ДиЛЕМмы: различия между версиями

Содержимое удалено Содержимое добавлено
1) не переведено 31; 2) б.ч. научно-поп. эссе довольно тривиальны
(нет различий)

Версия от 07:29, 14 сентября 2016

«ДиЛЕМмы» (польск. DyLEMaty) — авторский сборник Станислава Лема2003 года, куда вошли философские, футуристические и научно-популярные статьи и эссе, опубликованные в еженедельниках «Tygodnik powszechny», «Przekrój» и ежемесячнике «Odra» в 1992-2003 гг.

Цитаты

Политическое благоразумие

Polityczne rozsady
  •  

Мы знаем также о работе Путина в качестве резидента КГБ в Германской Демократической Республике; это было очень интересное место, где можно было научиться всему — кроме того, чем является демократия. <…>
Что Путин думает о вопросах экономики? Осмелюсь сказать, что ничего не думает, поскольку абсолютно не знает, что в этой области сделать. Его таинственность — это молчание незнания, а не затаивание изготовившегося к прыжку тигра. <…>
Я узнаю, что в честь Путина один из постсоветских подводных кораблей запустил трансконтинентальную ракету, разумеется, без атомной боеголовки. Такой символический жест должен иметь для нас значение. <…> я хотел бы, чтобы в нашем обществе исчезли убеждения, согласно которым самыми страшными вредителями для Польши являются души давно убитых евреев… Следовало бы немного поинтересоваться тем, что делается за нашей восточной границей, которая небезосновательно называется «восточной стеной»; это всегда означало место, за которым дальше нет уже ничего, головой об стену.
Соседей мы не поменяем, а Польша расположена — это досадно — между двумя вулканами: немецким на западе и российским на востоке. Российский вулкан тихо булькает, немецкий счастливо погас, его кратер мёртв, хотя вместе с тем со стороны Германии мы не должны уже ожидать никаких особых привилегий, как в эпоху Коля. Наоборот, немцы проявляют большую готовность, чтобы нас не замечать. <…> щупальца, протягиваемые немецкими политиками в сторону Москвы, явно заметны. Социал-демократ Шрёдер очень хотел бы немного разлюбить Польшу и больше полюбить Россию. <…>
Я считаю, что период, когда манифестации могли иметь какое-либо значение, давно прошел. <…> Безвозвратно минула эпоха магической веры в силу слова, произнесённого вопреки цензурно-политическим правилам. <…>
Это прозвучит неприятно, но хаос в России был нам более на руку, чем попытки более чёткого руководства этой страной.
На Востоке не появилась какая-то особенная посткоммунистическая формация, мы скорее наблюдаем запоздалую постцарскую икоту. — перевод: В. И. Язневич, 2012

  — «Беспокойство» (Niepokoje), 2000
  •  

Различные варианты реализации так называемой стратегической оборонной инициативы США уже многократно анализировались на страницах научных и специальных американских периодических изданий. Все эти попытки и проекты выявляли бесполезность такой концепции.
Единственный смысл, который может быть в её реализации — это вынудить вероятных противников США участвовать в самоубийственном соперничестве в наращивании ракетно-спутниковой мощи. Такое соперничество принесло уже результаты в виде ослабления потенциала СССР, внесло вклад в его распад. Всякое возобновление такой гонки будет неслыханно дорогим для всех антагонистов, а воплощение в жизнь поговорки «пока толстый сохнет, худой сдохнет» может привести мир в непредсказуемо угрожающее положение. — парафраз из гл. XI «Гласа Господа»; перевод: В. И. Язневич, 2001

  — «Сферомахия» (Sferomachia), 2001

В потопе слов

W potopie słów
  •  

Порой у меня складывалось впечатление, что молодой [польский] прозаик ведёт себя по отношению к языку так, как каратист по отношению к противнику. В итоге его язык скорее оксиморичный, поскольку он одновременно лирический и грубый, слегка заумный и небрежный, светлый и тёмный. Очень часто это означает, что фабульная проза, то есть имеющая свой развивающийся сюжет, оказывается необычной своей несвязностью до такой степени, что (зная большое количество текстов, написанных шизофрениками) я уверен: любой психиатр был бы склонен приписать таким сочинениям происхождение из анормального источника. Это, пожалуй, довольно отчаянные и напрасные попытки придать оригинальность авторского отпечатка повествованию по сути своей банальному. <…> Одним словом, я считаю очень многие тексты нечитабельными вследствие скрытого в них авторского замысла, заключающегося именно в том, чтобы мнимой или формальной чудовищностью текстов вынудить к чтению. <…>
Со своей стороны, у всех молодых людей, навещающих меня лично или через свои тексты, я стараюсь отбить желание от вступления на литературную стезю, которая очень ухабиста, и я также знаю, что при этом речь идёт об очень интенсивно переживаемой и активизирующейся привычке, подобной всякому трудному восхождению на скалу. В литературе вообще ставкой, в отличие от альпинизма, не является жизнь, но затраты бывают огромными, и как и на вершины можно взбираться при помощи лебёдок и канатных дорог, так же и популярность можно легко заработать с помощью приспособлений, рождающих бестселлеры, которые, как правило, единовременно освещают вспышками финансовый небосклон автора.[1]

