Сергей Донатович Довлатов: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м сам уже забыл Левицкого
Строка 5:
{{Q|подонкизм<ref>Игорь Смирнов. Творчество до творчества // Звезда. — 1994. — №3.</ref>}}
 
{{Q|К [[страх]]у привыкают лишь трусы.<ref name="а93">А. Арьев. Наша маленькая жизнь // Сергей Довлатов. Собрание прозы в 3 томах. Т. 1. — СПб: Лимбус-пресс, 1993.</ref>|Комментарий=слова в 1960-х}}
 
{{Q|Главная моя цель — писать не быстрее, а медленнее. Лучше всего было бы высекать слова на камне — не чтобы навечно, а чтобы не торопясь.<ref>Александр Генис, «Довлатов и окрестности» («All that jazz», 1), 1998.</ref>|Комментарий=1980-е}}
Строка 29:
{{Q|Полнолуние мятной таблетки…|Автор=«Жизнь коротка», 1988}}
 
{{Q|— Юношеский сборник Левицкого<!--герой этого рассказа--> у меня есть. К сожалению, он не продаетсяпродаётся. Готов обменять его на четырехтомникчетырёхтомник [[Осип Мандельштам|Мандельштама]].
В результате состоялся долгий тройной обмен. Регина достала кому-то заграничный слуховой аппарат. Кого-то устроили по блату в Лесотехническую академию. Кому-то досталось смягчение приговора за вымогательство и шантаж., ещё кому-то — финская облицовочная плитка. На последнем этапе фигурировал четырёхтомник Мандельштама. (Под редакцией [[w:Филиппов, Борис Андреевич|Филиппова]] и [[w:Струве, Глеб Петрович|Струве]].)|Автор=там же}}
 
{{Q|Последний раз я видела этого несносного мальчика в тридцать четвёртом году. Мы встретились на премьере [[w:Тангейзер (опера)|«Тангейзера»]]. Он, помнится, сказал:
Строка 98:
В Париже рассказывают такой анекдот. Синявская покупает метлу в хозяйственной лавке. Продавец спрашивает:
— Вам завернуть или сразу полетите?..
Кажется, анекдот придумала сама [[w:Розанова, Мария Васильевна||Марья Васильевна]]. [[Юз Алешковский|Алешковский]] клянётся, что не он. А больше некому…|Комментарий=в мае 1981 г. в Лос-Анджелесе проходила международная конференция «Русская литература в эмиграции: Третья волна», она описана также в [[Филиал (повесть)|«Филиале»]]|Автор=«Литература продолжается. После конференции в Лос-Анжелесе», 1982}}
 
{{Q|[[Эдуард Лимонов|Лимонов]] — талантливый человек, современный русский нигилист. [[Это я — Эдичка|Эдичка]] Лимонова — прямой [[базаров]]ский отпрыск. Порождение бескрылого, хамского, удушающего материализма.|Автор=там же}}<!--трюизм?-->
 
{{Q|[[Юмор]] — инструмент познания жизни: если ты исследуешь какое-то явление, то найди, что в немнём смешного, и явление раскроется тебе во всей полноте. Ничего общего с профессиональной юмористикой и желанием развлечь читающую публику всё это не имеет.<ref>А. Генис, «Довлатов и окрестности» («Смех и трепет», 4).</ref>|Комментарий=газетная заметка 1980-х; его теория юмора}}
 
{{Q|[[Антисемитизм]] — лишь частный случай зла, я ни разу в жизни не встречал человека, который был бы антисемитом, а во всём остальном не отличался бы от нормальных людей.<ref>А. Генис, «Довлатов и окрестности» («Щи из „боржоми“», 4).</ref>}}
Строка 115:
 
{{Q|Именно в эту пору, когда [[Хемингуэй]] завоевал журналы и издательства, сцену и кинематограф, русское общество начало охладевать к своему кумиру. Любовь к нему перестала быть личной, интимной, полузапретной, она стала общей, дозволенной, массовой, а не это ли верный признак угасания чувств? <…>
Хемингуэй был нашим кумиром, его не только любили как писателя, но и старались жить по его образцам, и потому разочарование в немнём было особенно сильным, ведь по-настоящему презирать и ненавидеть человек способен лишь собственные слабости и грехи.|Автор=«Папа и блудные дети», 1984}}
 
{{Q|Алкаши подвижны, издёрганы, суетливы. Алкаши руководствуются чёткой, хоть и презренной целью. Наши же герои полны умиротворения и спокойствия… Помню, спросил я одного знакомого бомжа:
Строка 158:
«Загадочное, типично советское, неведомое цивилизованному миру явление, при котором низкое качество является железным условием высокого заработка».<ref name="св"/>|Автор=«Трудное слово»}}
 
{{Q|Я долго размышлял над загадкой личности [[Валентин Петрович Катаев|Катаева]]. Какие силы заставляют этого человека добровольно совершить то, от чего всеми правдами и неправдами уклоняются другие, причемпричём — не диссиденты, не герои, а нормальные рядовые люди, которые не желают быть пугалом в глазах окружающих.
Я пребывал в недоумении, пока один из друзей-литераторов не объяснил мне.
— Пойми, — сказал он, — Катаев действует искренне. Когда он участвует в травле [[Солженицын]]а или [[Андрей Сахаров|Сахарова]], он действует, как это ни жутко звучит, по велению сердца… Сделай опыт, — продолжал мой друг, — поставь себя на место Катаева. Ведь он рассуждает примерно так. «Литературных дарований у меня от природы не меньше, чем у Солженицына. Во всяком случае наши таланты соизмеримы. При этом Солженицын лет восемь сидел в тюрьме, переболел раком, писал что ему вздумается, клал на все литературное начальство, и в результате — у него мировая известность, Нобелевская премия, поместье в Вермонте, и фотографии этого типа красуются на первых страницах западных газет, а я, Катаев, всю жизнь служил режиму, коверкал свои произведения, наступал на горло собственной песне, сочинял всякое конъюнктурное барахло вроде романа «Время, вперед!», и в результате, что у меня есть? Коллекция зажигалок, машина и дача в Переделкине, которую в любой момент начальство может отобрать!..» Вот и подумай, — продолжал мой друг, — как ему не ненавидеть Солженицына?!»Ведь это явная несправедливость! Солженицыну, понимаешь, все, а мне, Катаеву, ничего?!. Так я хотя бы в «Правде» оттяну его как следует…»
Строка 199:
 
{{Q|В случае интервенции разразится огромный скандал. И дело не в сопротивлении поляков. Активного сопротивления не будет. Польские рабочие не вооружены. Армия в лучшем случае разойдется по домам. Всё ограничится незначительными диверсионными актами.
Советские власти — если они решатся на это — захватят Польшу мгновенно. ПричемПричём без особого кровопролития.
И тут начнётся самое ужасное.
Когда-то [[Лех Валенса|Валенса]] произнёс очень серьёзную фразу: