Валентин Петрович Катаев: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
→‎Цитаты из произведений: + Гость из Калуги
дополнение, оформление
Строка 7:
 
== Цитаты из произведений ==
{{Q|Белый андреевский флаг, косо перекрещенный голубым крестом, всё ещё висел, как конверт, высоко над орудийными башнями, шлюпками, реями. Пусто было на палубах и мостиках броненосца, лишь кое-где торчала прикладом вверх винтовка [[румыны|румынского]] часового. Но вот флаг дрогнул, опал и коротенькими скачками стал опускаться. Обеими руками снял тогда Родион фуражку и так низко поклонился, что кончики новых георгиевских лент мягко упали в пыль, как оранжево-чёрные [[деревня|деревенские]] цветы [[чернобривцы]]. ― Что, моряк, каешься? ― раздался вдруг у самого Родионова плеча [[веселье|весёлый]] голос. Родион поднял голову и увидел знакомого минного машиниста.<ref name="Девятитомник">''Катаев В.П.'' Собрание сочинений в 9 т. Том 1. Рассказы и сказки. М.: «Худ. лит.», 1968 г.</ref>|Автор=из рассказа «Родион Жуков», 1925}}
 
{{Q|Здесь ещё на всём лежали следы старой традиции [[религия|религии]], кустарных ремёсел, потребления, социального строя. Плыла и качалась среди низких, опасных туч высокая, скучная станичная [[церковь (сооружение)|церковь]], прямая и аккуратная, как слепой [[солдат]]. Узкие стёжки бежали по всем направлениям зелёного церковного двора. Но из деревянных ступеней, из паперти рос [[паслён]].<ref>''Катаев В.П.'' Собрание сочинений: В 9 т. Том 7. — М.: «Худ. лит.», 1971 г.</ref>|Автор=«Время, вперёд!», 1932}}
 
{{Q|Здесь даже в самый яркий полдень была сумрачная прохлада. Множество одуряющих запахов резко ударило в нос. Особый, очень острый запах [[осока|осоки]] смешивался со сладкой, какой-то [[орех]]овой вонью [[болиголов]]а, от которой действительно начинала болеть голова. Остролистые кустики [[дурман]]а, покрытые чёрно-зелёными коробочками с мясистыми колючками и длинными, необыкновенно нежными и необыкновенно белыми вонючими цветами, росли рядом с [[паслён]]ом, [[белена|беленой]] и таинственной [[сон-трава|сон-травой]]. На тропинке сидела большая [[лягушка]] с закрытыми глазами, как заколдованная, и Петя изо всех сил старался на неё не смотреть, чтобы вдруг не увидеть на её голове маленькую [[золото|золотую]] коронку. Вообще всё казалось здесь заколдованным, как в [[сказка|сказочном]] лесу. Не здесь ли бродила где-нибудь поблизости худенькая большеглазая Алёнушка, безутешно оплакивая своего [[брат]]ика Иванушку?<ref>''Катаев В.П.'' «Белеет парус одинокий». — М.: Эксмо, 2007 г.</ref>|Автор=«Белеет парус одинокий», 1936}}
 
{{Q|Под [[Верден]]ом погиб батальон французской пехоты. Он двигался ходом сообщения, наткнулся на неприятельскую минную галерею и был взорван. Из обвалившейся земли торчало лишь несколько штыков. Впоследствии французы превратили эту ужасную братскую могилу в памятник: залили ее бетоном и сделали надпись. Из бетона, среди венков с полинявшими трехцветными лентами, косо торчали кончики заржавленных штыков. Думая об этом, я всегда вспоминаю другой случай, у нас на Западном фронте в 1916 году. Батарея стояла на позиции под Сморгонью, слева от той самой знаменитой дороги [[Минск]] ― [[Вильно]], по которой отступала из России армия [[Наполеон]]а. Дорога эта хорошо известна по картине Верещагина. На ней изображена лютая [[зима]], полосатый столб и аллея траурных [[берёзы|берёз]]. У нас же под Сморгонью в ту пору была [[весна]] ― конец свежего [[Белоруссия|белорусского]] мая. С батареи мы видели длинный ряд старинных [[кутузов]]ских берез, ставших за сто лет гораздо толще и выше. Кое-где порванные и расщепленные неприятельскими снарядами, они радовали чистотой, молодостью зелени. Вторую неделю на фронте было затишье. Воспользовавшись им, мы очень хорошо замаскировали орудия молодым [[ельник]]ом, выкопали дорожки, обложили их камешками, возле блиндажей вбили в землю скамеечки и столики, на которых нарисовали шашечные клетки, ― словом, превратили нашу батарею в прелестный уголок.<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из рассказа «Под Сморгонью», 1939}}
 
