Царь-рыба: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
м тут не личный психотест в свободные ассоциации, вы прекрасно знаете, что логично вставляют в тот раздел в ВП. Что, всех царей перечислять?
м оформление
Строка 6:
=== Часть первая ===
{{Q|Однажды увидел Коля [[собака|собаку]] — остановилась в отдалении, белая с серым крапом на ногах, ждёт, приветно хвостом пошевеливает. Знакомая собака, очень. Дрогнуло сердце: «Бое! Бое! Бое!» — Коля сбросил лямку, подхватился, побежал — нет собаки, бугорок вместо собаки. Страсти-то! Коля вытер со лба пот, хотел перекреститься — не знает, с какого места начинать.
Больше всего он опасался повстречать шаманку. Бродит шаманка по [[тундра|тундре]] давно, в белой парке из выпоротков, в белой [[заяц|заячьей]] шапочке, в белых мохнатых рукавичках. За нею белый [[олень]] с серебряными рогами следует по пятам, головой покачивает, шаркунцами позвякивает. Шаманка жениха ищет, плачет ночами, воет, зовёт жениха и никак не дозовётся, потому и чарует любого встречного [[мужик]]а. Чтобы [[жених]] не дознался о [[грех]]ах её сладострастных, до [[смерть|смерти]] замучив [[мужик]]а ласками, шаманка зарывает его в [[снег]]. К человеческому жилью близко шаманка не подходит, боится тепла. Сердце её [[тундра|тундрой]], мёрзлой землей рождено, оледенелое сердце может растаять.<ref name="Царь">''[[Виктор Петрович Астафьев|Астафьев В.П.]]'' «Царь-рыба»: Повествование в рассказах. — М.: Современник, 1982 г.</ref>|Автор=Часть первая. «Бойе»}}
 
{{Q|И мы углубились по Опарихе. [[Тайга]] темнела, [[кедр]]ач подступил вплотную, местами почти смыкаясь над речкой. Вода делалась шумной, по обмыскам и от весны оставшимся проточинам росла непролазная [[смородина]], зелёный дедюльник, пучки-[[борщевик|борщевники]] с комом багрово-синей килы на вершине вот-вот собирались раскрыться светлыми зонтами. Возле притемнённого зарослями ключа, в тени и холодке цвели последним накалом жарки, везде уже осыпавшиеся, зато [[марьин корень|марьины коренья]] были в самой поре, [[кукушкины слёзы|кукушкины слёзки]], [[венерин башмачок|венерины башмачки]], [[грушанка]] — сердечная травка — цвели повсюду, и по логам, где долго лежал снег, приморились [[ветреница|ветреницы]], [[хохлатка|хохла́тки]]. На смену им шла живучая [[трава]] криводёнка, вострился сгармошенными листьями [[кукольник]]. Населяя зеленью приречные низины, лога, обмыски, проникая в тень [[хвойные растения|хвойников]], под которыми доцветала [[брусника]], седьмичник, [[заячья капуста]] и вонючий болотный [[болиголов]], всегда припаздывающее здесь [[лето]] трудно пробиралось по Опарихе в гущу [[лес]]ов, оглушённых [[зима|зимними]] морозами и [[снег]]ом.<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «Капля»}}
 
{{Q|После всех этих занятных историй, после светлого праздника, подаренного нам светлой речкой Опарихой, в самый раз вспомнить одну давнюю историю, для чего я чуть-чуть подзадержусь и вспомню былое, чтобы понятнее и виднее было, где мы жили и чего знавали, и почему так преуспели в движении к тому, о чём я уже рассказал и о чём ещё рассказать предстоит. [[Брат]] доживал последние дни. Муки его были так тяжелы, что [[мужество]] и терпение начали ему изменять. Он решил застрелиться, приготовил пулю, зарядил патрон в [[ружьё]] и только ждал момента.
Мы почувствовали неладное, разрядили ружьё и спрятали его на чердак. [[Наркотик]]и, только наркотики, погружающие больного в тупое полузабытьё, чуть
избавляли его от страдания. Но где же найти наркотики в богоспасаемом посёлке Чуш? Ночью, продираясь сквозь собачий лай и храп, вырывая себя, будто [[гвоздь]] из заплота, из [[пьяный|пьяных]] рук охального мужичья и резвящихся парней, пробиралась в дом [[брат]]а больничная сестра с бережно хранимым шприцем.
Переведя дух, бодро улыбаясь нам и брату, она открывала железную коробку с ватой и шприцем, просила больного приобнажиться и делала «укольчик».<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «Не хватает сердца»}}
 
