Артист лопаты: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Новая страница: ««'''Артист лопаты'''» — третий сборник (цикл) Варлама Шаламова из 28 очерк…»
 
Нет описания правки
Строка 21:
— Дурак ты, — ответил священник, — ведь во сне-то я вижу…|Автор=«Крест», 1959}}
 
{{Q|Синие глаза выцветают. В детстве — васильковые, превращаются с годами в грязно-мутные, серо-голубые обывательские глазки; либо в стекловидные щупальцы следователей и вахтеров; либо в солдатские «стальные» глаза — оттенков бывает много. И очень редко глаза сохраняют цвет детства…|Автор=«Первый чекист», 1964}}
{{Q|Звякнул замок, дверь открылась, и поток лучей вырвался из камеры. В открытую дверь стало видно, как лучи пересекли коридор, кинулись в окно коридора, перелетели тюремный двор и разбились на оконных стеклах другого тюремного корпуса. Всё это успели разглядеть все шестьдесят жителей камеры в то короткое время, пока дверь была открыта. Дверь захлопнулась с мелодичным звоном, похожим на звон старинных сундуков, когда захлопывают крышку. И сразу все арестанты, жадно следившие за броском светового потока, за движеньем луча, как будто это было живое существо, их брат и товарищ, поняли, что солнце снова заперто вместе с ними.|Автор=«Первый чекист», 1964}}
 
{{Q|Звякнул замок, дверь открылась, и поток лучей вырвался из камеры. В открытую дверь стало видно, как лучи пересекли коридор, кинулись в окно коридора, перелетели тюремный двор и разбились на оконных стеклах другого тюремного корпуса. Всё это успели разглядеть все шестьдесят жителей камеры в то короткое время, пока дверь была открыта. Дверь захлопнулась с мелодичным звоном, похожим на звон старинных сундуков, когда захлопывают крышку. И сразу все арестанты, жадно следившие за броском светового потока, за движеньем луча, как будто это было живое существо, их брат и товарищ, поняли, что солнце снова заперто вместе с ними.|Автор=«Первыйтам чекист», 1964же}}
 
{{Q|— Самое главное — пережить Сталина. Все, кто переживут Сталина, — будут жить. Вы поняли? Не может быть, что проклятия миллионов людей на его голову не материализуются. Вы поняли? Он [[w:смерть Сталина|непременно умрёт]] от этой ненависти всеобщей. У него будет рак или ещё что-нибудь!|Комментарий=слова профессора медицины Я. М. Уманского в 1946 г.; начало упомянуто в «Курсах»|Автор=[[w:вейсманизм-морганизм|«Вейсманист»]], 1964}}
Строка 42 ⟶ 44 :
{{Q|Всё было привычно: паровозные гудки, двигавшиеся вагоны, вокзал, милиционер, базар около вокзала — как будто я видел только многолетний сон и сейчас проснулся. И я испугался, и холодный пот выступил на коже. Я испугался страшной силе человека — желанию и умению забывать. Я увидел, что готов забыть всё, вычеркнуть двадцать лет из своей жизни. И каких лет! И когда я это понял, я победил сам себя. Я знал, что я не позволю моей памяти забыть всё, что я видел. И я успокоился и заснул.|Автор=«Поезд», 1964}}
 
===РУР (1965)===
===РУР<ref>Рота усиленного режима, лагерная тюрьма.</ref> (1965)===
{{Q|Труд и смерть это синонимы, и синонимы не только для заключённых, для обречённых «врагов народа». Труд и смерть — синонимы и для лагерного начальства и для Москвы иначе не писали бы в «спецуказаниях», московских путёвках на смерть: «использовать только на тяжелыхтяжёлых физических работах».}}
 
{{Q|Нас повели к РУРу<ref>Рота усиленного режима, лагерная тюрьма.</ref>, но РУРа не оказалось на месте. Я увидел ещё живую землю, каменистую чернуючёрную землю, покрытую обугленными корнями деревьев, корнями кустарников, отполированными человеческими телами. Увидел черныйчёрный прямоугольник обугленной земли, одинаково резкий и среди бурной зелени короткого, страстного колымского лета, и среди мертвоймёртвой белой нескончаемой зимы. Чёрная яма от костров, след тепла, след человеческой жизни.
Яма была живая. Люди ворочали бревнабрёвна, торопились, ругались, и на моих глазах вставал омоложенный РУР, стены штрафного барака. Тут же нам объяснили. Вчера в общую камеру РУРа был посажен пьяный завмаг из бытовиков. Пьяный завмаг, разумеется, стены РУРа раскидал по бревну, всю тюрьму. Часовой не стрелял. Бушевал бытовик — часовые отлично разбирались в Уголовном кодексе, в лагерной политике и даже в капризах власти. Часовой не стрелял. Завмага увели и посадили в карцер при отряде охраны. Но даже завмаг-«бытовик», явный герой, не решился уйти из этой черной ямы. Он только раскидал стены. И вот сотня людей из пятьдесят восьмой, которой был набит РУР, бережно и торопливо восстанавливала свою тюрьму, возводила стены, боясь перешагнуть через край ямы, неосторожно ступить на белый, не запятнанный ещё человеком снег.
Пятьдесят восьмая торопилась восстановить свою тюрьму. Понукания, угрозы не были нужны.
Сто человек ютилось на нарах, на каркасе обломанных нар. Нар не было все накатины, все жерди, из которых были сложены нары — без одного гвоздя, гвоздь на Колыме дело дорогое, нары были сожжены блатарями, сидевшими в РУРе. Пятьдесят восьмая не решилась бы отломать и кусочка своих нар, чтобы согреть свое иззябшее тело, похожие на веревки иссохшие мускулы свои.}}