Тарас Григорьевич Шевченко: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
→‎Цитаты о Шевченко: тот же Чуковский, но без "ляпсусов": скандальная статья к юбилею
Строка 129:
Все перечисленные выше мотивы поэзии Ш., за исключением двух-трех (Днепр, Украина, казаки), отступают перед основными мотивами семейно-родственными. [[Семья]] — настоящая суть всего «Кобзаря»; а так как основу семьи составляет женщина и дети, то они и наполняют собой все лучшие произведения поэта. <...> В особенности видное значение в поэзии Ш. имеют [[дети]]. В русской литературе нет ни одного писателя, у которого так много места было бы отведено детям. <...>
Чтобы определить значение Ш., как живописца и гравера, нужно оценить его произведения в совокупности и с разных исторических точек зрения, не подгоняя их под то или другое излюбленное требование. Ш. заслуживает изучения как сила, отразившая на себе настроение эпохи, как ученик определенных художественных течений. Кто пожелает ознакомиться обстоятельно со школой Брюллова и выяснить его влияние, тот некоторую долю ответа найдет в рисунках и картинах Ш. Кто пожелает изучить влияние в России [[Рембрандт]]а, тот также не сможет обойти Ш. Он относился к [[искусство|искусству]] с глубокой искренностью; оно доставляло ему утешение в горькие минуты его жизни.<ref>''Н. Сумцов.'' [[s:ЭСБЕ/Шевченко, Тарас Григорьевич|Шевченко]] // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — Т. XXXIX. — СПб., 1903.</ref>|Автор=[[Николай Фёдорович Сумцов|Николай Сумцов]]|Комментарий=Из энциклопедии}}
 
{{Q|...Кроме религиозного обожания, {{comment|ему|Шевченко}} никаких других чувств отпущено не было: он не умел «симпатизировать», любить, уважать, восторгаться — он умел только религиозно обожать.
Этот пьяный, лысый, оплеванный, исковерканный человек, когда садился за стол и брал в руки перо, становился как бы иереем: свершал богослужение пред своими покрытками, пред Днепром, пред самим собою — предо всем, что так или иначе покинуто. <...>
...У него был другой величайший дар: дар мести и безумного гнева.
Во всем мире я не знаю другого поэта с такой способностью к проклятию, к исступленной ярости, к негодованию, — как Шевченко.
...У него нет «жалости», нет «симпатий», — он весь либо молитвенное обожание, либо нечеловеческий гнев.
<...>
Этот утонченный поэт, с таким грациозным, изысканным стихом, превративший украинскую речь в какую-то нежнейшую музыку, — чуть только им овладевала гневливость, начинал швыряться словами, как каменьями, становился дьявольски язвителен, груб, жесток, и, читая его стихи, буквально чувствуешь, как он топчет свою жертву ногами...
...Шевченко ничего другого не замечал, ни о чем другом не думал, и если бы это было иначе — разве мог бы он быть гениальнейшим псалмопевцем среди мировых поэтов.<ref>[[s:Шевченко (Чуковский, 1909)|К. Чуковский. Шевченко (1909)]]</ref>|Автор=[[Корней Чуковский]]|Комментарий=К 95-летию Шевченко}}
 
{{Q|Он был сыном крестьянина, а стал властелином в царстве духа.
Он был крепостным, а стал исполином в царстве человеческой культуры.<ref>[[s:Посвящение (Франко)|И. Я. Франко. Посвящение (1914)]]</ref>|Автор=[[Иван Яковлевич Франко|Иван Франко]]|Комментарий=К 100-летию Шевченко|Оригинал=Er war ein Bauernsohn, und ist ein Fürst im Reiche der Geister geworden.
Er war ein Leibeigener, und ist eine Grossmacht im Reiche der menschlichen Kultur geworden.}}
 
{{Q|Я хочу сказать несколько слов о Тарасе Шевченко как переводчик. По важности, непосредственности действия на меня и удаче результата Шевченко следует для меня за [[Шекспир]]ом и соперничает с [[Верлен]]ом. Вот с какими двумя великими силами сталкиваюсь я, соприкасаясь с ним. Из русских современников и последователей Пушкина никто не подхватывал с такою свободою Пушкинского стихийного развивающегося, стремительного, повествовательного стиха с его периодами, нагнетаниями, повторениями и внезапно обрывающимися концами. Этот дух четырехстопного ямба стал одной из основных мелодий Шевченки, такой же природной и непреодолимо первичной, как у самого Пушкина. Другой, дорогой для меня и редкостной особенностью Шевченки, отличающей его от современной ему русской поэзии и сближающей его с позднейшими ее явлениями при [[Владимир Сергеевич Соловьёв|Владимире Соловьеве]] и [[Александр Блок|Блоке]], представляется глубина евангельской преемственности у Шевченки, которою он пользуется с драматической широтой Рембрандта, Тициана или какого-нибудь другого старого италианского мастера. Обстоятельства из жизни Христа и Марии, как они сохранены преданием, являются предметом повседневного и творческого переживания этого большого европейского поэта. Наиболее полно сказалась эта черта в лучшем из созданий «кобзаря», поэме «Мария», которую я однажды был счастлив перевести, но можно сказать, что у Шевченки нет ни одной строчки, которая не была бы овеяна тем же великим освобождающим духом. <...>|Автор=[[Борис Леонидович Пастернак|Борис Пастернак]]|Комментарий=Автограф выступления на радио, 1946 г.}}
 
{{Q|Эти два стиля – салонно-романсовый и сусально-камаринский – немилосердно искажали поэзию Шевченко. Всякие другие отклонения от текста, как бы ни были они велики, наряду с этим извращением стиля кажутся уж не столь сокрушительными. Даже словарные [[ляпсус]]ы, вообще нередкие в переводах с [[украинцы|украинского]], не так исказили шевченковский текст, как исказила его фальсификация стиля.
Губительная роль этих ляпсусов очевидна для всякого, поэтому едва ли необходимо распространяться о них. <ref name="Корней">[[Корней Иванович Чуковский|Корней Чуковский]], «Высокое искусство». Москва: Советский писатель, 1968 гг.</ref>|Автор= Корней Чуковский, «Высокое искусство»}}
 
== См. также ==