Михаил Михайлович Пришвин: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
→‎Цитаты из произведений: из дневников, красивое описание
→‎Цитаты из произведений: из дневников отдельно
Строка 104:
{{Q|Слава поэта похожа на шест, которым гоняют голубей, чтобы они летали и не рассиживались. Поэт, преданный славе, летает, как голубь, под свист мальчишек.|Автор=}}
 
== Цитаты из разных произведений ==
{{Q|Если бы подальше, в горах, признался он мне, то ничего, можно и ''кормного'' за дикого убить, а тут нельзя: тут сейчас узнают, чей [[олень]], ― по метке на ухе. Мы подъезжаем ближе; олень не бежит и даже подступает к берегу. Ещё поближе ― и все [[смех|смеются]], радуются: олень свой собственный. Это один из тех оленей, которых Василий пустил в [[тундра|тундру]], потому что на острове мало ягеля ([[олений мох]]). Я приготовляю фотографический аппарат и снимаю белого оленя на берегу Имандры, окруженного [[ель|елями]] и [[сосна]]ми. Сняв [[фотография|фотографию]], я прошу подвезти меня к оленю. Но вдруг он поворачивается своим маленьким хвостом, перепутывает свой пучок сучьев на голове с ветвями лапландских елей, бежит, пружинится на мху, как на рессорах, исчезает в лесу.<ref name="Пришвин">''М. Пришвин''. «Зелёный шум». Сборник. — М., «Правда», 1983 г.</ref>|Автор= «Колобок», 1906}}
 
{{Q|Будто [[солнце]] вышло из-за туч, так стало светло. Внизу Имандра, на которой теперь выступает много островов, за ней ― горы Чуна-тундра с белыми полосами [[снег]]а, будто рёбрами. Внизу [[лес]], а тут тундра, покрытая жёлто-зелёным ягелем, как залитая [[луна|лунным]] светом поляна. [[Ягель]] ― сухое растение. Оно растёт, чтобы покрыть на несколько вершков скалы, лет десять. И вот этой маленькой [[берёза|берёзке]], может быть, уже лет двадцать ― тридцать. Вот ползёт какой-то серый [[жук]]; вероятно, он тоже без крови, без соков, тоже не растёт.<ref name="Пришвин"></ref>|Автор=«Колобок», 1906}}
 
{{Q|Отец Константин выносил весь ход [[революция|революции]] легко, потому что такой был жизнерадостный [[человек]]. [[Семья]] работала ― шили башмаки и сапоги рыбакам, он сам перевозил через [[озеро]]. Но, бывало, пьют [[морковь|морковный]] чай с чёрным [[хлеб]]ом, присыпая густо [[соль]]ю вместо [[сахар]]а. А о. Константин вдруг скажет: «Вот хорошо бы... чего-то хочется? да, вот что: хорошо бы сейчас миндального молочка!» Приехал в гости двоюродный [[брат]], известный был [[врач|доктор]], толстый, на 9 пудов, теперь худой, как в мешке, и вот человек в 50 лет уже говорит такое: «А знаешь, Константин, я теперь пришёл к выводу окончательному: [[Бог]]а-то нет, совсем нет и быть не может». Глаза у Константина стали круглыми. «Иначе, ― продолжал доктор, ― как же мог бы он допустить». С этого часу Константин задумался. И раз, проходя мимо [[пожар]]ной дружины, поменялся: отдал рясу и взял куртку. Ему это предстало [[веселье|весело]], как [[миндальное молоко]], и, сняв сан, он пошёл в исполком, объявил, что Бога нет и вот бы теперь ему подкормиться ''(миндальное молочко)''. Параллельно этому в [[деревня|деревне]] [[история]] с Борисом: [[муж]]-[[чёрт]]. К [[поп]]у: крестик надень. Уговорили, надели. Пошли благодарить Константина, а он не поп: в пожарной куртке.<ref>''М.М.Пришвин''. Дневники. 1923-1925. Москва, «Русская книга», 1999 г.</ref>|Автор=«Дневники», 1925}}
 
{{Q|Там [[бор]], подстеленный зелёным [[мох]]ом, [[сосны]] в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как лунный свет. Тишина не такая, как в дачных борах: ведь и там в заутренний час тоже тихо, но тишина там искусственная и зависимая, то вдруг свистнет [[паровоз]], то петух закричит, тут тишина самостоятельная, через окружающие болота никакие звуки со стороны невозможны. Я дошел до Власовских полей, мужики убирали луга. Я спросил, где тут мох, в смысле мох, где водятся птицы (у меня была Нерль). Мужик ответил [[вопрос]]ом: «Тебе много надо моха?»<ref name="Дневники">''М.М.Пришвин''. Дневники. 1928-1929. — М.: Русская книга, 2004 г.</ref>|Автор=«Дневники», 1929}}
 
