не могла простить нам этот еврейский анекдот. Несколько лет спустя, во время германской оккупации, она пошла с мужем в Резистанс <Движение Сопротивления>, где ей поручили переводить группы евреев в [[Швейцария|Швейцарию]]. Довид Кнут благополучно перевел свою группу, Ариадна попала в засаду, была схвачена милиционерами и на месте расстреляна. В последний раз мы встретились с Довидом в Париже, летом 49-го года. Встречались несколько раз. Говорили об Ариадне, о страшных годах. Кнут принес свою новую книгу «Избранные стихи», в которой собрал все лучшее, что написал, словно предчувствовал, что это будет последняя его книга, прощание с жизнью. Побывал он в [[Израиль|Израиле]], собирался туда снова вернуться. И мы, считавшие себя старыми парижанами, с удивлением признались друг другу, что Париж стал чужим. У одного дом был в [[Нью-Йорк]]е, у другого ― в [[Тель-Авив]]е. С гордостью и радостью Довид Кнут говорил о вновь открытой им прародине... <...> На последнее наше свидание в Париже он пришел не один. С ним была совсем молоденькая женщина, почти [[подросток]], с бледным, прозрачным лицом. И со смущенной улыбкой Довид сказал, что это ― его жена, актриса, и они едут вместе в Израиль. Кнут был из тех людей, которые абсолютно не выносят [[одиночество|одиночества]] и страшатся безлюбия. Жизнь продолжалась. Он очень торопился жить.<ref>''[[:w:Андрей Седых|Андрей Седых]]''. «Далёкие, близкие. Воспоминания». — М.: Захаров, 2003 г.</ref>|Автор=[[:w:Андрей Седых|Андрей Седых]], «Далёкие, близкие. Воспоминания», 1979}}
 
== Источники ==