{{Q|Жила девочка Женя. Однажды послала её [[мама]] в магазин за баранками. Купила Женя семь баранок: две баранки с тмином для папы, две баранки с маком для мамы, две баранки с сахаром для себя и одну маленькую розовую баранку для братика Павлика. Взяла Женя связку баранок и отправилась домой. Идет, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает. А тем временем сзади пристала незнакомая [[собака]] да все баранки одну за другой и съела: сначала съела папины с [[тмин]]ом, потом мамины с [[мак]]ом, потом Женины с [[сахар]]ом. Почувствовала Женя, что баранки стали что-то чересчур лёгкие. Обернулась, да уж поздно.<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из сказки «Цветик-семицветик», 1940}}
 
{{Q|С утра лил дождь. Дул сильный ветер. Высокие [[сосна|сосны]] раскачивались во все стороны, стукаясь сухими ветками. В [[лес]]у было сумрачно. Холодная вода стояла в траве по щиколотку. Женю и Павлика не пустили гулять. Они целый день сидели в комнате и [[скука|скучали.]] Вдруг слышат: ''гуль-гуль-гуль''. Дети высунулись в окно, посмотрели вверх и увидели под застрехой [[голубь|голубка]]. Как видно, он отстал от своей стаи, заблудился в лесу, вымок и спрятался от непогоды под застреху. Это был очень красивый голубок, весь белый, в пуховых штанишках, с розовыми глазами. Он ходил взад-вперед по выступу дома, проворно вертел головкой, чистил клювом мокрые перышки и сам с собой разговаривал: ''― Гуль-гуль-гуль''. Женя и Павлик очень обрадовались и стали кричать голубку: ― Здравствуй, гуленька! Бедненький гуленька! Иди к нам в комнату, гуленька!<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из сказки «Голубок», 1940}}
 
{{Q|Поспела в лесу [[земляника]]. Взял папа кружку, взяла мама чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а маленькому Павлику дали блюдечко. Пришли они в лес и стали собирать ягоду: кто раньше наберёт. Выбрала мама Жене полянку получше и говорит: ― Вот тебе, дочка, отличное местечко. Здесь очень много земляники. Ходи собирай. Женя вытерла кувшинчик [[лопух]]ом и стала ходить. Ходила-ходила, смотрела-смотрела, ничего не нашла и вернулась с пустым [[кувшин]]чиком. Видит ― у всех земляника. У папы четверть кружки. У мамы полчашки. А у маленького Павлика на блюдечке две ягоды. ― Мама, а [[мама]], почему у всех у вас есть, а у меня ничего нету?<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из сказки «Дудочка и кувшинчик», 1940}}
 
{{Q|Перед рассветом мы проснулись от знакомого звука. Мы прислушались. Окно было тщательно заделано темным одеялом. Для того чтобы лучше слышать, я потушил лампочку, отогнул край одеяла и посмотрел на щель. Зрение помогло слуху. Я увидел сонные [[сосны]] подмосковной дачи. В сером небе дрожал розовый [[Марс]]. Звук, разбудивший нас, определился. Не могло быть сомнений: воздушная тревога. Хроматическая гамма сирены, настойчивая и угрожающая. Теперь к ней присоединился непрерывный крик [[паровоз]]а на ближайшей станции. Раздались гудки фабрики. Окрестности кричали. Мы быстро оделись и побежали к детям. [[Жена]] взяла девочку, а я мальчика. Мы завернули их в одеяла и спустились вниз по лестнице, освещенной синей лампочкой. Мы спускались торопливо, но осторожно.<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из рассказа «На даче», 1941}}
 