{{Q|На Сославинской горе из всех стройных сосен, одна красная подпирает своей вершиной солнышко и лучи его, рассеиваясь, падают на ровный моховой ковёр жёлто-зелёного цвета. На этом ковре ― далеко видно ― как бы в лунном свете стоит [[боровик]], у него шляпка в чайное блюдечко и ножка только немного потоньше. Опытный грибник подойдёт к нему, срежет и покопает вокруг по мху ладонью, чтобы пощупать, нет ли тут молодых. А если увидишь, что мох разобран там и тут, это значит, мальчишки были. А бывает, [[лисица]] мышкует, тоже мох поднимает.<ref name="Дневники"></ref>|Автор=«Дневники», 1929}}
 
{{Q|Но вдруг мы обратили внимание, что вокруг одного куста [[можжевельник]]а правильным кольцом [[трава]] была притоптана, так же было у следующего куста, ещё и ещё. И на одном кусту [[ягоды]] были так высоки, что простому [[тетерев]]у их бы никогда не достать. И ещё мелькнула догадка: зачем же тетереву крутиться у можжевельника, если он не боится, прикрываясь лиловым [[вереск]]ом, пробраться за [[брусника|брусникой]] на открытую ''<паль>'' к [[журавль|журавлям]]. Нет, это не тетерева танцевали по траве вокруг можжевельников, это [[глухари]] выбрались из болотного леса и остались тут, не смея дальше подняться на открытую паль, где вереск никак их не может укрыть.<ref name="Дневники"></ref>|Автор=«Дневники», 1929}}
 
{{Q|Тоже, нарочно для Зиночки, принёс я разных [[чудо|чудесных]] трав по листику, по корешку, по цветочку [[кукушкины слёзки]], [[валериана|валерьянка]], [[петров крест]], [[заячья капуста]]. И как раз под заячьей капустой лежал у меня кусок чёрного [[хлеб]]а: со мной это постоянно бывает, что, когда не возьму хлеба в лес — [[голод]]но, а возьму — забуду съесть и назад принесу. А Зиночка, когда увидала у меня под заячьей капустой чёрный хлеб, так и обомлела:
Строка 129 ⟶ 121 :
 
{{Q|Лет двести тому назад ветер-сеятель принёс два семечка в Блудово болото: семя [[сосна|сосны]] и семя [[ель|ели]]. Оба семечка легли в одну ямку возле большого плоского [[камень|камня]]. С тех пор уже лет, может быть, двести эти ель и сосна вместе растут. Их корни с малолетства сплелись, их стволы тянулись вверх рядом к [[свет]]у, стараясь обогнать друг друга. Деревья разных пород боролись между собой корнями за питание, сучьями — за [[воздух]] и свет. Поднимаясь всё выше, толстея [[ствол]]ами, они впивались сухими сучьями в живые стволы и местами насквозь прокололи друг друга.<ref name="Пришвин"></ref>|Комментарий=«Кладовая солнца», 1945}}
 
== Цитаты из дневников Пришвина ==
{{Q|Отец Константин выносил весь ход [[революция|революции]] легко, потому что такой был жизнерадостный [[человек]]. [[Семья]] работала ― шили башмаки и сапоги рыбакам, он сам перевозил через [[озеро]]. Но, бывало, пьют [[морковь|морковный]] чай с чёрным [[хлеб]]ом, присыпая густо [[соль]]ю вместо [[сахар]]а. А о. Константин вдруг скажет: «Вот хорошо бы... чего-то хочется? да, вот что: хорошо бы сейчас миндального молочка!» Приехал в гости двоюродный [[брат]], известный был [[врач|доктор]], толстый, на 9 пудов, теперь худой, как в мешке, и вот человек в 50 лет уже говорит такое: «А знаешь, Константин, я теперь пришёл к выводу окончательному: [[Бог]]а-то нет, совсем нет и быть не может». Глаза у Константина стали круглыми. «Иначе, ― продолжал доктор, ― как же мог бы он допустить». С этого часу Константин задумался. И раз, проходя мимо [[пожар]]ной дружины, поменялся: отдал рясу и взял куртку. Ему это предстало [[веселье|весело]], как [[миндальное молоко]], и, сняв сан, он пошёл в исполком, объявил, что Бога нет и вот бы теперь ему подкормиться ''(миндальное молочко)''. Параллельно этому в [[деревня|деревне]] [[история]] с Борисом: [[муж]]-[[чёрт]]. К [[поп]]у: крестик надень. Уговорили, надели. Пошли благодарить Константина, а он не поп: в пожарной куртке.<ref>''М.М.Пришвин''. Дневники. 1923-1925. Москва, «Русская книга», 1999 г.</ref>|Автор=«Дневники», 1925}}
 
