Надежда Григорьевна Львова: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Khanaon (обсуждение | вклад) →Из Посмертных стихотворений: Долго шли бульваром..., Опять аметистовый вечер..., Будем безжалостны!.., Мне заранее весело... |
Khanaon (обсуждение | вклад) →о Надежде Львовой: из воспоминаний Бориса Садовского |
||
Строка 255:
== о Надежде Львовой ==
{{Q|Выражение «человеческий документ» в статьях [[Владислав Фелицианович Ходасевич|Ходасевича]] появилось не в пору дискуссии с [[Георгий Викторович Адамович|Адамовичем]] о назначении и путях русской литературы в [[эмиграция|эмиграции]], но в ранних, предреволюционных заметках. Заимствованное из статьи Брюсова «Священная жертва», оно становится в критике Ходасевича мерилом высокой требовательности к литературе. Настойчиво предлагал он рассматривать книгу Н. Львовой «не как „''человеческий документ''“, но лишь как создание поэта», защищая погибшую поэтессу не только от досужего любопытства [[читатель|читателей]], но и от сочувственного вздоха [[Анна Андреевна Ахматова|Анны Ахматовой]]:''«Её стихи, такие неумелые и трогательные, не достигают той степени просветлённости, когда они могли бы быть близки каждому, но им просто веришь, как [[человек]]у, который плачет...»'' <small>(«Русская мысль», 1914 г. No 1, отд. III. С. 27)</small>.<ref>''[[Владислав Фелицианович Ходасевич|Ходасевич В.Ф.]]'' Собрание сочинений в четырёх томах, Том 1: Стихотворения. Литературная критика 1906-1922. — '''''«„Juvenilia“ Брюсова», 1914 г.''''' Москва, «Согласие», 1996 г. //Составление и подготовка текста И.П.Андреевой, С.Г.Бочарова. Комментарии И.П.Андреева, [[w:Богомолов, Николай Алексеевич|Н.А.Богомолова]]//</ref>|Комментарий=|Автор=[[w:Богомолов, Николай Алексеевич|Николай Богомолов]], ''<small>комментарий к статье</small>'' [[Владислав Фелицианович Ходасевич|Владислава Ходасевича]] «„Juvenilia“ Брюсова», 1914}}
{{Q|В [[Москва|Москве]] на женских курсах Полторацкой училась Надежда Григорьевна Львова, [[дочь]] небогатых [[родители|родителей]], уроженка [[Подольск]]а, уездного городка Московской губернии. Я познакомился с Львовой в 1911 году; тогда ей было лет двадцать. Настоящая провинциалка, [[застенчивость|застенчивая]], угловатая, слегка сутулая, она не выговаривала [[буква|букву]] ''«к»'' и вместо ''«какой»'' произносила ''«а-ой»''. Её все любили и звали за глаза Надей. Пробовала она писать стихи; пробы выходили плоховаты, но на [[беда|беду]] ей случилось познакомиться с компанией молодых московских [[литератор]]ов. Глава их, опытный стихотворец, выправил и напечатал стишки Нади в толстом [[журнал]]е. [[Девочка]] поверила, что у неё [[талант]].
Прошло два года. Встретившись с Надей проездом через Москву в Кружке, я чуть не ахнул. Куда девалась робкая провинциалочка? Модное [[платье]] с короткой [[юбка|юбкой]], алая лента в чёрных волосах, уверенные манеры, прищуренные глаза. Даже ''«к»'' она выговаривала теперь как следует. В Кружке литераторы за [[ужин]]ом поили Надю [[шампанское|шампанским]] и ликёрами. В её [[бедность|бедной]] студенческой комнатке появились флаконы с духами, вазы, картины, статуэтки.
Во второй половине ноября 1913 г. я приехал в Москву и раза два видел Надю. 24 ноября в [[воскресенье]] был я на именинах. Надя меня вызвала к [[телефон]]у. Из отрывистых слов я понял, что ей нестерпимо [[скука|скучно]]. — «Скучно, прощайте!» Домой я возвратился поздно. Едва успел сесть [[утро]]м за [[самовар]], как меня пригласила к телефону вчерашняя именинница. — «Слышали новость? Львова застрелилась».
Я отправился на [[панихида|панихиду]] в [[w:Крапивенский переулок|Крапивенский переулок]], в пёстрый дом Иерусалимского подворья, где жила Надя. Выходя из номеров, столкнулся с [[почтальон]]ом: он нёс последнее Надино письмецо, посланное мне перед моим отъездом из [[Нижний Новгород|Нижнего]] и теперь возвратившееся в Москву. Комнатка Нади была полна. Родители, сёстры, [[брат]], подруги по курсам, литераторы, [[слёзы]], [[цветы]], венки. Надя лежала, как живая, в белом [[гроб]]у в белом платье; глаза прищурены, губы тревожно, по-детски, полуоткрыты. [[Мать]], простая [[женщина]], не могла подняться с колен. — «Надя! Надюша! Надя, девочка моя!» — кричала она, рыдая. [[Отец]] — одно из славных русских лиц — крепился. Красивый, похожий на [[покойник|покойницу]], брат-студент поддерживал порядок.
В [[w:Богословский переулок|Богословском переулке]] у [[церковь|церкви]] дожидался [[катафалк]]. На [[отпевание|отпевании]] (27 ноября) были те же лица. Покойница изменилась и похудела: нос, как это всегда бывает, казался темней лица.
Отпевание кончилось; все сразу хлынули к гробу. Мать заголосила: «Уж вы хотите уносить её! Надя, не оставляй нас!» Брат первый простился с покойницей. Нежно наклонившись, он долго целовал ей лицо и простреленную грудь. На [[w:Миусское кладбище|Миусском кладбище]] гроб опустили в могилу.<ref>''[[w:Садовской, Борис Александрович|Садовской Б.А.]]'' «Записки (1881—1916)» / Публ. [вступ. ст. и примеч.] С.В. Шумихина/ — Москва, «Студия ТРИТЭ»: Рос. Архив, 1994 г. // [http://feb-web.ru/feb/rosarc/ra1/Ra1-106-.htm ''Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах.'']</ref>|Автор=[[Борис Александрович Садовской|Борис Садовской]], «Петербург» <small>[Часть Седьмая]</small>, 1912—1916}}
== Комментарии ==
| |||