Александр Иванович Герцен: различия между версиями

[непроверенная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 24:
 
=== Былое и думы ===
{{catmain|Былое и думы}}
{{Q|Народ русский отвык от смертных казней: Мировича, казнённого вместо Екатерины II, после Пугачева и его товарищей не было казней; люди умирали под кнутом, солдат гоняли (вопреки закону) до смерти сквозь строй, но смертная казнь de jure не существовала.|Автор=«Былое и думы» (часть первая. Глава III.)}}
{{Q|Николай ввёл смертную казнь в наше уголовное законодательство сначала беззаконно, а потом привечал её к своему своду.|Автор=«Былое и думы» (часть первая. Глава III.)}}
{{Q|Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперёд. Это я думал, глядя на Полевого, глядя на Пия IX и на многих других! |Автор=«Былое и думы» (часть первая. Глава VII)}}
{{Q|Чтобы знать, что такое русская тюрьма, русский суд и полиция, для этого надобно быть мужиком, дворовым, мастеровым или мещанином. |Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава IX.)}}
{{Q|Таков беспорядок, зверство, своеволие и разврат русского суда и русской полиции, что простой человек, попавшийся под суд, боится не наказания по суду, а судопроизводства.|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава IX.)}}
{{Q|Пётр III уничтожил застенок и тайную канцелярию Екатерина II уничтожила пытку. Александр II ещё раз её уничтожил. |Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава IX.)}}
{{Q|Для узкого мстительного взгляда Николая люди раздражительного властолюбия и грубой беспощадности были всего пригоднее, по крайне мере всего симпатичнее.|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава XIII.)}}
{{Q|Какие чудовищные преступления безвестно схоронены в архивах злодейского, безнравственного царствования Николая! Мы к ним привыкли, они делались обыденно, делались как ни в чём не бывало, никем не замеченные, потерянные за страшной далью, беззвучно заморенные в немых канцелярских омутах или задержанные полицейской цензурой.|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава XIII.)}}
{{Q|Что и чего не производит русская жизнь!|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава XIV.)}}
{{Q|Власть губернатора вообще растёт в прямом отношении расстояния от Петербурга, но она растёт в геометрической прогрессии в губерниях, где нет дворянства, как в Перми, Вятке, Сибири.|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава XIV.)}}
{{Q|Удушливая пустота и немота русской жизни, странным образом соединённая с живостью и даже бурность характера, особенно развивает в нас всякие юродства.|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава XIV.)}}
{{Q|В канцелярии было человек двадцать писцов. Большей частью люди были без малейшего образования и без всякого нравственного понятия - дети писцов и секретарей, с колыбели привыкнувшие считать службу средством приобретения, а крестьян - почвой, приносящей доход, они продавали справки, брали двугривенные и четвертаки, обманывали за стакан вина, унижались, делали всякие подлости.|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава XIV.)}}
{{Q|Долгое, равномерное преследование не в русском характере, если не примешивается личностей или денежных видов; и это совсем не от того, чтоб правительство не хотело душить и добивать, а от русской беспечности, от нашего laiser-aller (небрежности (фр.)). Русские власти все вообще неотесанны, наглы, дерзки, на грубость с ними накупиться очень легко, но постоянное доколачивание людей не в их нравах, у них на это недостаёт терпения, может, оттого, что оно не приносит никакого барыша.|Автор=«Былое и думы» (часть вторая. Глава XIV.)}}
{{Q|По мере того, как война забывалась, патриотизм этот утихал и выродился наконец, с одной стороны, в подлую, циничную лесть "Северной пчелы", с другой - в пошлый загоскинский патриотизм, называвший Шую - Манчестером, Шебуева - Рафаэлем, хвастающий штыками и пространством от льдов Торнео до гор Тавриды...|Автор=«Былое и думы» (часть четвёртая. Глава XXX. Не наши.)}}
{{Q|Встреча московских славянофилов с петербургским славянофильством Николая была для них большим несчастьем.|Автор=«Былое и думы» (часть четвёртая. Глава XXX. Не наши.)}}
{{Q|Для того чтоб отрезаться от Европы, от просвещения, от революции, пугавшей его с 14 декабря, [[Николай I|Николай]], с своей стороны, поднял хоругвь православия, самодержавия и народности, отделанную им на манер прусского штандарта и поддерживаемую чем ни попало - диким романами Загоскина, дикой иконописью, дикой архитектурой, Уваровым, преследованием униат и ''Рукой всевышнего отечества спасла''.|Автор=«Былое и думы» (часть четвёртая. Глава XXX. Не наши.)}}
