Георгий Дмитриевич Гачев: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м опять зевнул
м →‎из книг: ну сегодня и пал
Строка 18:
{{Q|XII.1924. ― Мите! Очень странное впечатление производит на меня твоё [[желание]] оставить [[Льеж]] и переехать в [[Париж]], в город ''des beaux arts'' <small>(«изящных [[искусство|искусств]]» ― видимо, так иронически цитируются слова из письма Димитра. ― Г.Г.)</small>... Ты неисправимый [[идеал]]ист с дон-кихотскими замашками и часто совершаешь патентованные, скандальные [[глупость|глупости]]… Считайся с [[действительность]]ю...<ref name="Отец">''Георгий Гачев'', «Господин Восхищение (Повесть об [[Дмитрий Иванович Гачев|отце]])» (из книги: Георгий Гачев. «Жизнемысли». Библиотека «Огонек» № 39). — Москва: изд. «Правда», 1989 год</ref>|Автор=«Господин Восхищение», 1989 г.}}
 
{{Q|Ещё Ковтюх был, которого [[:w:Серафимович, Александр Серафимович|Серафимович]] в «[[Железный поток|Железном потоке]]» как Кожуха описал. Мне показали его на пересылке под [[Владивосток]]ом. Он лежал, отказывался есть, ни с кем не разговаривал, гордый такой: видно, перестал хотеть жить… А из «[[враг]]ов» только одного видел за всё время: троцкист один о себе в [[тюрьма|тюрьме]] так и говорил, что он троцкист, и Сталина проклинал… А даже для меня [[Сталин]] казался непричастен к этим делам, что с нами творились. Но [[Дмитрий Иванович Гачев|Д.И.]] понимал, что всё это не без высшей руки делалось. … Отморозил я раз ногу (три пальца у меня потом отрезали) и в санчасть ходил просить освобождения. Долго не давали. Однажды подхожу и вижу в окно: печку железную санитар разжёг и посадил вокруг [[мертвец]]ов. Люди замерзали насмерть в забоях или на работах дорожных, а чтобы освидетельствовать, кто умер, надо было снять отпечатки пальцев: с мёрзлого же тела отпечаток не даётся. Вот и размораживал он им руки, чтобы установить личность умершего (фамилии кто там мог точно знать? Перепутывались!) ― и поставить в формуляры. (Так и [[отец]], умерши, был перекрещён в «Грачева»; потом спохватились, верно, что в списке был «Гачев», решили соединить: живою душой был отец «Гачев», мёртвою стал ― «Гачев-Грачёв». И долго нам с матерью пришлось мытариться по конторам, чтобы идентифицировать личность отца. ― Г. Г.) Или подходишь ― спотыкаешься, как о [[дрова]]. А это руки-ноги [[мёртвый|мёртвых]]. А вот двоих на салазки связывают; блатной одного ногой опробывает и говорит: «Вот изобретатель паровоза Ф.Д. ([[Феликс Эдмундович Дзержинский|Феликс Дзержинский]]) [[Дуба далдать|дубаря врезал]]»… А блатные не работали особо. Они так говорили: «Вы на воле начальники, там ваше житьё, а здесь ― наше. Здесь вы поработайте…»<ref name="Отец" />|Автор=«Господин Восхищение», 1989 г.}}
 
{{Q|Уж полтора года прошло, как прочитал я эту книгу,<ref group="комм.">''«Уж полтора года прошло, как прочитал я эту книгу»'' — Георгий Гачев читал роман [[Леонид Александрович Латынин|Леонида Латынина]] «Гримёр и Муза» практически в рукописи (вернее сказать, машинописи). Несколько десятилетий дружеских отношений Гачева и Латынина имеют свою отдельную историографию и цитатологию.</ref> — и до сих пор [[сердце]] саднит и поташнивает: словно сам на костре, на аута да фе сгорал, будто тебе делали пластическую операцию лица... От [[ум]]а — до физиологии — всепроникновенно действие чтения этого было. Сочинение [[миф]]отворческое — и кишечнополостное зараз. |Автор=«Прямо слово» <small>(о романе [[Леонид Александрович Латынин|Леонида Латынина]], «Гримёр и Муза»)</small>}}