{{Q|<u>''Несчастный филодендрон''</u>. [[Филодендрон]]. Это годится для темы «несчастный среди [[обезьяна|обезьян]]». Они все присматриваются к [[учёный|учёному]], чтобы от него перенять себе что-нибудь для жизни, а он, не обращая внимания на жизнь, думает о каком-то реликте. <...> Экспертиза остановилась у Гусева в [[богатство|богатом]] доме, где [[гордость]]ю хозяев был филодендрон, такой большой, что верхушкой своей, чтобы не гнулся, привязан был к гво́здику в потолке, а весь огромный горшок с землёй стоял на скамеечке. Мы не посмели расположиться с [[обед]]ом в этой передней комнате и расположились в другой. [[Стул]]ьев там не хватило, Россалимо быстро пошел в парадную комнату, не глядя на филодендрон, снял горшок, поставил на пол, а скамейку принёс. Через некоторое время, когда мы, налили по рюмке, чокались друг с другом и говорили «будьте уверены», вдруг на пороге показалась взволнованная хозяйка.
― Что же, ― сказала она, ― учёные [[люди]] так всегда делают? Мы все вскочили. Она повернулась спиной в парадную комнату и показала нам рукой. Зрелище было [[ужас]]ное: на полу стоял огромный пустой горшок, а в воздухе с землёй с обнажёнными [[корень|корнями]] висел привязанный к потолку филодендрон.<ref name="Дневники-1928">''М.М.Пришвин''. Дневники. 1928-1929. — М.: Русская книга, 2004 г.</ref>|Автор=«Дневники», 1928}}
 
{{Q|Там [[бор]], подстеленный зелёным [[мох]]ом, [[сосны]] в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как лунный свет. Тишина не такая, как в дачных борах: ведь и там в заутренний час тоже тихо, но тишина там искусственная и зависимая, то вдруг свистнет [[паровоз]], то петух закричит, тут тишина самостоятельная, через окружающие болота никакие звуки со стороны невозможны. Я дошел до Власовских полей, мужики убирали луга. Я спросил, где тут мох, в смысле мох, где водятся птицы (у меня была Нерль). Мужик ответил [[вопрос]]ом: «Тебе много надо моха[[мох]]а?»<ref name="Дневники-1928">''М.М.Пришвин''. Дневники. 1928-1929. — М.: Русская книга, 2004 г.</ref>|Автор=«Дневники», 1929}}
 
{{Q|На Сославинской горе из всех стройных сосен, одна красная подпирает своей вершиной солнышко и лучи его, рассеиваясь, падают на ровный моховой ковёр жёлто-зелёного цвета. На этом ковре ― далеко видно ― как бы в лунном свете стоит [[боровик]], у него шляпка в чайное блюдечко и ножка только немного потоньше. Опытный грибник подойдёт к нему, срежет и покопает вокруг по мху ладонью, чтобы пощупать, нет ли тут молодых. А если увидишь, что мох разобран там и тут, это значит, мальчишки были. А бывает, [[лисица]] мышкует, тоже мох поднимает.<ref name="Дневники-1928"></ref>|Автор=«Дневники», 1929}}
 
{{Q|Но вдруг мы обратили внимание, что вокруг одного куста [[можжевельник]]а правильным кольцом [[трава]] была притоптана, так же было у следующего куста, ещё и ещё. И на одном кусту [[ягоды]] были так высоки, что простому [[тетерев]]у их бы никогда не достать. И ещё мелькнула догадка: зачем же тетереву крутиться у можжевельника, если он не боится, прикрываясь лиловым [[вереск]]ом, пробраться за [[брусника|брусникой]] на открытую ''<паль>'' к [[журавль|журавлям]]. Нет, это не тетерева танцевали по траве вокруг можжевельников, это [[глухари]] выбрались из болотного леса и остались тут, не смея дальше подняться на открытую паль, где вереск никак их не может укрыть.<ref name="Дневники-1928"></ref>|Автор=«Дневники», 1929}}
 
== Источники ==