{{Q|"Письмо" [[Чаадаев|Чаадаева]] - безжалостный крик боли и упрека [[Петр I|петровской]] России, она имела право на него: разве эта среда жалела, щадила автора или кого-нибудь?|Автор=«Былое и думы» (часть четвёртая. Глава XXX. Не наши.)}}
{{Q|[[Аксаков, Константин Сергеевич|Аксаков]] остался до конца жизни вечным восторженным и беспредельно благородным юношей; он увлекался, был увлекаем, но всегда был чист сердцем.|Автор=«Былое и думы» (часть четвёртая. Глава XXX. Не наши.)}}
{{Q|Впрочем, "Москвитянин" выражал преимущественно университетскую, доктринерскую партию славянофилов. Партию эту можно назвать не только университетской, но и отчасти правительственной. Это большая новость в русской литературе. У нас рабство или молчит, берёт взятки и плохо знает грамоту, или, пренебрегая прозой, берёт аккорды на верноподданнической лире.|Автор=«Былое и думы» (часть четвёртая. Глава XXX. Не наши.)}}
{{Q|После Июньских дней я видел. что революция побеждена, но верил ещё в побеждённых, в падших, верил в чудотворную силу мощей, в их нравственную могучесть. В Женеве я стал понимать яснее и яснее, что революция не только побеждена, но что она должна была быть побеждённой.|Автор=«Былое и думы» (часть пятая. Глава I. In pianto.)}}
{{Q|Я знаю, что моё воззрения на Европу встретит у нас дурной приём. Мы, для утешения себя, хотим другой Европы и верим в неё так, как христиане верят в рай. Разрушать мечты вообще дело неприятное, но меня заставляет какая-то внутренняя сила, которой я не могу победить, высказывать истину - даже в тех случаях, когда она мне вредна.|Автор=«Былое и думы» (часть пятая. Глава II. Post Scriprum.)}}
{{Q|Под влиянием мещанства всё переменилось в Европе. Рыцарская честь заменилась бухгалтерской честностью, изящные нравы - нравами чинными, вежливость - чопорностью, гордость - обидчивостью, парки - огородами, дворцы - гостиницами, открытыми для всех (то есть для всех, имеющих деньги).|Автор=«Былое и думы» (часть пятая. Глава II. Post Scriprum.)}}
{{Q|Тюрьма и ссылка необыкновенно сохраняют сильных людей. если не тотчас их губят; они выходят из неё, как из обморока, продолжая то, на чём они лишились сознания.|Автор=«Былое и думы» (часть седьмая. Глава IV. Бакунин и польское дело.)}}
{{Q|Не от его ([[Бакунин, Михаил Александрович|Бакунина]]) побега, как говорили, стало хуже политическим сосланным, а от того, что времена стали хуже, люди стали хуже.|Автор=«Былое и думы» (часть седьмая. Глава IV. Бакунин и польское дело.)}}
{{Q|Четырнадцатое декабря 1825 было следствием дела, прерванного двадцать первого января 1725 года. Пушки Николая были равно обращены против возмущения и против статуи; жаль, что картечь не расстреляла медного Петра…|Автор=}}
{{Q|Один из самых печальных результатов [[Пётр I|петровского]] [[w:Петр I#Воцарение Петра I|переворота]] — это развитие [[чиновник|чиновнического]] сословия. Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме «служения», ничего не знающий, кроме канцелярских форм, он составляет какое-то гражданское духовенство, священнодействующее в судах и полициях и сосущее кровь народа тысячами ртов, жадных и нечистых.|Автор=}}
{{Q|Для того чтоб человеку образумиться и прийти в себя, надобно быть гигантом; да, наконец, и никакие колоссальные силы не помогут пробиться, если быт общественный так хорошо и прочно сложился, как в [[Японцы|Японии]] или [[Китайцы|Китае]]. С той минуты, когда [[младенец]], улыбаясь, открывает [[глаза]] у груди своей матери, до тех пор, пока, примирившись с [[совесть]]ю и богом, он так же спокойно закрывает глаза, уверенный, что, пока он соснёт, его перевезут в обитель, где нет ни плача, ни воздыхания, ― всё так улажено, чтоб он не развил ни одного простого понятия, не натолкнулся бы ни на одну простую, ясную [[мысль]]. Он с молоком матери сосёт [[дурман]]; никакое чувство не остаётся не искажённым, не сбитым с естественного пути. [[Школа|Школьное]] воспитание продолжает то, что сделано дома, оно обобщает оптический [[обман]], книжно упрочивает его, теоретически узаконивает традиционный хлам и приучает [[дети|детей]] к тому, чтоб они знали, не понимая, и принимали бы названия за определения. Сбитый в понятиях, запутанный словами, человек теряет чутьё [[истина|истины]], вкус [[природа|природы]]. Какую же надобно иметь силу мышления, чтоб заподозрить этот нравственный чад и уже с кружением головы броситься из него на чистый воздух, которым вдобавок стращают всё вокруг!<ref>''А.И. Герцен'', «Былое и думы» (часть шестая). Вольная русская типография и журнал «Колокол» (1866)</ref> |Автор=}}
{{Q|Перед ним стоял [[савояр]], полунагой и босой мальчик лет двенадцати, Головин бросал ему гроши и за всякий грош стегал его по ногам; савояр подпрыгивал, показывая, что очень [[боль]]но, и просил ещё.<ref> А,И. Герцен, «Былое и думы» (часть седьмая). Вольная русская типография и журнал «Колокол» (1866)</ref> |Автор=«Былое и думы»}}
 
=== Скуки ради ===