== Стихотворные цитаты ==
{{Q|Покой, уют. Озябший гость в столовой
Пьёт [[чай]] и трёт ладонью о ладонь.
Строка 21 ⟶ 38 :
:В [[Калуга|Калуге]] у него как жар горит [[рябина]]
:Последним, холодеющим огнём.<ref>''Катаев В.П.'' Избранные стихотворения. Москва, «Астрель», 2009 г.</ref>|Автор=«Гость из Калуги», 1916}}
 
{{Q|Белый андреевский флаг, косо перекрещенный голубым крестом, всё ещё висел, как конверт, высоко над орудийными башнями, шлюпками, реями. Пусто было на палубах и мостиках броненосца, лишь кое-где торчала прикладом вверх винтовка [[румыны|румынского]] часового. Но вот флаг дрогнул, опал и коротенькими скачками стал опускаться. Обеими руками снял тогда Родион фуражку и так низко поклонился, что кончики новых георгиевских лент мягко упали в пыль, как оранжево-чёрные [[деревня|деревенские]] цветы [[чернобривцы]]. ― Что, моряк, каешься? ― раздался вдруг у самого Родионова плеча [[веселье|весёлый]] голос. Родион поднял голову и увидел знакомого минного машиниста.<ref name="Девятитомник">''Катаев В.П.'' Собрание сочинений в 9 т. Том 1. Рассказы и сказки. М.: «Худ. лит.», 1968 г.</ref>|Автор=из рассказа «Родион Жуков», 1925}}
 
{{Q|Здесь даже в самый яркий полдень была сумрачная прохлада. Множество одуряющих запахов резко ударило в нос. Особый, очень острый запах [[осока|осоки]] смешивался со сладкой, какой-то [[орех]]овой вонью [[болиголов]]а, от которой действительно начинала болеть голова. Остролистые кустики [[дурман]]а, покрытые чёрно-зелёными коробочками с мясистыми колючками и длинными, необыкновенно нежными и необыкновенно белыми вонючими цветами, росли рядом с [[паслён]]ом, [[белена|беленой]] и таинственной [[сон-трава|сон-травой]]. На тропинке сидела большая [[лягушка]] с закрытыми глазами, как заколдованная, и Петя изо всех сил старался на неё не смотреть, чтобы вдруг не увидеть на её голове маленькую [[золото|золотую]] коронку. Вообще всё казалось здесь заколдованным, как в [[сказка|сказочном]] лесу. Не здесь ли бродила где-нибудь поблизости худенькая большеглазая Алёнушка, безутешно оплакивая своего [[брат]]ика Иванушку?<ref>''Катаев В.П.'' «Белеет парус одинокий». — М.: Эксмо, 2007 г.</ref>|Автор=«Белеет парус одинокий», 1936}}
 
{{Q|Под [[Верден]]ом погиб батальон французской пехоты. Он двигался ходом сообщения, наткнулся на неприятельскую минную галерею и был взорван. Из обвалившейся земли торчало лишь несколько штыков. Впоследствии французы превратили эту ужасную братскую могилу в памятник: залили ее бетоном и сделали надпись. Из бетона, среди венков с полинявшими трехцветными лентами, косо торчали кончики заржавленных штыков. Думая об этом, я всегда вспоминаю другой случай, у нас на Западном фронте в 1916 году. Батарея стояла на позиции под Сморгонью, слева от той самой знаменитой дороги [[Минск]] ― [[Вильно]], по которой отступала из России армия [[Наполеон]]а. Дорога эта хорошо известна по картине Верещагина. На ней изображена лютая [[зима]], полосатый столб и аллея траурных [[берёзы|берёз]]. У нас же под Сморгонью в ту пору была [[весна]] ― конец свежего [[Белоруссия|белорусского]] мая. С батареи мы видели длинный ряд старинных [[кутузов]]ских берез, ставших за сто лет гораздо толще и выше. Кое-где порванные и расщепленные неприятельскими снарядами, они радовали чистотой, молодостью зелени. Вторую неделю на фронте было затишье. Воспользовавшись им, мы очень хорошо замаскировали орудия молодым [[ельник]]ом, выкопали дорожки, обложили их камешками, возле блиндажей вбили в землю скамеечки и столики, на которых нарисовали шашечные клетки, ― словом, превратили нашу батарею в прелестный уголок.<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из рассказа «Под Сморгонью», 1939}}
 
