Иван Алексеевич Бунин: различия между версиями

 

{{Q|Эту часть стены плотно облепил [[плющ]] или какое-то другое вьющееся [[растение]]; среди плотных зелёных [[лист]]ьев негусто светились красные и голубые [[цветы]]. Зелёная стена с [[конь|конём]] была похожа на луг, поставленный набок, на всеобщее обозрение. Иуде стало досадно, что он не знает названия стенного вьюнка. Вглядываясь в крупные красивые цветы, среди которых свисал мёртвый конь, Иуда Гросман вспомнил Бунина, корившего русских писателей за то, что они не в состоянии отличить [[львиный зев]] от полевого [[василёк|василька]]. Он-то, мол, Бунин, в состоянии, да ещё как, а все остальные не знают ни бельмеса.<ref>''[[:w:Маркиш, Давид Перецович|Давид Маркиш]]'', «Стать Лютовым. Вольные фантазии из жизни писателя Исаака Бабеля». — М., «Октябрь», 2001 г, №1.</ref>|Автор=[[:w:Маркиш, Давид Перецович|Давид Маркиш]], «Стать Лютовым. Вольные фантазии из жизни писателя [[Исаак Эммануилович Бабель|Исаака Бабеля]]», 2001}}

 

{{Q|[[Валентин Петрович Катаев|В.П.Катаев]], считавший себя [[ученик]]ом Бунина, не ошибся, написав о «беспощадно зорких глазах» учителя. Бунин считал «Деревню» своей удачей. В начале 1917 года, когда он работал над корректурой повести для горьковского книжного издательства «Парус», в его дневнике появилась такая запись: «А «Деревня» ― вещь всё-таки необыкновенная. Но доступна только знающим Россию. <...> Его обвиняли в ненависти к России и русскому народу. Он не оправдывался, а, скорее, недоумевал: «Если бы я эту «икону» ''(народ ― Э.К.)'', эту [[Русь]] не любил… из-за чего же я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал беспрерывно, так люто? ». [[Устами Буниных#Устами Буниных. Том I|Дневник 1919 года]] он <Бунин> писал уже в [[Одесса|Одессе]], куда перебрался из голодной [[Москва|Москвы]], всё ещё надеясь, как на [[чудо]], что большевики не смогут удержаться у власти. В это время с Буниным часто виделся В.П.Катаев, посвятивший ему немало страниц автобиографической повести «Трава забвения». В одном из эпизодов Катаев рассказывает о том, как оставшаяся в городе [[интеллигенция]], в основном беженцы с севера, на каком-то собрании устроили дискуссию по поводу новой жизни и большевистской власти: «Бунин сидел в углу, опираясь подбородком на набалдашник толстой палки. Он был жёлт, зол и морщинист. Худая его шея, вылезшая из воротничка цветной накрахмаленной сорочки, туго пружинилась. Опухшие, словно заплаканные глаза смотрели пронзительно и свирепо. Он весь подёргивался на месте и вертел шеей, словно её давил воротничок. Он был наиболее непримирим. Несколько раз он вскакивал с места и сердито стучал палкой об пол. Примерно то же самое впоследствии написал и [[Юрий Олеша|Олеша]]. «...Когда на собрании артистов, писателей, поэтов он стучал на нас, молодых, палкой и, уж безусловно, казался злым стариком, ему было всего лишь сорок два года. Но ведь он и действительно был тогда [[старик]]ом!»|Автор=Элла Кричевская, «Всё в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл», 2003}}