  — «Поэзия и проза молодых» (RS XCI), 2000
  •  

Американские мультимедийные концерны производят всё больше продукции, предназначенной для взрослых, применяя всё больше технических средств во всё более жестоких стереотипных сюжетах. В последнее время нам пытаются показать, что пришельцы из звёздных цивилизаций занимаются исключительно электронно совершенными формами человекоубийства. Также и земные экспедиции не могут во Вселенной столкнуться ни с кем, кроме как с вооруженными лазерными зубами чудовищами и монстрами, из суммирования же этих технически изощрённых и содержательно смертоносных усилий следует всё более радикальное сокращение массовой культуры до панкосмических войн, очень часто заканчивающихся обычным мордобоем.

  — там же
  •  

Удивительно, как долго общественность, жаждущая эстетических впечатлений, представленных во многих областях искусства, была готова молча прохаживаться среди экспонатов пластики, напоминающих окаменевшие прозекторские экспонаты или коллекции поточенных червём лишаёв. Только человек очень наивный мог бы думать, что, кроме мочи, волос, прилепленных спермой к стеклу, как и огромного количества кала, ничего уже больше от современного пластического искусства ожидать нельзя. Не будь наивным, Дорогой Читатель. Недавно я читал о новой выставке, которая где-то, кажется в Париже, открыла свои двери. Вся её умеренная искренняя инновация заключается в том, что, кроме пола, стен с окнами и потолка, ничего в залах увидеть нельзя, поскольку они абсолютно пусты. Творчество этого рода, как нам истолковано, сводится к тому, что жаждущий контакта с искусством посетитель оказывается полностью освобожден от осмотра того, что хочется какому-то там творцу, поскольку в светлой пустоте всех стен и потолков он может вообразить, что ему только заблагорассудится.
Однако не следует думать, погружаясь в безобидную задумчивость, что таким способом постмодернизм дошел до окончательного предела. Его преемником будет действительно пустой зал, но прикидывающийся, что он имеет какой-то пространственный дальнейший ход. По сути, щель в полу, ловко, ибо артистически, замаскированная, приведет к тому, что каждый любитель эстетики XXX столетия упадёт с надлежащей высоты между спиралями или ножами огромной машины, которая является гигантски увеличенной мясорубкой. После этого долго продолжающегося развлечения, разрывающего человеческие тела, все те, кто ещё в нём не участвует, смогут досыта наслаждаться видом настоящего месива кровавых останков, забавного, равномерно перемалываемого и выбрасываемого вращающимися валками. Я не могу также исключить возникновения реинкарнационного людоедства как суперпостмодернизма. <…>
Воцарилась совсем неизвестная до сих пор и небывалая эпоха свободы, при которой, вероятно, на закате тысячелетия уже можно будет не только делать ближнему то, что ему неприятно, но так же съесть его запеченного или сырого при сохранении абсолютной безнаказанности, поскольку все будут есть всех только виртуально. Об этих прекрасных виртуальных виртуальностях можно много узнать из прессы, которая тоже станет виртуальной. Поскольку из старой анатомии и патологии нам известно явление, называемое проникновением, всякая виртуальная реальность сможет проникать в виртуальности следующего уровня, процесс этот будет идти всё дальше и дальше, а согласно известным парадоксам теории множеств Кантора — в бесконечность и даже в несчетную бесконечность. Только счастливчики, к которым принадлежу и я, не доживут до тех крутых времен супергиперпостмодернизма, который оставит за собой отброшенных в пренебрежении всяких Вермеров, Кранахов и прочие глупости. <…> Что же касается меня, из постмодернистского поезда я высадился на станции Иеронима Босха, и никакая сила меня с этого места не сдвинет.[1]

  — «Прелести постмодернизма III» (RS CI), 2001
  •  

Сегодня творец вынужден выражаться со скоростью пулемёта. Это вроде бы началось на территории большого экономическо-технического ускорения, то есть в США <…>. Просто экспрессное ускорение вытесняет из традиционно пространного (многословного) повествования его разнообразные эховые звучания и обертоны. Образно говоря, выходит почти так, будто бы мы имеем дело с задачей, основанной на дескрипции бушующего пожара, пожирающего человеческое имущество и богатства природы, а следовательно, феномена-катаклизма, согласно которому трудно себе позволить какое-либо задумчивое, склонное к размышлениям многогранное живописное изображение. Следует, пожалуй, крикнуть «горит!», а все остальное предоставить догадливости потребителя. Однако как названные, так и неназванные составляющие, оказывающие такое давление на крупное культурное производство в мире, вызывая ускорение предложения и спроса, одновременно разоряют повествование, сужая его информационную многомерность и глубину.[1]

  — «Прелести постмодернизма IV» (RS CIII), 2001
  •  

… в Польше господствует такое разжижение интеллектуальной атмосферы, будто мы прежде не имели глубин в собственном культурном строительстве, будто оно не существует для молодых. И эта общенародная исторически-литературная амнезия ведёт к тому, что в действительности рождаются новые писательские поколения, но они кажутся размером скорее как грибочки, чем как тянущиеся в небо сосны.