{{Q|Жила девочка Женя. Однажды послала её [[мама]] в магазин за баранками. Купила Женя семь баранок: две баранки с тмином для папы, две баранки с маком для мамы, две баранки с сахаром для себя и одну маленькую розовую баранку для братика Павлика. Взяла Женя связку баранок и отправилась домой. Идет, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает. А тем временем сзади пристала незнакомая [[собака]] да все баранки одну за другой и съела: сначала съела папины с [[тмин]]ом, потом мамины с [[мак]]ом, потом Женины с [[сахар]]ом. Почувствовала Женя, что баранки стали что-то чересчур лёгкие. Обернулась, да уж поздно.<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из сказки «Цветик-семицветик», 1940}}
 
{{Q|С утра лил дождь. Дул сильный ветер. Высокие [[сосна|сосны]] раскачивались во все стороны, стукаясь сухими ветками. В [[лес]]у было сумрачно. Холодная вода стояла в траве по щиколотку. Женю и Павлика не пустили гулять. Они целый день сидели в комнате и [[скука|скучали.]] Вдруг слышат: ''гуль-гуль-гуль''. Дети высунулись в окно, посмотрели вверх и увидели под застрехой [[голубь|голубка]]. Как видно, он отстал от своей стаи, заблудился в лесу, вымок и спрятался от непогоды под застреху. Это был очень красивый голубок, весь белый, в пуховых штанишках, с розовыми глазами. Он ходил взад-вперед по выступу дома, проворно вертел головкой, чистил клювом мокрые перышки и сам с собой разговаривал: ''― Гуль-гуль-гуль''. Женя и Павлик очень обрадовались и стали кричать голубку: ― Здравствуй, гуленька! Бедненький гуленька! Иди к нам в комнату, гуленька!<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из сказки «Голубок», 1940}}
 
{{Q|Поспела в лесу [[земляника]]. Взял папа кружку, взяла мама чашку, девочка Женя взяла кувшинчик, а маленькому Павлику дали блюдечко. Пришли они в лес и стали собирать ягоду: кто раньше наберёт. Выбрала мама Жене полянку получше и говорит: ― Вот тебе, дочка, отличное местечко. Здесь очень много земляники. Ходи собирай. Женя вытерла кувшинчик [[лопух]]ом и стала ходить. Ходила-ходила, смотрела-смотрела, ничего не нашла и вернулась с пустым [[кувшин]]чиком. Видит ― у всех земляника. У папы четверть кружки. У мамы полчашки. А у маленького Павлика на блюдечке две ягоды. ― Мама, а [[мама]], почему у всех у вас есть, а у меня ничего нету?<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из сказки «Дудочка и кувшинчик», 1940}}
 
{{Q|Перед рассветом мы проснулись от знакомого звука. Мы прислушались. Окно было тщательно заделано темным одеялом. Для того чтобы лучше слышать, я потушил лампочку, отогнул край одеяла и посмотрел на щель. Зрение помогло слуху. Я увидел сонные [[сосны]] подмосковной дачи. В сером небе дрожал розовый [[Марс]]. Звук, разбудивший нас, определился. Не могло быть сомнений: воздушная тревога. Хроматическая гамма сирены, настойчивая и угрожающая. Теперь к ней присоединился непрерывный крик [[паровоз]]а на ближайшей станции. Раздались гудки фабрики. Окрестности кричали. Мы быстро оделись и побежали к детям. [[Жена]] взяла девочку, а я мальчика. Мы завернули их в одеяла и спустились вниз по лестнице, освещенной синей лампочкой. Мы спускались торопливо, но осторожно.<ref name="Девятитомник"></ref>|Автор=из рассказа «На даче», 1941}}
 
== Статьи о произведениях Катаева ==
* см. [[:Категория:Произведения Валентина Катаева]]
 