{{Q|Хромой сказал: «Спасибо, братья», — поднял винтовку Зубилы, тремя выстрелами вызвал начальника караула и, не подпустив его близко, прокричал:
Строка 19:
Сделав резкий поворот, Хромой с винтовкой в руках кувыркнулся в карьер.
Начальник караула и запыхавшиеся стрелки подбежали к обрыву карьера и услышали: «Да здравствует товарищ [[Сталин]]!» — и следом хрясткий от мороза,
одинокий, без эха, выстрел.<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «Не хватает сердца»}}
 
{{Q|С воздуха Чуш похож на все приенисейские селения, разбросанные в беспорядке, захламлённые, безлесые, и если бы не колок [[тополь|тополей]], когда-то и кем-то посаженных среди поселка, не узнал бы я его. Вокруг посёлка за речкой, в устье, разжульканном гусеницами, раскинулся, точнее сказать,
присоседился к широкой поляне, заросшей [[курослеп]]ом, [[сурепка|сурепкой]] и [[одуванчик]]ами, чушанский аэродром с деревянным строением, нехитрым прибором да двумя рядками фонарей-столбиков. На аэродроме паслись [[корова|коровы]], телята, [[конь|кони]], и когда наш самолётик, зайдя с Енисея, начал снижаться, целясь носом меж посадочными знаками, едва видными из [[травы]], впереди самолёта долго бежал парнишка в раздувающейся малиновой рубашонке и сгонял хворостиной с посадочной полосы пегую [[корова|корову]], неуклюже, тяжело переваливающую вымя. Казалось, [[самолёт]] вот-вот настигнет корову, торнет её под норовисто поднятый хвост, но всё закончилось благополучно; и парнишка, и корова, и пилоты, должно быть, привыкли ко всему тут и как бы даже поиграли немножко, позабавлялись.<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «Дамка»}}
 
{{Q|Днём я заходил в прибрежную шарагу, продирался по Опарихе — разведать, как там [[хариус]], поднялся ли? В одном месте, под выстелившимся [[ивняк]]ом, заметил лужицу. Мне показалось, она покрыта плесневелой водой. Я наступил, провалился и упал — комар плотной завесой стоял, именно стоял в заветерье, не тот долгодумный российский [[комар]], что сперва напоётся, накружится, затем лениво примется тебя кушать. Нет, этот, северный, сухобрюхий, глазу почти не заметный зверина набрасывается сразу, впивается без [[музыка|музыки]] во что придётся, валит сохатого, доводит до отчаяния человека. В этих краях существовала когда-то самая страшная [[казнь]] — привязывать [[преступник]]а, чаще [[бог]]оотступника, в тайге — на съедение гнусу.<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «У Золотой карги»}}
 
{{Q|Кроме сала и себя, Грохотало признавал ещё гроши, потому как был рвачом и как ему, уроженцу ровенских земель, ни жутко было пускаться на большую
воду, он всё же обучился ловить [[рыба|рыбу]], которую сам не ел, продавал всю до хвостика. Натаскивал Грохотало покойный Кузьма Куклин, знаменитый на всю округу хитрован. Был Куклин хилогруд, маялся животом, с похмелья харкал кровью и потому в помощники выбирал парней здоровых и выпустил из-под крыла своего в полёт не одного наторевшего в речном разбое удальца. Само собой, Куклин не был тятей питомцам и сноровку не торопился передавать, наоборот, затягивал всячески обучение, норовил обделить в добыче. Чего не жалел [[мастер]], так это матюков. Большую часть отпущенных [[природа|природой]] матюков Куклин всадил в Грохотало, отвёл душу. Но всё вынес Грохотало и рыбачить выучился. Он перестал узнавать Куклина сразу, как только отделился от него.<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «Рыбак Грохотало»}}
 
