Викицитатник

Колымские рассказы: различия между версиями

Интерактивная навигация по истории
[досмотренная версия][досмотренная версия]
← Предыдущая правкаСледующая правка →
Содержимое удалено Содержимое добавлено
ВизуальныйВики-текст
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 31:
 
{{Q|Какой-то мудрый начальник, считаясь с арестантской психологией, распорядился выдавать одновременно либо селёдочные головы, либо хвосты. Преимущества тех и других были многократно обсуждены: в хвостиках, кажется, было побольше рыбьего мяса, но зато голова давала больше удовольствия. Процесс поглощения пищи длился, пока обсасывались жабры, выедалась головизна. Селёдку выдавали нечищеной, и это все одобряли: ведь её ели со всеми костями и шкурой. <…> поднос приближался, и наступала самая волнующая минута: какой величины обрезок достанется, менять ведь было нельзя, протестовать тоже, все было в руках удачи — картой в этой игре с голодом. Человек, которой невнимательно режет селёдки на порции, не всегда понимает (или просто забыл), что десять граммов больше или меньше — десять граммов, кажущихся десять граммов на глаз, — могут привести к драме, к кровавой драме, может быть. О слезах же и говорить нечего. Слезы часты, они понятны всем, и над плачущими не смеются.
Пока раздатчик приближается, каждый уже подсчитал, какой именно кусок будет протянут ему этой равнодушной рукой. Каждый успел уже огорчиться, обрадоваться, приготовиться к чуду, достичь края отчаяния, если он ошибся в своих торопливых расчетахрасчётах. Некоторые зажмуривали глаза, не совладав с волнением, чтобы открыть их только тогда, когда раздатчик толкнет его и протянет селёдочный паёк. Схватив селёдку грязными пальцами, погладив, пожав её быстро и нежно, чтоб определить — сухая или жирная досталась порция (впрочем, охотские селёдки не бывают жирными, и это движение пальцев — тоже ожидание чуда), он не может удержаться, чтоб не обвести быстрым взглядом руки тех, которые окружают его и которые тоже гладят и мнут селёдочные кусочки, боясь поторопиться проглотить этот крохотный хвостик. Он не ест селёдку. Он её лижет, лижет, и хвостик мало-помалу исчезает из пальцев. Остаются кости, и он жует кости осторожно, бережно жует, и кости тают и исчезают. Потом он принимается за хлеб — пятьсот граммов выдается на сутки с утра, — отщипывает по крошечному кусочку и отправляет его в рот. Хлеб все едят сразу — так никто не украдет и никто не отнимет, да и сил нет его уберечь. Не надо только торопиться, не надо запивать его водой, не надо жевать. Надо сосать его, как сахар, как леденец. Потом можно взять кружку чаю — тепловатой воды, зачернённой жжёной коркой.|Автор=«Хлеб», 1956}}
 
{{Q|… человек потому и поднялся из звериного царства, стал человеком, то есть существом, которое могло придумать такие вещи, как [[Архипелаг ГУЛАГ|наши острова]]<ref>Н. Лейдерман. [https://shalamov.ru/research/159/ «…В метельный, леденящий век»] // Урал. — 1992. — №3. — С. 173.</ref> со всей невероятностью их жизни, что он был физически выносливее любого животного|Автор=«Заклинатель змей», 1954}}
Строка 79:
 
{{Q|… кисть левой руки разогнулась. За полтора года работы на прииске обе кисти рук согнулись по толщине черенка лопаты или кайла и закостенели, как казалось Андрееву, навсегда. Во время еды рукоятку ложки он держал, как и все его товарищи, кончиками пальцев, щепотью, и забыл, что можно держать ложку иначе. Кисть руки, живая, была похожа на протез-крючок. Она выполняла только движения протеза. Кроме этого, ею можно было креститься, если бы Андреев молился богу. Но ничего, кроме злобы, не было в его душе. Раны его души не были так легко залечены. Они никогда не были залечены.
Но руку-то Андреев всё-таки разогнул. Однажды в бане пальцы левой руки разогнулись. Это удивило Андреева. Дойдёт очередь и до правой, ещё согнутой по-старому. И ночами Андреев тихонько трогал правую, пробовал отогнуть пальцы, и ему казалось, что вот-вот она разогнетсяразогнётся. Он обкусал ногти самым аккуратным образом и теперь грыз грязную, толстую, чуть размягчившуюся кожу по кусочку. Эта гигиеническая операция была одним из немногих развлечений Андреева, когда он не ел и не спал.
Кровавые трещины на подошвах ног уже не были такими болезненными, как раньше. Цинготные язвы на ногах ещё не зажили и требовали повязок, но ран оставалось все меньше и меньше — их место занимали сине-чёрные пятна, похожие на тавро, на клеймо рабовладельца, торговца неграми. Не заживали только большие пальцы обеих ног — там отморожение захватило и костный мозг, оттуда понемногу вытекал гной. Конечно, гноя было гораздо меньше, чем раньше, на прииске, где гной и кровь так натекали в резиновую галошу-чуню, летнюю обувь заключённых, что нога хлюпала при каждом шаге, как будто в луже.|Автор=там же}}
 