== Цитаты о Катаеве ==
{{Q|Одна из них ― Сашина тётка Марина, интересна уже тем, что ради неё моя свекровь хранила эту фотографию в своём альбоме. Зато обе её подружки заслужили отдельного описания своей [[судьба|судьбой]]. Первая ― белокурая красотка Эстерка, вскоре после прогулок нагишом по евпаторийскому пляжу вышла замуж за известного писателя Валентина Катаева. Я не знаю, сопровождал ли её Катаев в Евпаторию, но тётя Марина любила, округляя [[глаза]], рассказывать, как он загонял Эстер за себя замуж ― почти насильно, угрожая в случае отказа припомнить кое-какие грешки её отца нэпмана. Плача и рыдая, красавица Эстерка согласилась на этот брак и родила Катаеву [[сын]]а и [[дочь]], которых любящий папочка то ли в «Траве забвения», то ли в «Сухом колодце» обозвал Шакалом и Гиеной. На новом витке истории Гиена вышла замуж за идишисткого поэта Арона Вергелиса, главного редактора печально известного журнала «Советише Геймланд». Не знаю, вышла ли она за него добровольно или он тоже её чем-нибудь припугнул, но на следующем отрезке этого витка у Вергелиса произошло столкновение с Сашей, хранящим в глубинах памяти душераздирающие рассказы тёти Марины.<ref>''[[:w:Воронель, Нина Абрамовна|Н. Воронель]]''. «Без прикрас». Воспоминания. М.: Захаров, 2003 г.</ref>|Автор=[[:w:Воронель, Нина Абрамовна|Нина Воронель]], «Без прикрас. Воспоминания», 2003}}
 
{{Q|В.П.Катаев, считавший себя [[ученик]]ом Бунина, не ошибся, написав о «беспощадно зорких глазах» учителя. [[Иван Алексеевич Бунин|Бунин]] считал «Деревню» своей удачей. В начале 1917 года, когда он работал над корректурой повести для горьковского книжного издательства «Парус», в его дневнике появилась такая запись: «А «Деревня» ― вещь всё-таки необыкновенная. Но доступна только знающим Россию. <...> Дневник 1919 года он <Бунин> писал уже в [[Одесса|Одессе]], куда перебрался из голодной [[Москва|Москвы]], всё ещё надеясь, как на [[чудо]], что большевики не смогут удержаться у власти. В это время с Буниным часто виделся В.П.Катаев, посвятивший ему немало страниц автобиографической повести «Трава забвения». В одном из эпизодов Катаев рассказывает о том, как оставшаяся в городе интеллигенция, в основном беженцы с севера, на каком-то собрании устроили дискуссию по поводу новой жизни и большевистской власти: «Бунин сидел в углу, опираясь подбородком на набалдашник толстой палки. Он был жёлт, зол и морщинист. Худая его шея, вылезшая из воротничка цветной накрахмаленной сорочки, туго пружинилась».|Автор=Элла Кричевская, «Всё в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл», 2003}}
 
{{Q|― Давайте с ходу придумаем название! А следующий кто-то без проволочки выдал: ― Журнал будет называться «Трап»; помните, братцы, ночь на борту «Яна Собесского»? Катаев сказал, что без ЦК нечего даже и пробовать, и взял на себя соединиться с членом Политбюро и секретарем по культуре П. Н. Диомидовым. В непостижимо короткий срок всё сошлось, и могущественный товарищ пригласил инициаторов к себе на Старую площадь. В назначенный день все явились в чистых рубашках и даже при галстуках. Этот фрукт Петр Нилыч был отличим от других членов Политбюро своими темными очками, которых не снимал.<ref>''[[Василий Павлович Аксёнов|Аксенов В.П.]]'' «Таинственная страсть». Роман о шестидесятниках. М.: «Семь Дней», 2009 г.</ref>|Автор=[[Василий Павлович Аксёнов|Василий Аксёнов]], «Таинственная страсть», 2007}}
 
== Статьи о произведениях Катаева ==
* см. [[:Категория:Произведения Валентина Катаева]]
 
== Источники ==