Михаил Ларионович Михайлов: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
→‎Проза: скрипка
→‎Проза: Голубые глазки
Строка 69:
{{Q|Справедливо говорит [[Николай Михайлович Карамзин|Карамзин]], что и «лапландец, рождённый почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный мрак земли своей». Спросили бы вы любого из старожилов городка Б., доволен ли он местом своего жительства... Каждый, наверно, ответил бы вам, что нет на всей поверхности земного шара более приютного, более привольного уголка.
И не прав ли был бы он с своей точки зрения?|Автор=из рассказа «Скрипка», 1853}}
 
{{Q|Саша слушала довольно равнодушно все рассказы Груши, но Фрося втайне очень завидовала жизни мастериц в магазине мадам Эме. Ей хотелось бы и на [[свадьба|свадьбе]] потанцевать; и на гулянье поехать, и принарядиться так, как [[Груша]], на которой всегда была новенькая шляпка, хорошо сшитое платье, свежие перчатки; но Фрося не могла и думать о таком туалете (Груше он стоил, конечно, недорого): плата за такую трудную и кропотливую [[работа|работу]], как шитьё [[золото]]м, была очень мала.
Однажды [[весна|весной]] (Фросе было уже шестнадцать лет) Груша пришла к сестре и подруге с предложением ехать куда-то на загородное гулянье. Она говорила, что у неё есть кавалер, который берёт на себя все издержки по этой поездке. Саша решительно отказалась, говоря, что ей не во что одеться.<ref>''Михайлов М.Л.'' «По своей воле…». — Уфа, Башк. кн. изд-во, 1989 г. — стр.213</ref>|Автор=из рассказа «Голубые глазки», 1854}}
 
{{Q|Но едва ли не раньше [[ласточка|ласточек]] прилетела [[кукушка]]. Горы были ещё совсем обнажены, когда стал раздаваться откуда-то её однообразный и [[грусть|грустный]] крик. Зачем она прилетела, об этом нечего спрашивать. Для всякого, кому эти горы чужая сторона, понятен голос бездомной птицы. Не уставая, звучит он и по утрам, и среди дня, и вечером, и тёмною ночью смолкает ненадолго, — всё одно и одно повторяет, точно зовёт куда! А куда и звать ей, как не на волю? Чем дольше прислушиваешься к этому зову, тем больше [[тревога|тревоги]] и тоски проникает в одинокое, ноющее от горя и злобы [[сердце]]. Я припоминаю какую-то [[песня|песню]] о том, как ведут наказывать молодого рекрута за то, что он бежал с часов, и он говорит: «Братцы, не я [[вина|виноват]] — это птица виновата, она всё кричала и звала меня в родимую сторону». Эта птица была, конечно, кукушка. Какая другая не устанет тянуть вас за сердце так упорно, так неотвязно? Припомнившаяся мне песня — не русская. Но и у нас кукушка играет такую же роль соблазнительницы для тех, кто тоскует в неволе. Невозможность ослушаться этого настойчивого призыва кукушки придала ей во мнении [[русские|русского человека]] не мистический характер, как думали в средние века, а [[генерал]]ьский чин. Быть в бегах — у [[солдат]]а называется состоять на вестях у генерала Кукушкина. Ссыльные, которых выманивает из [[тюрьма|тюрем]] весенняя кукушка, не придают ей никаких метафорических названий; но представление её неразрывно связывается у них с представлением о побеге, и каждый верит, что в голосе этой птицы есть какие-то волшебные чары. И точно, чары в нём есть, — это чары [[весна|весны]], от которых хочется больше, чем когда-нибудь, дышать свежестью поля, прохладою леса, простором [[степь|степи]]. А голос кукушки — первая весть о весне. Тусклые тюремные окошки перестали покрываться толстою корою льда, в котором алмазными искрами зажигалось на несколько минут [[зима|зимнее]] солнце, но зато сквозь оттаявшие стёкла виднее зубчатые железные решётки. По ночам кандалы не стынут на ногах и ноги не зябнут, но железо их стало как будто ещё тяжелее и несноснее. Толстые па́ли, стоящие вокруг тюрьмы сплошною стеной, не пускают ростков, когда и на арестантском дворе начинает зеленеть трава. Они ещё досаднее загораживают простор, чем это было зимою. А кукушка зовёт и зовёт откуда-то издали, напоминая о глухих зелёных тропинках, вьющихся по горным ущельям, о тёмных лесных чащах, о журчанье вольных, рек и ручьёв. Как же не назвать этого голоса волшебным?!|Автор=«Сибирские очерки», 1864}}