Алмазный мой венец: различия между версиями

'''«Алма́зный мой вене́ц»''' (годы написания 1975—1977) — книга воспоминаний [[Катаев, Валентин Петрович|Валентина Катаева]], написания в 1975—1977 годах.

{{Q|Алмазный мой венец … таким образом, оставив далеко и глубоко внизу [[февраль]]скую вьюгу, которая лепила мокрым [[снег]]ом в переднее стекло автомобиля, где с трудом двигались туда и сюда стрелки стеклоочистителя, сгребая мокрый снег, а встречные и попутные машины скользили юзом по окружному шоссе, мы снова отправились в погоню за вечной весной… В конце концов, зачем мне эта вечная [[весна]]?<ref name="Трава">Катаев В. «Трава забвенья». — М.: Вагриус, 1997 г.</ref>|АвторКомментарий=начало}}

― Как угодно.<ref name="Трава"></ref>|Автор=}}

{{Q|Между поэтами [[дружба]] — это не что иное как вражда, вывернутая наизнанку.|Автор=}}

{{Q|Писатели восемнадцатого века — да и семнадцатого — были в основном повествователи. Девятнадцатый век украсил голые ветки повествования цветными изображениями. Наш век — победа изображения над повествованием. Изображение присвоили себе таланты и гении, оставив повествование остальным. [[Метафора]] стала богом, которому мы поклоняемся. В этом есть что-то языческое. Мы стали язычниками. Наш бог — материя… Вещество… Но не пора ли вернуться к повествованию, сделав его носителем великих идей?|Автор=}}

{{Q|Нас окружает больше предметов, чем это необходимо для существования.|Автор=}}

{{Q|У всех у нас в душе была украденная Джоконда.|Автор=}}

{{Q|Как странно, даже противоестественно, что в мире существует порода людей, отмеченных божественным даром жить только [[воображение]]м. Мы были из этой породы. Подобно донне Анне, скрестившей на сердце руки, мы видели неземные сны, но, проснувшись, тотчас забывали их. Забытые сновидения, как призраки, являлись в наших стихах, и трудно было понять, из каких глубин сознания они взялись.|Автор=}}

{{Q|В Париже всегда осенний сезон ознаменован появлением какого-нибудь гения, о котором все кричат, а потом забывают. Я сделался свидетелем недолгой славы Брунсвика. Кажется, его звали именно так, хотя не ручаюсь. ''<...…>'' Его студия, вернее довольно запущенный сарай в глубине небольшого садика, усеянного разбитыми или недоконченными скульптурами, всегда была переполнена посетителями, главным образом приезжими англичанами, голландцами, американцами, падкими на знакомства с парижскими знаменитостями. Они были самыми лучшими покупателями модной живописи и скульптуры. У Брунсвика (или как его там?) не было отбоя от покупателей и заказчиков. Он сразу же разбогател и стал капризничать: отказываться от заказов, разбивать свои творения. ''<...…>'' Он поносил Родена[[Роден]]а и [[w:Бурдель, Эмиль Антуан|Бурделя]], объяснял упадок современной скульптуры тем, что нет достойных сюжетов, а главное, что нет достойного материала. Его не устраивали ни медь, ни бронза, ни чугун, ни тем более банальный мрамор, ни гранит, ни бетон, ни дерево, ни стекло. Может быть, легированная сталь? — да и то вряд ли. Он всегда был недоволен своими шедеврами и разбивал их на куски молотком или распиливал пилой. Обломки их валялись под ногами среди соломенных деревенских стульев. Это еще более возвышало его в глазах ценителей. «Фигаро» отвела ему две страницы. На него взирали с обожанием, как на пророка.|Автор=}}

[[Категория:ПрозаическиеМемуары произведенияи автобиографии]]