Владимир Емельянович Максимов: различия между версиями

{{Q|Цитата=Честно говоря, многие [[год|годы]] я считал, что откровенный разговор о [[Александр Исаевич Солженицын|Солженицыне]] до [[время|времени]] неуместен, ибо он не просто отдельная личность или один из писателей, но и в определённой мере персонификация современной [[литература|литературы]], а может быть, и более того — всей нашей современной [[история|истории]]. По этой причине любой, даже сугубо [[эстетика|эстетический]] разговор вокруг его творчества неизбежно перерос бы в идеологическую полемику, где внелитературные страсти, по естественной инерции сложившейся в современном [[общество|обществе]] ситуации, возобладают над профессиональной сутью обсуждаемого предмета. Разрушительные последствия для русской [[литература|литературы]] трудно себе вообразить<...>

<...>И в эмиграции, и в метрополии сложилось достаточно устойчивое убеждение, причём не только у [[люди|людей]] пишущих, но и у многих читателей, что Солженицын-прозаик и Солженицын-публицист это два совершенно разных явления. Я же считаю, что Солженицын равен себе в обеих этих ипостасях, со всеми вытекающими отсюда потерями и приобретениями. К публицистическим приобретениям, например, я отнёс бы "Письмо вождям",

"Иван Денисович", "Матрёнин двор" и "Архипелаг ГУЛаг".

Я убеждён, что у него получилась бы неповторимая эпопея о Второй мировой войне, но, увы, его привлекла другая, к сожалению, мало подвластная ему тема<...>