Николай Васильевич Гоголь: различия между версиями

== Цитаты о Гоголе ==

 

 

{{Q|Гоголя нет!.. [[Грусть|Грустно]] и тяжело! Нет великого [[художник]]а, и нет великого создания, им недоконченного. С именем Гоголя, с его великим поэтическим трудом связывались все надежды, всё будущее нашей литературы. Теперь исчезли её надежды, а может быть, и всё её [[будущее]], вместе с потерею величайшего русского писателя, величайшего и вместе, кажется, последнего русского художника. Пусто стало в русской литературе, ей больше уже нечего ждать. Так грустно становится при этой горькой мысли, что ещё невозможен стройный и последовательный отчет о заключившем, — да, заключившем! — уже свою деятельность [[гений|гениальном]] писателе.

Грустно, грустно! Это чувство всего чаще приходит теперь на душу, и это слово всего чаще просится на уста.<ref>Аксаков К.С. «На смерть Гоголя» (1852 г.), ''Пути русской прозы XIX века''. Ленинград, 1976 г., стр.16-29</ref>|Автор=[[Константин Сергеевич Аксаков|Константин Аксаков]]|Комментарий= «На [[смерть]] Гоголя»}}

 

 

{{Q|...Холодность, с какою [[публика]] отнеслась к «[[s:Одиссея (Гомер/Жуковский)|Одиссее]]» [[Василий Андреевич Жуковский|Жуковского]], возмущала его, казалась ему признаком отсутствия вкуса, [[ум]]ственного бессилия общества, и он находил, что ему нечего торопиться с окончанием «[[Мёртвые души|Мёртвых душ]]», так как современные ему [[люди]] не годятся в [[читатель|читатели]], не способны ни к чему художественному и спокойному. «Никакие рецензии не в силах засадить нынешнее [[поколение]], обмороченное политическими брожениями, за [[чтение]] светлое и успокаивающее душу». Лето 1849 года Гоголь провёл у [[w:Александра Осиповна Россет|Смирновой]], сначала в [[деревня|деревне]], затем в [[Калуга|Калуге]], где [[w:Смирнов, Николай Михайлович|Н.М. Смирнов]] был губернатором. Там он в первый раз прочёл несколько глав из второго тома «Мёртвых душ». Первые две главы были совершенно отделаны и являлись совсем не в том виде, в каком мы читаем их теперь. [[w:Александра Осиповна Россет|Александра Осиповна]] помнила, что первая глава начиналась торжественным лирическим вступлением, вроде той страницы, какою заканчивается первый том; далее её поразило необыкновенно живое описание чувств Тентетникова после согласия генерала на его [[брак]] с Уленькой, а в последующих семи главах, ещё требовавших, по словам Гоголя, значительной переработки, ей понравился роман светской красавицы, которая провела [[молодость]] при дворе, скучает в провинции и [[влюблённость|влюбляется]] в Платонова, также [[скука|скучающего]] от ничегонеделанья.

В Калуге Гоголь не оставлял своей [[литература|литературной]] работы и всё [[утро]] проводил с пером в руке, запершись у себя во флигеле. Очевидно, творческая способность, на время изменившая ему, отчасти вследствие физических [[страдание|страданий]], отчасти вследствие того болезненного направления, какое приняло его [[религия|религиозное]] [[чувство]], снова вернулась к нему после его [[путешествие|путешествия]] в [[Иерусалим]]. О том, какой живостью и непосредственностью обладало в то время его [[творчество]], можно судить по небольшому [[рассказ]]у князя [[w:Оболенский, Дмитрий Александрович|Д. Оболенского]], ехавшего вместе с ним из Калуги в Москву. Гоголь сильно заботился о портфеле, в котором лежали тетради второго тома «Мёртвых душ», и не успокоился, пока не уложил их в самое безопасное место {{comment|дормеза|Дормез (фр. dormeuse) — старинная дорожная карета, приспособленная для спанья.}}.<ref>''[[w:Анненская, Александра Никитична|Анненская А.Н.]]'' Гоголь. Его жизнь и литературная деятельность. Биографическая библиотека Флорентия Павленкова. Москва, 1895 г.</ref>|Автор=[[Александра Никитична Анненская|Александра Анненская]]|Комментарий=«Гоголь. Его жизнь и литературная деятельность», 1895}}

 

 

{{Q|Смех [[Мефисто]], гордость [[Каин]]а, сила [[Прометей|Прометея]], [[мудрость]] [[Люцифер]]а, [[свобода]] сверхчеловека — вот различные в веках и народах «великолепные [[костюм]]ы», маски этого вечного подражателя, приживальщика, [[обезьяны]] [[Бог]]а. Гоголь, первый, увидел [[чёрт]]а без [[маска|маски]], увидел подлинное лицо его, [[страх|страшное]] не своей необычайностью, а обыкновенностью, [[пошлость]]ю; |Автор=[[Дмитрий Сергеевич Мережковский|Дмитрий Мережковский]], «[[s:Гоголь. Творчество, жизнь и религия (Мережковский)/Часть первая/I|Гоголь. Творчество, жизнь и религия]]» }}

...В [[молодость|молодости]] он, по собственному признанию, творил беззаботно и безотчетно: когда его давила [[грусть]], он освобождался от неё [[смех]]ом. Но с годами это [[соловей|соловьиное]] [[пение]] стало для него невозможным: под влиянием [[Александр Сергеевич Пушкин|Пушкина]] он взглянул на дело серьёзнее и относительно каждого своего произведения стал ставить вопросы:«зачем» и «для чего»; он понял, что раньше он смеялся даром. Ему стало ясно, что не себя самого надо освобождать смехом от [[печаль|печали]]: надо делать ''им'' живое [[общество|общественное]] дело — освобождать Россию от чудовищ, изгонять из неё [[бес]]ов. Ибо смех — могущественное орудие [[борьба|борьбы]]: «насмешки [[боязнь|боится]] даже тот, кто больше ничего на свете не боится».<ref>''[[Евгений Николаевич Трубецкой|Евгений Трубецкой]]''. «Два зверя. Статьи 1906-1919 гг.» 2010 г. ISBN 978-5-9989-10371</ref>|Автор=[[Евгений Николаевич Трубецкой|Евгений Трубецкой]], из статьи «Гоголь и Россия»}}

 

 

== См. также ==