  — там же
  •  

О прогрессирующей кретинизации [киноиндустрии] я упоминал уже многократно, но недавно благодаря спутниковой антенне посмотрел американский фильм под названием «Последний динозавр», который вынуждает меня вернуться к этой теме. Хотя я иногда случайно смотрел отрывки различных глупостей в сериалах, от этого динозавра я как бы получил палкой по лбу. <…>
Кроме всего прочего, почему-то в жаркой саванне появляется стадо почти голых австралопитеков <…> в длинных чёрных париках и разукрашенных чертовским образом какой-то мазью. В этом месте у меня начала появляться уверенность, что весь сценарий придумал один из этих австралопитеков, другие же помогли ему в съёмках фильма. <…>
Мне уже разъяснили, что в фильмах мотивация каких-либо действий сводятся к контрабанде наркотиков, взломам крепко защищенных сейфов, атакам на незнакомых и известных лиц из политической элиты несуществующих государств, а также и к обычным убийствам с использованием пистолетов с глушителями по причине либо абсолютно невероятной, либо безо всякой причины — кроме естественной необходимости кассовых сборов. Если же добавить к этому всему способ, каким нам эти Гималаи глупостей подают, то есть рекламную нарезку, каждый может с лёгкостью показать, где у него от этой рекламы в мозгу образовались мозоли.
В особенности майонезы, супы с настоящими клецками, пудинги, как реликвии поднимаемые танцующими старушками, большие старые медведи, борющиеся за туалетную бумагу, а также полная очарования молодая девица, которая гримасами даёт нам понять, что она каждый раз приближается к оргазму при использовании такой бумаги, дополняют и, наконец, совершенствуют чары счастья, за которые мы благодарны современнейшей технологии самых идиотских передач со спутниковых орбит в новом столетии.
<…> Я начинаю догадываться, что зеленые человечки действительно существуют и что это они до тех пор будут оглуплять человечество, пока оно покорно позволяет себя сожрать. — перевод: В. И. Язневич, 2015

  — «Крайний идиотизм» (Ostatni idiotyzm), 2002
  •  

Обычно знатоки соглашаются, что мы живём в период декаданса, ведущего к упадку высоко ценимых ранее способностей и вкусов. Всё глубже мы погружаемся в скопления смердящего мусора, повсеместность которого столь абсолютна, как будто бы за ним стоит какая-то сила, принуждающая к уважению всего, что нам приволокут, нарисуют, расскажут или изваяют из каких-то мерзких ошмёток лица, считающиеся людьми искусства. Добавим к этому ещё секс, кровь, фрагменты трупов, руины и выражения, означающие бессмыслицу. В области изобразительного искусства нет, говоря без обиняков, такой гадости, такой мерзости, такой зловонной рвоты, которую бы не размещали на выставках, не воспроизводили и не восторгались ею, если и не искренне, то изображая восхищение, пусть и несколько критическое. <…>
Дошло уже до такого соперничества нечистот, что каждая разновидность тупости находит знатоков и пьедестал. <…>
Признаюсь честно, что я не понимаю ни этих безобразий, ни совершенно бесплодных дискуссий с теми, кто их представляет, и вынужден таиться с убеждением, что дальнейшее развитие, а скорей продвижение в глубину канализации для поиска ещё неизвестных, не показанных выделений, не только наполняет меня безучастностью, но заставляет также отвернуться от такого искусства. <…>
В литературе мы живём в потоке слов, и всё трудней выловить из него тексты, значащие больше, чем притязания авторов на пантеон муз, очень напоминающий подтопленные клозеты больших городов. — упоминал об упадке ещё в интервью 1985[2]; перевод: В. И. Язневич, 2015

  — «Упадок искусства» (Upadek sztuki или Sztuka upodlona), 2002

Пулей в забор

Kulą w płot
  •  

Я вёл себя как одинокий путник, который, находясь на краю неизвестного континента, старается распознать будущие коммуникационные пути, возможность строительства дорог в пустыне и на бездорожье, то есть тот, кто уже проектирует главные направления стратегии освоения огромной, уходящей за горизонт, безлюдной местности. <…>
Я не экстраполировал: я всегда повторял, что молоко не является никакой «экстраполяцией» коровьего пережёвывания травы, хотя без травы не было бы и молока. <…>
Я писал и нечто неудобоваримое, содержание которого может взорваться в будущем, как мина с часовым механизмом. — перевод: В. И. Язневич, 2000

  — «Что мне удалось предсказать» (Trafione prognozy; RS LXXI), 1998

Отдельные статьи

См. также

Примечания

  1. 1 2 3 перевод: В. И. Язневич, 2007
  2. Istvan Csicsery-Ronay, Jr. Twenty-Two Answers and Two Postscripts: An Interview with Stanislaw Lem (translated by Marek Lugowski). Science Fiction Studies #40=Volume 13, Part 3=November 1986.