Строка 90:
* [[Ягоды (Шаламов)|Ягоды]]
 
==О цикле==
==О цикле==
{{Q|… почему «Колымские рассказы» не давят, не производят гнетущего впечатления, несмотря на их материал. Я пытался посмотреть на своих героев со стороны. Мне кажется, дело тут в силе душевного сопротивления началам зла, в той великой нравственной пробе, которая неожиданно, случайно для автора и для его героев оказывается положительной пробой.
Строка 115 ⟶ 114 :
 
{{Q|Иван Денисович, при всём своём рабском бесправии и мучениях, был ещё живым человеком, — как были ещё живыми людьми и его товарищи по несчастью. В «Колымских же рассказах» бродят какие-то тени, почти мертвецы, когда-то бывшие живыми: они обмениваются отрывочными замечаниями, ссорятся, бранятся, ненавидят один другого, как будто иногда даже цепляются за жизнь, — но это подлинно «мёртвые души», мёртвые, убитые непрестанным страхом и всё растущим отчаянием. Каторга в этих рассказах не только сделала, но и окончательно доделала своё дело…<ref>[https://shalamov.ru/critique/193/ Русская мысль. — 1967 (конец августа).]</ref>|Автор=[[Георгий Викторович Адамович|Георгий Адамович]], «Стихи автора „Колымских рассказов“», 1967}}
 
{{Q|И непосилен для одинокого пера весь объём этой истории и этой истины. Получилась у меня только щель смотровая на Архипелаг, не обзор с башни. Но к счастью, еще несколько выплыло и выплывет книг. Может быть, в «Колымских рассказах» Шаламова читатель верней ощутит безжалостность духа Архипелага и грань человеческого отчаяния.|Автор=[[Александр Солженицын]], [[Архипелаг ГУЛАГ (том 2)#Часть третья. Истребительно-трудовые|«Архипелаг ГУЛАГ», часть третья]], 1974}}
 
{{Q|Разрозненные публикации Шаламова равносильны тому, как если бы картину [[Рембрандт]]а разрезать на куски.<ref name="ло">Варлам Шаламов. Колымские рассказы. London, Overseas Publications, 1978.</ref><ref name="е15">В. В. Есипов. [https://shalamov.ru/critique/283/ Процесс умолчания], 2015.</ref>|Комментарий=о предыдущих зарубежных публикациях|Автор=[[w:Геллер, Михаил Яковлевич|Михаил Геллер]], предисловие к первому полному изданию сборника}}
Строка 136 ⟶ 137 :
И всё это забыто, быльём, как говорится, поросло. Не было, и точка. Потому и надо читать и перечитывать книги В. Шаламова, великого русского писателя. Это он воздвиг памятник на безвестной могиле миллионов ни в чём не повинных людей. Он, а не советская власть, утверждающая, что [[w:Никто не забыт, ничто не забыто|«Никто не забыт, ничто не забыто»]]. Честь ему поэтому и слава! На вечные времена!<ref name="тн"/>|Автор=[[Виктор Платонович Некрасов|Виктор Некрасов]], «Сталинград и Колыма (Читая Шаламова)», 1986}}
 
{{Q|<«[[w:Новый мир|«Новый мир»]]»> был в трудном положении: разрешив, по исключению, напечатать [[Один день Ивана Денисовича|повесть Солженицына]], «лагерной теме» поставили заслон. Была сочинена даже удобная теория: мол, Солженицыным сказано всё о лагерном мире, так зачем повторяться? <…>
Плотность этой прозы такова, что её можно было бы, по-видимому, связать с опытом Шаламова-поэта. А иной раз по дотошности подробностей она напоминает этнографический очерк. Но, может быть, некоторая сдержанность и суровость, непоказной аскетизм её от того, что «об этом» было бы просто стыдно рассказывать более «художественно», затейливо и кудряво. <…>
Шаламов чувствовал за собой призвание Нестора-летописца колымского народа, составившего не этническую, но социальную общность.<ref>[http://www.booksite.ru/fulltext/1sh/ala/mov/31.htm Предисловие к публикации «Колымских рассказов»] // Знамя. — 1989. — № 6.</ref>|Комментарий=рукописи всех 33 рассказов были в редакции 1,5 года до середины 1964<ref name="во"/><ref name="е15"/>|Автор=[[w:Лакшин, Владимир Яковлевич|Владимир Лакшин]], «Не уставал вспоминать…», 1989}}
Источник — https://ru.wikiquote.org/wiki/Колымские_рассказы