{{Q|Упускать такого [[осётр|осетра]] нельзя. Царь-рыба попадается раз в жизни, да и то не всякому Якову. Дамке отродясь не попадала и не попадётся — он по реке-то не рыбачит, сорит удами...
Игнатьич вздрогнул, нечаянно произнеся, пусть и про себя, роковые слова — больно уж много всякой всячины наслушался он про царь-рыбу, хотел её,
богоданную, [[сказка|сказочную]], конечно, увидеть, изловить, но и робел. Дедушко говаривал: лучше отпустить её, незаметно так, нечаянно будто отпустить, перекреститься и жить дальше, снова думать об ней, искать её. Но раз произнеслось, вырвалось [[слово]], значит, так тому и быть, значит, брать за жабры осетрину, и весь разговор! Препоны разорвались, в голове, в сердце твёрдость — мало ли чего плели ранешные люди, знахари всякие и дед тот же — жили в [[лес]]у, молились колесу...<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «Царь-рыба»}}
 
{{Q|Удар. Рывок. Рыба перевернулась на живот, нащупала вздыбленным гребнем струю, взбурлила хвостом, толкнулась об воду, и отодрала бы она человека от
лодки, с ногтями, с кожей отодрала бы, да лопнуло сразу несколько крючков. Ещё и ещё била [[рыба]] хвостом, пока не снялась с самолова, изорвав своё тело в клочья, унося в нём десятки смертельных уд. Яростная, тяжко раненная, но не укрощённая, она грохнулась где-то уже в невидимости, плеснулась в холодной заверти, буйство охватило освободившуюся, волшебную царь-рыбу.
«Иди, рыба, иди! Поживи сколько можешь! Я про тебя никому не скажу!» — молвил ловец, и ему сделалось легче. Телу — оттого, что рыба не тянула вниз, не висела на нём сутунком, душе — от какого-то, ещё не постигнутого умом, освобождения.<ref name="Царь" />|Автор=Часть первая. «Царь-рыба»}}
 
=== Часть вторая ===
{{Q|Родился и рос Аким на берегу [[Енисей|Енисея]] в поселке Боганида. Десяток кособоких, до зольной плоти выветренных избушек, сплошь однооконных, с амбарными крышами, затянутыми толем, хлопающим на ветру; среди [[избушка|избушек]] ― плавающий в болотине дородным [[гусь|гусаком]] барак — вот, пожалуй, и весь посёлок, если не считать ещё в берег всунутую, закопченную [[баня|баню]] с испростреленной дверью; за нею [[тисс|тисовый]] сарай на песчаном приплёске, с надписью, сделанной мелом по двустворчатым воротам: ''«Рыб. пр. пункт»'', за бараком в наклон стоящую жёлтую будку без дверей; пару дровяников, забытого кем-то или выброшенного волною железного корпуса катера, выводка дощаных и долбленых лодок, болтающихся возле берега на якорях; стола длинного, дощаного, на стояках и тагана под артельные котлы.<ref name="Царь" />|Автор=Часть вторая. «Уха на Боганиде»}}
 
{{Q|Взъерошенной пеной со всех сторон катились на [[кладбище]] волны [[белый мох|белого мха]], облепленного листьями [[морошка|морошки]], хрустящими клубками [[багульник]]ов, окрашенного сеянцем [[брусника|брусники]] и сизой [[Голубика|гонобобелью]]. Меж низких бугорков и по закраинам кладбища путалась, извивалась мелколистная карликовая [[берёза|берёзка]], таловый стланик, зимами у этих зарослей кормилась [[куропатка]]. Акимка ставил силки, и попавшие в петлю птицы громко колотились о фанерные с надписями дощечки от ящиков из-под [[папироса|папирос]], [[пряник]]ов, [[вермишель|вермишели]].
Летами по кладбищу высыпала сильная морошка, будто [[рыба]] какая, заплыв сюда в [[половодье]], вымётывала комочки жёлтой икры; продолговатая, в ноготь величиной, голубика зазря осыпалась на [[могила|могилы]], Ягоды на свежеземье вызревали раньше, чем во всей округе. Акимка крепился, крепился и, не выдержав [[соблазн]]а, поел однажды могильных ягод, после целый день пугливо вслушивался в себя ― скоро ли помирать начнёт? Что-то даже ныло и остро кололось в серёдке. Но скоро он ввязался в домашнюю [[работа|работу]] и про [[смерть]] забыл.
После без [[страх]]а кормился [[ягода]]ми с кладбища вместе с поселковыми собаками. Мать пугала Акимку, страсти ему всякие про кладбище сказывала, но парнишка ничего уж не боялся, он и братишек с сестрёнками таскал за собой на кладбище. Детям так полюбилось чистое, всхолмленное место, что они выводком паслись здесь, ползая меж [[могила|могил]] до поздней осени, до первых стуж.<ref name="Царь" />|Автор=Часть вторая. «Уха на Боганиде»}}
 
