Фёдор Кузьмич Сологуб: различия между версиями

[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
мелкий бес долой
обеляя Блока, чернить Сологуба
Строка 28:
— Почему же нельзя? — изумленно переспросил он.
— Они сами себя не любят, — холодно говорила Елена, — да и не за что. Они не понимают того, что одно достойно любви, — не понимают красоты. О красоте у них пошлые мысли, такие пошлые, что становится стыдно, что родилась на этой земли. Не хочется жить здесь.|Автор= из рассказа «Красота», 1904}}
 
 
{{Q|― Она придет. Он ждал. Все темнее становилось. Томила [[тоска]]. Мысли были неясны и спутаны. Голова кружилась. По телу пробегал озноб и жар. Думал: «Что она делает? Купила еды, пришла домой, голодных своих смертенышей кормит. Так и назвала их, ― смертеныши. Сколько их? Какие они? Такие же тихонькие, как и она, моя милая смерть? Исхудалые от недоедания, беленькие, боязливые. И некрасивые, и с такими же внимательными глазами, такие же милые, как она, моя милая, моя белая смерть. «Кормит своих смертенышей. Потом спать уложит. Потом сюда придет. Зачем?» И вдруг любопытство зажглось в нем. Придет, конечно.|Автор=из рассказа «Смерть по объявлению», 1908}}
Строка 111 ⟶ 110 :
 
{{Q|Сологуб? Не сяду в сани при луне, — И никуда я не поеду! Сологуб с его великолепным [[презрение]]м? Русский стремление к прижизненной славе считает либо презренным, либо смешным. Славолюбие: себялюбие. Славу русский поэт искони предоставляет военным и этой славе преклоняется.|Автор=[[Марина Ивановна Цветаева|Марина Цветаева]], «Герой труда» (Записи о Валерии Брюсове), 1925}}
 
{{Q|Весной 1921 года [[Анатолий Васильевич Луначарский|Луначарский]] подал в Политбюро заявление о необходимости выпустить за границу больных Сологуба и [[Александр Блок|Блока]]. Политбюро почему-то решило Сологуба выпустить, а Блока ― задержать. Узнав об этом, Луначарский написал в Политбюро истерическое письмо, в котором, хлопоча о Блоке, погубил Сологуба. Содержание письма было приблизительно таково: «Товарищи! Что вы делаете? Я просил за Блока и Сологуба, а вы выпускаете одного Сологуба, задерживая Блока, который ― поэт революции, наша [[гордость]], и о котором даже была статья в Times'е! А что такое Сологуб? Это наш враг, ненавистник пролетариата, автор контрреволюционного памфлета «[[Китай]]ская республика равных»… Дальше следовали инсинуации, которых я не хочу повторять. Зачем нужно было, обеляя Блока, чернить Сологуба ― тайна Луначарского.<ref name="Ходасевич">''[[Владислав Фелицианович Ходасевич|Ходасевич В.Ф.]]'' «Колеблемый треножник: Избранное» / Под общей редакцией [[w:Богомолов, Николай Алексеевич|Н.А.Богомолова]]. Сост. и подгот. текста В.Г. Перельмутера./ Москва, «Советский писатель», 1990 г.</ref>|Автор= [[Владислав Фелицианович Ходасевич|Владислав Ходасевич]], [[Зинаида Гиппиус]], «Живые лица», 1925}}
 
{{Q|Дух отлетел от него. И только в стихах своих был он прежним, одиноким, усталым, боялся жизни, «бабищи румяной и дебелой», и любил ту, чье имя писал с большой буквы ― [[Смерть]]. ― Смертерадостный, ― называли его. ― Рыцарь Смерти, ― называла я. Но и в стихах своих принялся он [[фокус]]ничать, играть пустяками. ''Белей лилей, алее [[лал]]а Была бела ты и ала.'' Я ему говорила, что это похоже на [[скороговорка|скороговорку]]: ''«Сшит колпак, да не по-колпаковски»'', и заставляла одного косноязычного поэта, не выговаривавшего букву «л», декламировать эти стихи. У него выходило: У него выходило: ''Бевей вивей, авее вава Быва бева ты и ава''. А о Смерти еще находил прежние слова и говорил о ней нежно. Она приходила и просила под окном, чтобы брат ее [[Сон]] открыл ей двери. Она устала. «Я косила целый день…» Она хотела накормить [[голод]]ных своих смертенышей…