Надежда Григорьевна Львова: различия между версиями

{{Q|Я был в [[Париж]]е; мы устроили вечер [[память|памяти]] Брюсова. Когда человек умирает, вдруг его видишь по-новому ― во весь рост. Есть у Брюсова прекрасные стихи, которые кажутся живыми и ныне. Может быть, над его [[колыбель]]ю и не было традиционной феи, но даже если он не родился поэтом, он им стал. Он помог десяткам молодых поэтов, которые потом его осуждали, отвергали, ниспровергали. <...> При первой нашей встрече Брюсов заговорил о Наде Львовой ― рана оказалась незажившей. Может быть, я при этом вспомнил предсмертное стихотворение Нади о седом виске Брюсова, но только Валерий Яковлевич показался мне глубоким [[старик]]ом, и в книжку я записал: «Седой, очень старый» (ему тогда было сорок четыре года). Записал я также: «Жизнь у него на втором плане», ― может быть, думал при этом о Наде, может быть, о революции; но уже наверно помнил его слова о том, что «всё в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов».<ref>[''[[Илья Григорьевич Эренбург|Эренбург И.Г.]]'' «Люди, годы, жизнь» ''Книга 2''. Москва, «Советский писатель», 1990 г.</ref>|Автор=[[Илья Эренбург]], «Люди, годы, жизнь» <small>[Книга 2]</small>, 1962}}