{{Q|― Всю жизнь проработал я бакенщиком. Теперь надобности в нас нету… Большими алыми [[погремок|погремками]] цвели в Казачинских порогах бакена-автоматы. Осиротела, задичала [[деревня|деревушка]] на правом берегу, пустеет и Подпорожная, на левом. Подались отсюда кто помоложе, но, родившиеся под шум порога, до последнего часа будут они слышать его в себе, и, пока видят их глаза, всё будет катить порог перед взором вспененные валы, клубиться голубым дымом брызг, неостановимо биться на каменьях, тороситься горами льда в ледостав, грохотать, пластая и круша земные тверди в ледоход, и засосёт в груди под ложечкой, когда уроженец Подпорожной вспомнит осеннюю ночь, скребущихся на деревянной скорлупке-лодчонке к крестовинам двух маленьких, отважных человеков ― [[дед]]а и [[внук]]а. Хруст коробка, хранимого у сердца в нагрудном кармане, просверк спички, один, другой, отчаянье ― не раздобыть, не вздуть огня, не засветить погасший бакен, и рёв, торжествующий рёв порога кругом ― ни берега не видно, ни суши, а работу делать надо. Не раз, не два за ночь из тёплого избяного уюта отчалит бакенщик в ревущую бездну ночи, к погасшему сигнальному огню, и светились они во тьме, в дождь и в непогоду, в снежном заволоке и при ураганной дуроверти. Помня ещё старенькие, ламповые, бакены, я дивился вслух искусству и мужеству здешних речников.<ref name="Царь" />|Автор=Часть вторая. «Туруханская лилия»}}
 
{{Q|Есть, оказывается, кое-что посильнее огня — лесная [[тля]], древоточцы, разные червяки, гусеницы, и среди них самая ненасытная, неостановимо упорная — [[шелкопряд]]. Это он сделал опустошительное нашествие на [[Сибирь|сибирские]] леса сначала в [[Алтай]]ском крае, затем перешёл, точнее, хлынул широкой, мутной рекою к [[:w:Саяны|Саянам]], оставляя за собою голую, обескровленную землю, — [[поезд]]а буксовали, когда гнойно прорвавшийся нарыв лесной заразы плыл через железнодорожную сибирскую магистраль. Усталый, понёсший утраты в пути паразит затаился в Саянах по распадкам малых речек, незаметно развешивал паутинные мешочки на побегах [[черёмуха|черемух]], [[смородина|смородины]], на всём, что было помягче, послаще и давалось ослабевшим от безработицы пилкам челюстей. В мешочках копошились, свивались, слепо тыкались друг в дружку, перетирая свежий побег, зелёненькие, с виду безобидные червячки. Подросши, они в клочья пластали паутинное гнездо и уже самостоятельно передвигались по стволу, бойко подтягивая к голове зад, и там, где неуклюже, инвалидно вроде бы проходил, извиваясь, гад, [[дерево|деревце]] делалось немым, обугленным.<ref name="Царь" />|Автор=Часть вторая. «Туруханская лилия»}}
 
{{Q|Есть на [[Бирюса|Бирюсе]] одна скала особенная. Верстах в десяти от устья Бирюсы, наподобие полураскрытой [[книга|книги]], тронутой ржавчиной и тлением времени, грузно стои́т она в воде. На одной стороне скалы, на той, что страницей открыта в глубь материка, древним ли [[художник]]ом, силами ль [[природа|природы]], вырисовано лицо человека — носатое, двуглазое, со сжатым кривым ртом: когда проходишь близко, оно плаксиво, а как отдалишься — ухмыляется, подмигивает, живём, дескать, творим, ребята!..<ref name="Царь" />|Автор=Часть вторая. «Нет мне ответа»}}
 
{{Q|::::Время родиться и время умирать;
Строка 66:
 
::Так что же я ищу? Отчего мучаюсь? Почему? Зачем?
::Нет мне [[ответ]]а.<ref name="Царь" />|Автор=Часть вторая. «Нет мне ответа»}}
 
== Виктор Астафьев о повести «Царь-рыба» ==