Леонид Максимович Леонов: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 19:
― А это дерево, видите ли что, уважаемый гражданин, не цветёт никогда! ― ударил словом Пчхов, и [[гость]] понял, что имеет дело с глубокой [[вера|верой]], не подлежащей обсуждению. И едва Фирсов, что-то пересилив в себе, вступил в этот целиком вымышленный условный мир, тотчас все эти бедные, валявшиеся на столе и запасные, на полке, шкурепые подкрашенные цветной морилкой дощечки подобно самоцветам заиграли в каменных сумерках пчховского [[одиночество|одиночества]].<ref name="Вор">''Леонов Л.М.'', «Вор». — М.: Советский писатель, 1979 г.</ref>|Автор=«Вор», 1927}}
 
{{Q|Когда Векшин разомкнул глаза, солнце освещало довольно безотрадный беспорядок на столе, но окно было открыто, воздух в комнате после вчерашней грозы был особенно свеж и взбодряюще пахнул [[сельдерей|сельдереем]], ― Зина Васильевна уже успела сходить на [[рынок]].<ref name="Вор" />|Автор=[[Леонид Максимович Леонов|Леонид Леонов]], «Вор», 1927}}
{{Q|Казалось бы, Варя была ей родней [[сестра|сестры]], однако же свой [[подарок]] Поля раскутывала с опаской заслужить пусть хоть необидный смешок. Но Варя всё сразу поняла и благодарно прижала к груди скромный Полин дар. То был снопик простеньких полевых [[цветы|цветов]], перевязанный ленточкой с конфетной коробки. Всего там нашлось понемногу: и полевая геранька, раньше прочих поникающий [[журавельник]], и ― с розовыми вялыми лепестками ― дрёмка луговая, и простая [[кашка]], обычно лишь в виде прессованного сена достигающая [[Москва|Москвы]], и жёсткий, скупой [[зверобой]], и жёлтый, с почти созревшими семенами погремок ярутки, и цепкий, нитчатый подмаренник, и ещё десятки таких же милых и неярких созданий русской природы, собранных по стебельку, по два с самых заветных , вместе исхоженных лугов. Это походило на кроткое благословение [[родина|родины]], залог её верной, по гроб жизни, любви.<ref name="Лес">''Леонов Л.М.'', «Русский лес». — М.: Советский писатель, 1970 г.</ref>|Автор=из романа «Русский лес», 1950-1953}}
 
{{Q|Казалось бы, Варя была ей родней [[сестра|сестры]], однако же свой [[подарок]] Поля раскутывала с опаской заслужить пусть хоть необидный [[смех|смешок]]. Но Варя всё сразу поняла и благодарно прижала к груди скромный Полин дар. То был снопик простеньких полевых [[цветы|цветов]], перевязанный ленточкой с конфетной коробки. Всего там нашлось понемногу: и полевая геранька, раньше прочих поникающий [[журавельник]], и ― с розовыми вялыми лепестками ― дрёмка луговая, и простая [[кашка]], обычно лишь в виде прессованного сена достигающая [[Москва|Москвы]], и жёсткий, скупой [[зверобой]], и жёлтый, с почти созревшими семенами погремок ярутки, и цепкий, нитчатый подмаренник, и ещё десятки таких же милых и неярких созданий русской природы, собранных по стебельку, по два с самых заветных , вместе исхоженных лугов. Это походило на кроткое благословение [[родина|родины]], залог её верной, по гроб жизни, любви.<ref name="Лес">''Леонов Л.М.'', «Русский лес». — М.: Советский писатель, 1970 г.</ref>|Автор=из романа «Русский лес», 1950-1953}}
 
{{Q|Внезапно с глухим [[вздох]]ом раскрылась дверца [[буфет]]ика, и, вспомнив рассказы [[мать|матери]], Поля [[улыбка|улыбнулась]]; всё это чуть посгладило неловкость намечавшейся размолвки. ― Вот, опробуй, Поля, от тёткиных [[труд]]ов, ― как бы извиняясь за [[скромность]] угощенья, пригласил Иван Матвеич, ― сама в палисаднике выращивает. От [[деликатес]]ов в пожилом возрасте следует воздерживаться, а вот [[углеводы]] и нашему [[брат]]у в любом количестве не повредят. Обрати внимание: исключительной вкусовой гаммы [[свёкла]]... не находишь? ― Спасибо, я ведь прямо из столовой к вам прикатила! ― И, смягчившись его [[боязнь]]ю снова потерять её надолго, погладила руку [[отец|отца]]. ― Я всё [[понимание|понимаю]], [[папа]]... но, пожалуйста, не бойтесь за меня: еду я всего лишь санитаркой... к тому же говорят, на самый тихий участок [[фронт]]а. Какая там Горгона! Единственно чтоб не [[обида|обидеть]] [[старуха|старуху]], она взяла ломтик, согласилась, что свёкла ― редкой [[сахар]]истости, и посмотрела под рукав на часики, те самые, что Иван Матвеич подарил [[жена|жене]] вскоре после переезда из [[лес]]ничества в [[Москва|Москву]]. Военная [[одежда]] надёжно охраняла Полю от упрашиваний погостить денёк-другой. Иван Матвеич мельком взглянул на [[фотография|фотографию]] в золочёной рамке. ― Когда ты видела маму в последний раз?<ref name="Лес"></ref>|Автор=из романа «Русский лес», 1950-1953}}
 
{{Q|Иван молча указал на одинокую, на отлёте, [[берёза|берёзу]]; кто-то давно и, видно, неспроста повесил там, в развилину сука, ржавую [[подкова|подковку]], наполовину утонувшую в белой мякоти коры. Отсюда и начинался великий переход на Пустошa. Дорогу сразу преградила замшелая колода, [[могила]] лесного великана, ставшая колыбелью целой сотни молодых ёлочек. Она хрустнула, как [[гроб]]овой короб, и просела под Демидкой ― еле ногу вытащил, но зато тотчас за нею, сквозь [[плаун]] и [[мох]]овой войлок, проступила тропка. Она услужливо повела ребят, но для чего-то поминутно петляла, пересекалась со звериными ходами, уводила в ласковые, приманчивые трясинки, заросшие [[таволга|таволгой]] и [[валериана|валерьяной]]. «Лукавит… » ― от сознанья своей силы усмехнулся Демидка.<ref name="Лес"></ref>|Автор=из романа «Русский лес», 1950-1953}}